Жизнь нежна

— А-аа! Вот она где, змеища, притаилась!! Прямо на груди моей!! Алинка твоя баба?! Ты с ней?.. Ты к ней собрался уходить?!

Сергей и Алина недоуменно переглянулись. Причем в его взгляде растерянности было куда больше, чем у домработницы. В ее глазах явно плескался стыд.

Неужели он не ошибся, когда подозревал ее в тайной страсти? Неужели Алина и впрямь питает к нему чувства, вот и прическу поменяла, и Тайке не возражает.

— Там милиция, Сергей, — повторила Алина, когда Тая немного выдохлась и примолкла.

— Какая милиция? — не сразу понял он.

— Следователи Мухин, Воронов, те, что нас допрашивали уже, с ними еще какие-то люди.

— Какие люди?! А что им надо, не сказали?

— За тобой явились! — снова взвилась обрадованно Тая, начав хохотать истерично. — Делить он со мной все собрался! Там тебе все поделят! Все мне и детям останется! Иди, иди встречай!..

Все, что происходило дальше, напомнило Сергею Хаустову одну из многочисленных серий его кошмарных сновидений, что мучили его после смерти Алексея.

В его дом, или квартиру — тут случались варианты, в зависимости от того, где он оставался ночевать — входят люди в странных серых одеждах. Смотрят на него пустыми странными глазами. И говорят с ним странными безликими голосами. Он вроде силится понять, что сказано ими, силится уловить смысл пустых серых фраз, но все сливается в одно страшное казенное слово: виновен.

Просыпался он обычно в холодном поту. Подолгу лежал, корчась под одеялом и прижимаясь влажным телом к простыням. Слушал бешеные скачки своего сердца и успокаивал себя лишь тем, что это всего лишь сон. Глупый, навязчивый страшный сон, который не может быть правдой, потому что он — Сергей Хаустов — ни в чем ни перед кем не виноват.

Потом как-то все внезапно исчезло. Кошмары перестали его мучить, подзабылись, и вот теперь, кажется, вернулись вновь, но уже в реальности.

Толпа чужих людей, хозяйски расположившаяся за его громадным столом в столовой, в самом деле показалась ему безликой, серой копошащейся массой. Они деловито и долго перекладывали какие-то бумаги, настраивали дурацкие дешевые авторучки, которые отказывались писать. Переглядывались строго и не говорили ничего.

Нет, когда они вошли все вместе, Мухин что-то зачитал монотонным противным голосом. Про какие-то права, про понятых, и про то, что кто-то подозревается…

Господи, они что, с ума сошли?! Они кого пришли арестовывать?! Его?!

— На каком основании? — вдруг выпалил Хаустов в полнейшей тишине, нарушаемой лишь чопорным шорохом казенной линованной бумаги. — На каком основании вы вламываетесь в мой дом?! Кого, я не понял, вы подозреваете?!

Ответила за всех Тая.

Она вдруг сорвалась с кресла, в котором притихла, покусывая губы, пока все эти люди рассредоточивались по их столовой. Начала кружить вокруг Мухина и его молодого помощника и начала орать:

— Забирайте его! Арестовывайте! Он убийца, он! Я могу это доказать!

— Да ну! — уставил на нее Мухин неуставной игривый взгляд. — Вы готовы сотрудничать со следствием?

— Да, готова!

И она прямо как пионер-герой встала, выпрямив спину и отставив толстую ногу в черных рейтузах, которые называла — легенцы, чуть в сторону. Еще горна и барабана ей не хватает, вяло подумал Хаустов, наблюдая за происходящим в его доме.

— Ну, ну, ждем, — подначил ее Мухин, покосившись на Воронова и, кажется, подмигнув ему.

Конечно, станешь моргать, когда такая удача сама в руки падает. Даже напрягаться особо не надо. Все сразу получи: и свидетельские показания, уличающие убийцу, и доказательства.

— Я щас! — рванула было Тайка из столовой, но ее тут же остановили.

— Мы, пожалуй, пойдем вместе с вами, — мягко пояснил Мухин, только что руку ей не предложил, выходя плечом к плечу из комнаты. — Надо же все запротоколировать. И понятые нужны в этом деле. Вы согласны?

Конечно, эта гадина была согласна. Она теперь на что хочешь согласится, лишь бы его упрятать далеко и надолго. Как все своевременно получилось, небось, ликовала ее подлая душа! Только собралась делить с мужем добро, и тут бац — подфартило. Да как еще!

Хаустов остался один на один с Вороновым.

— Вы мне можете объяснить, что все это значит? — спросил он у него, когда все вышли и начали подниматься по лестнице. — Хорошо, дети в летнем лагере… не видят этого переполоха…

— Я бы не стал называть все это переполохом, — возразил молодой следователь, поглядывая на него с явным любопытством.

— А как бы вы это назвали?

— Логичным завершением целой серии преступлений, то есть арестом преступника. — И снова в сторону Хаустова странный взгляд. — А вы думали, что все это будет продолжаться до бесконечности?

— Что все? — Сергей ухватился за голову, отказываясь принимать его слова за правду, стараясь относить все это к словесному блуду зарвавшегося чиновника.

— Все то, что происходило! Одно убийство следовало за другим. И вот, что главное… — Тут Воронов встал из-за стола, опасливо выглянул за двери столовой и, понизив голос до шепота, спросил: — Вы что же, в самом деле, думали, что никто не заметит этой странной зависимости?

— Какой, какой зависимости?! Я вообще не понимаю, о чем речь!

— Речь о том, что все эти бессмысленные, казалось бы, убийства направлены на соблюдение и сохранение интересов одного-единственного человека.

— Какого человека?

— Вас! Вас, уважаемый гражданин Хаустов, — делая акцент на слове «гражданин», ответил не без издевки молодой Воронов. — Сначала погибает ваш брат. Странно и своевременно он погибает, скажу я вам. Только-только успел оформить на вас доверенность. Как тут же — бац, и в ящик!

— Прекратите! Я не стану с вами больше говорить без своего адвоката! — взорвался Хаустов.

Все эти намеки он выслушал еще три года назад. Ему за глаза хватило тогда. И от следователей слушал, и от близких знакомых. И даже господин Терехов неоднократно бросал в его сторону задумчивый взгляд и намекал, намекал, намекал, старый хрен.

— Ваше право на адвоката никто не оспаривает, — быстро согласился Воронов. — Но если позволите, я продолжу.

— Валяйте, — кивнул Хаустов. — Я-то ничего говорить не стану, так и знайте.

А что ему оставалось делать? Дать в зубы этому молодому нахалу он не мог. Выставить его из своего дома не мог. Заставить замолчать было не в его власти. Пускай говорит, решил Сергей, хуже ему от этого уже не станет.