Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

–  Ты мудро рассудил, Сатар. Когда правое крыло обнажит сабли и насядет на тебя, оно непременно повернется ко мне боком и я пошлю на него темников Сургана и Надира. Тохта не выдержит паники, тут я с тремя тысячами вступлю в сражение. Мы одолеем Тохту и заставим его бежать, как трусливого шакала.

* * *

На дальние курганы выскочили первые всадники, крутнули коней и исчезли, а вскоре в степи появились сотни и тысячи воинов. Они выстроились в боевой порядок, подняли бунчуки, застучали в тулумбасы. Раздались звонкие команды, и в сухую землю ударили тысячи копыт.

Орда пошла на орду.

Сшиблись. Звенел металл, лязгала сталь сабель, визжали и хрипели воины. Ржали, грызли человека дикие татарские кони. Степь кричала и стонала, щедро лилась кровь, под конскими копытами трещали кости воинов.

В битве сцепились две конные силы, и никогда прежде не доводилось видеть Любомиру такую жестокую сечь. Накануне боя мурза Чета сказал русским гридням:

–  Кто приведет хану на аркане ослушника Ногая, тот, милостью величайшего, будет вознаграждён.

–  Зрите, Ногай на кургане!
– выкрикнул Любомир и первым толкнул коня в сечу.

За ним помчались другие гридни.

–  Заедино держитесь!
– подал голос Любомир и занес меч.

Долго рубились русичи, и там, где гуляли их мечи, пролегали улицы. К исходу боя половина русичей пала под татарскими саблями.

Сначала бой склонялся в пользу Ногая. Вот качнулось левое крыло орды Тохты, но вскоре выровнялось. Не повернул хан Тохта и чело. Тогда ударили по нему ногайцы, задев и правое крыло. Будто изогнулось золотоордынское воинство, но спустя время тоже выровнялось.

С тревогой следил за сражением Ногай. Так, как он рассчитывал, бой не получился. И хан сказал:

–  Пора!

Принял из рук нукера шлем, надел и, подняв руку в кожаной рукавице, дал знак тысячникам.

Три тысячи воинов, подчиняясь ханскому приказу, гикая и визжа, помчались в сражение.

Прищурившись, взирал на битву Тохта. Он видел, как упорно наседают на него ногайцы. Но вот хан заметил и другое - в сражение вступил сам Ногай.

–  Егудай, кажется, Ногай задыхается, - сказал Тохта.

–  Он задохнется, когда я пошлю на него еще два тумена.

–  Ты это сделаешь сейчас?

–  Я подожду, пока за спиной Ногая не окажутся темники, какие отправились в обход.

–  Но почему они задерживаются? Не опоздают ли?

–  Я ожидаю их, когда солнце перевалит за половину своего пути.

–  Ха, - выдохнул Тохта, - но это скоро… Тумены появились совсем неожиданно для Ногая.

Свежие, совсем не измотанные. Их удар был настолько стремительным, что ногайцы перестали сопротивляться. Они попятились, заметались. Ногай вздыбил коня. Кто-то из нукеров ухватил его за повод, потащил из боя. На нукеров наскочил Любомир, ударил одного. Краем глаза успел заметить, как в него метнули аркан. Упал на гриву. Петля пронеслась над ним. Мелькнула мысль: миновал плена.

На Любомира налетели два ногайца, а хан Ногай занес саблю. Отбив удар, гридин сшибся с Ногаем. Хан хоть и стар, а рубился ловко. Но на подмогу Любомиру подоспели товарищи. Они сбили ногайцев, прикрывавших хана, а Любомир, извернувшись, достал его…

Рассеяв и уничтожив большую часть ногайской орды, Тохта потерял интерес к сражению. Он ждал, когда к нему пригонят, как побитую собаку, того, кто вздумал называться ханом. Тохта станет глумиться над своим недругом и заставит его встать на колени на устрашение всем мурзам и темникам, толпившимся за хвостом ханского коня.

–  Егудай, почему не ведут Ногая?
– спросил Тохта у темника.

–  Великий хан, - темник потупил голову, - его зарубил в бою русич. Он привез тебе голову непокорного.

Лицо Тохты искривилось в гримасе, он хлестнул темника плетью.

–  Где этот гридин?..

Любомир спешился, поцеловал землю у копыт коня Тохты. Хан дышал тяжело, замерла его свита.

–  Ты не исполнил моего повеления, русич! Любомир поднял голову, смело взглянул хану в глаза:

–  Величайший из величайших, Ногай погиб, как подобает воину, с саблей в руке.

Тохта поднял плеть, но удара не последовало. Голос хана был хриплым:

–  Ты не притащил мне жийого Ногая, но совершил над ним суд, какой вправе вершить только я, а потому я казню тебя.

К Любомиру подскочили нукеры.

–  Поступите с ним так, как он с Ногаем. Нукеры кинулись на гридина, но тот оттолкнул их:

–  Не троньте, сам пойду!..

* * *

Княгиня Анастасия лежала на высоких подушках, и мысли ее были далеко, там, где в Дикой степи хан казнил Любомира. О том поведали гридни, поздней осенью вернувшиеся из Орды.

Говорят, беда не ходит в одиночку, - княгиня в том убедилась. «Для кого теперь жить?
– задавала она не раз себе этот вопрос.
– Почему не убилась тогда, падая с лошади?»

Скрипнула дверь, и в опочивальню вошел князь Андрей. Анастасия насторожилась. Он уселся в ее ногах, долго молчал. Она ни о чем не спрашивала. Пожалуй, Анастасия знала, какой разговор поведет Андрей Александрович. Последнее время он избегал княгини, все дни был пасмурным, готовился к зимнему полюдью.

Князь вздохнул:

–  Ты не убереглась, Анастасия, и горько наказала меня.

–  Аль я того хотела, княже Андрей Александрович?

–  Сколько лет ждал я!

–  Видно, так Богу угодно.

–  За чьи грехи?
– усмехнулся он.

В опочивальне снова наступила тишина. Наконец князь промолвил:

–  Кому стол наследовать? Что она могла ответить ему?

–  Когда я брал тебя в жены, то мыслил о сыне, но ты долго жила пустым цветом.

–  Моя ли в том вина?

–  Господь рассудит.

Сказал князь и будто хлыстом ударил княгиню. Она сжалась, попросила:

–  Дозволь, великий князь, мне в монастырь удалиться.

–  В келье покоя ищешь? Либо есть покой на земле?

–  Богу послужить хочу, вины свои отмолить. При тусклом свете лампады, тлевшей под образами, Анастасия увидела, как зло сверкнули глаза князя.

–  Сердцем чуял, не любила ты меня уже с того часа, как взял тебя в жены.

Ничего не возразила Анастасия. Великий князь встал, подошел к двери и, взявшись за ручку, бросил резко:

–  Поступай, как душа тебе подсказывает.