Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

–  Княже, невмоготу нам, упроси ордынцев отпустить нас домой! С голоду уморят проклятые басурманы…

Городецкий князь грозно поглядел на бояр:

–  Умолкните! Не наводчиком я сюда явился, а правдоискателем. Таким и на Русь явлюсь!..

Однажды приснился князю Андрею сон, будто пришел к нему Дмитрий, такой же худой, как и наяву, длинную, узкую бороду огладил и спросил укоризненно: «Почто же ты, брат Андрей, погибели мне ищешь? Зачем к хану побежал? В Орду подался не с чистым сердцем. Аль позабыл наказ отца нашего?»

Пробудился князь от говора в каморе. Голос Сазона спрашивал:

–  Давно спит? Отрок ответил:

–  Да изрядно. Князь открыл глаза:

–  С какими вестями, Сазон? Боярин заулыбался:

–  С добрыми, с добрыми.

–  Сказывай! Городецкий князь вскочил.

–  Побывал я у мурзы Чагана, сулил он свести тебя, княже, с сотником Нальбием, старшим в страже ханши Цинь.

–  Ты, Сазон, поистине порадовал меня. Может, этот сотник проведет меня к ханше. Одари, боярин, Чагана и Нальбия щедро.

Сазон кивнул:

–  Завтра, княже, исполню.

* * *

От Донца и Дона далеко на запад, до самого Буга, уходит степь. Она упирается в подошву гор Угорских. В дождливую пору, когда тучи низко опускаются, они цепляются за каменистую гряду и зависают над кручей.

Местами степь разрезают балки и овраги, поросшие густыми кустарниками. Балки и овраги - прибежище диких зверей. Здесь укрываются волчьи выводки, роют норы лисы, устраивают лежбища вепри.

С юга степь льнет к морю Сурожскому, уползает в Тавриду до гор Таврических, ложится к морю Русскому, именовавшемуся Понтом Эвксинским.

С севера степь переходит в лесостепь. Это уже граница Руси…

Когда-то в степи кочевали многочисленные племена. Их сменили печенеги. Они разбивали свои вежи, их многочисленные табуны паслись на привольных травах, а воины постоянно беспокоили города и села Киевской Руси.

Печенегов вытеснили половцы. Но вот ворвались орды татаро-монголов. Они прочно осели в степях Причерноморья.

Эти степи и калмыцкие степи до самых Кавказских гор - все вобрала в себя Золотая Орда. Но из нее два десятка лет назад отделилась орда хана Ногая, могущественного повелителя нескольких туменов. Ногай провозгласил себя ханом, независимым от Золотой Орды, и за ним, бывшим верховным командующим, последовали многие военачальники. За этой ордой прочно укрепилось имя Ногая.

В низовьях Днепра, где широкие плесы и в обилии водится водоплавающая птица, полноводная река расходится на несколько рукавов. Берега поросли густым камышом и тальником, высятся зеленой стеной летом, а в зиму, когда камыши пересыхают, делаются темно-серыми.

Река обильна рыбой: сом и сазан, щука и судак, карп и карась и еще всякая иная обитают в днепровских плавнях.

На днепровском левобережье, чуть выше порогов, где река рвется из своих каменистых берегов, расположились кибитки одного из туменов Ногайской Орды. Арбы и двуколки, юрты и просторные шатры, насколько хватает глаз, покрыли степь.

День у Орды начинался с восходом солнца. Едва оно выкатывалось и от Итиля его лучи разбегались по степи, Ногай выходил из шатра и, щуря и без того узкие глаза, окидывал взглядом стоянку.

Между кибитками и арбами горели костры. Они дымили кизяками и сухостоем, и их горький дым тянуло по степи, прятало в речных плавнях.

Невысокий плечистый Ногай, с лицом, изрытым оспой, и лысой, как шар, головой, был с виду медлительным и немногословным. Но стоило ему поставить ногу в стремя, как он делался быстрым и ловким. Его мысли работали мгновенно. Он отдавал команды своим темникам, и воины знали: с ним им обеспечена победа…

В степи на многие версты паслись стада и косяки коней. Табунщики объезжали их. У просторного шатра Ногая, у коновязи, кони ханских нукеров. Здесь же высоко на шесте бунчук хана.

Ногай поднял голову, посмотрел, как от гор Угорских потянулись облака. Они должны собраться в тучи и пролиться в степи дождем. Он даст степи жизнь, напоит реки, и трава пойдет в рост. Обильные пастбища радуют кочевника.

Почесав шею, хан направился к шатру. Вчера вечером к Ногаю пришел мурза Ахмыл. Он был в Сарае и привез оттуда известие. Когда Телебуг с верными ему воинами был уже в степи, в Сарай приехал городецкий князь. Он намерен ждать возвращения Телебуга. Ногайский хан догадывался, чего будет просить князь урусов Андрей.

Ногай усмехнулся, обнажив гнилые зубы, промолвил:

–  Конязь Андрей - коварный конязь. Он великого владимирского стола ищет. Хе!

Пальцем поманил начальника стражи:

–  Рамазан, позови темников. Все мурзы пусть идут…

Сходились в юрту Ногая, ждать не заставили. Рассаживались на белой войлочной кошме вокруг большого казана с вареным мясом и горой лепешек, жаренных в конском жире. Они лежали на деревянном подносе рядом с бурдюком с кумысом.

Ногай сидел на кожаных подушках и лукаво посматривал на своих сподвижников. А они выжидали, когда первым заговорит хан. Он знал каждого из них. В те годы, когда Ногай отделился от Золотой Орды, они были кто сотниками, а иные еще в десятниках числились. Теперь все они темники и мурзы и не раз водили орду в набеги. С ними Ногай чувствовал силу и уверенность.

Молчат бывалые воины: если хан позвал их, ему есть о чем сказать.

Еще раз Ногай повел взглядом по сподвижникам и начал:

–  Мурза Ахмыл говорил, в Сарай приполз городецкий конязь просить милости у Телебуга.

И замолк: ждал, что скажут сподвижники.

–  Хе, - открыл рот темник Абдул, - конязь Андрей - сын Искандера.

–  Конязь Андрей коварный, он не любит брата Дмитрия. Но почему он приполз в Сарай, а не к тебе, Ногай?

–  Он не знает дорогу к нашим кибиткам, - зашумели в юрте.

–  Мы напомним ему, - рассмеялся один из темников.

–  Мы давно не горячили наших коней и не водили батыров на Урусию…

Но Ногай прервал его:

–  Нет, Усеин, мы не направим наши тумены в землю урусов. Пусть конязь Андрей выпьет молока из табуна Телебуга, а мы подождем. Настанет время, и урусы приползут к нашим кочевьям. На брюхе приползут.

–  Дзе, дзе! Хорошо говоришь, мудрый хан, - закивали татары.

–  Урусы грызутся за кость, как стая псов, - проворчал Абдулка.