Жизнь ненужного человека
Шрифт:
Сутулый человек перестал свистеть, поправил очки и внимательно осмотрел старика.
Сегодня хозяин был особенно противен Евсею, весь день он наблюдал за ним с тоскливой злостью, и теперь, когда старик отошёл с рыжим в угол лавки, показывая там книги, мальчик вдруг шёпотом сказал сутулому покупателю:
– Тех книг не покупайте...
Сказал и вздрогнул в остром испуге. Из-под очков в лицо ему заглянули светлые прищуренные глаза.
– Почему?
Не сразу, с большим усилием, Евсей ответил:
– Я не знаю...
Покупатель
– Ну, идём...
– А - книги?
– воскликнул рыжий.
– Идём...
Рыжий взглянул на него, потом на хозяина, его маленькие глазки часто замигали, и он отошёл к двери на улицу.
– Не желаете?
– спросил Распопов.
Евсей понял по голосу, что старик удивлён.
– Не желаю!
– ответил покупатель, пристально глядя в лицо хозяина. Тот съёжился, отступил, взмахнул рукой и вдруг неестественно громко заговорил незнакомым Евсею голосом:
– Воля ваша! Всё-таки этого я, извините, не понимаю...
– Чего не понимаете?
– спросил сутулый, усмехаясь.
– Рылись два часа, сторговались и вдруг - почему?
– тревожно выкрикивал старик.
– Хотя бы потому, что вспомнил я вашу противную рожу. Вы ещё не издохли?
Сутулый выговорил свои слова медленно, негромко, отчётливо и ушёл из лавки не торопясь, шагая тяжело, гулко.
Минуту старик смотрел вслед ему, затем сорвался с места, мелкими шагами подбежал к Евсею и, схватив его за плечо, быстрым шёпотом заговорил:
– Иди за ним, узнай, где живёт, иди! Незаметно, понимаешь, скорее!
Евсей упал бы, если б старик не удерживал его на ногах. Слова старика сухо трещали в его груди, точно горох в погремушке...
– Чего ты дрожишь, болван?
Чувствуя, что рука хозяина выпустила его плечо, Евсей побежал к двери...
– Стой!..
Он остановился, схваченный криком.
– Куда тебе, - разве ты можешь!.. А-ах...
Евсей отскочил в угол, он впервые видел хозяина таким злым, понимал, что в этой злобе много испуга - чувства, слишком знакомого ему, и, несмотря на то, что сам он был опустошён страхом, ему всё-таки нравилась тревога старика.
Маленький, пыльный старик метался по лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу:
– Н-на-а, - подлец!.. Да-а, - подлец, - я жив!
И крикнул Евсею:
– Запирай лавку!
Войдя в свою комнату, он, перекрестясь, тяжело свалился на чёрный диван. Всегда гладкий, теперь старик
весь был покрыт морщинами, лицо его съёжилось, платье повисло складками на его встревоженном теле.– Скажи хозяйке, чтобы перцовки дала мне, - большую рюмку...
Когда Евсей принёс водку, хозяин поднялся, залпом выпил её и, широко открыв рот, долго смотрел в лицо Евсея, а потом спросил:
– Ты понимаешь, что он меня обидел?
– Да, - сказал Евсей.
Старик поднял руку, молча погрозил пальцем и надломленным голосом проговорил:
– Я его знаю...
Сняв свою чёрную шапочку, потёр руками голый череп, осмотрел комнату, снова потрогал руками голову и лёг на диван.
Раиса внесла ужин и, расставляя на столе тарелки, спросила:
– Устали?
Нездоровится, лихорадка. Дайте ещё перцовки. Посидите с нами, вам ещё рано уходить...
Говорил он торопливо, приказывая. Когда Раиса села, старик приподнял очки и подозрительно осмотрел её.
За ужином он вдруг, подняв ложку вверх, проговорил:
Не хочется есть...
И, наклонив голову над тарелкой, долго молчал.
Евсей настойчиво старался понять, что случилось в лавке. Было похоже, как будто он неожиданно зажёг спичку, и от её ничтожного пламени вдруг жарко вспыхнуло что-то и едва не сожгло его злым огнём.
Люди связаны, опутаны какими-то невидимыми нитями, - если случайно задеть нитку, человек дёргается, сердится.
Старик вдруг тихо и подозрительно спросил, глядя на Евсея:
– Ты о чём думаешь?
Евсей смущённо встал:
– Я не думаю...
– Ну, ступай, - поужинал и- ступай!
Желая позлить хозяина, Евсей начал убирать посуду со стола, нарочно не торопясь. Тогда старик визгливо крикнул:
– Иди, я тебе говорю! Дурак!
Евсей вышел, сел на сундук, дверь он притворил неплотно, - хотелось слышать, что будет говорить хозяин.
– Ты чего сидишь?
Он обернулся. Высунув голову из двери, хозяин смотрел на него.
– Ложись, спи!
Дверь плотно закрылась, Евсей разделся и лёг.
Сухие слова старика шуршали за дверью, точно осенние листья. Иногда старик сердился, вскрикивал, - это мешало и думать и спать.
Утром Раиса снова позвала его к себе и, когда он сел, спросила, улыбаясь:
– Что у вас вчера в лавке-то было?
Евсей подробно рассказывал, она смеялась, довольная и весёлая, но вдруг прищурила глаза и негромко спросила:
– Ты понимаешь - кто он?
– Нет...
– Сыщик!
– шепнула она, глаза у неё пугливо расширились.
Евсей молчал. Тогда она встала, подошла к нему и, гладя его голову, заговорила задумчиво и ласково:
– Какой ты, - ничего не понимаешь. Что такое ты говорил мне? Какая другая жизнь?
Вопрос оживил его, ему очень хотелось говорить об этом. Глядя ей в лицо бездонным взглядом незрячих глаз, он начал рассказывать:
– Есть другая жизнь, - а откуда же сказки? Не только сказки...