Жизнь номер два

Отец не курил и курение табака в доме, мягко говоря, не приветствовал, поэтому, когда обед закончился, доктору Штейнгафту и боярину Волкову пришлось пускать дымы на балконе. Я воспользовался случаем и сообщил отцу о приглашении к Болховитиным. Отец дозволил, тут же подозвал Ирину и велел ей присоветовать мне выбор подарка. Сестрица сказала, что было бы вполне уместно преподнести имениннице коробку настоящих венских конфет, небольшую, на две дюжины, чтобы подарок не получился неприлично дорогим. Отец покупку такого подарка одобрил и профинансировал, я отправился к себе, и уже на лестнице получил сигнал от Аглаи.

Однако же, скоро сказка сказывается, а передвижение женщины — дело не такое скорое даже в городских условиях. К появлению Аглаи я успел не только запастись съестными припасами, но и изрядно соскучиться, и потому полез к Аглае с настойчивыми ласками, даже не дав ей перевести дух с дороги. Извиняло меня лишь то, что сама она явно ничего против такой нетерпеливости не имела.

…Полюбовавшись задремавшей Аглаей, я сел на кровати и задумался. Впервые за недолгое время наших с ней отношений, если, конечно, можно так назвать то, что происходило между нами, я попытался решить для себя, что именно эта связь для меня значит. Секс или, как тут говорят, заветные утехи — да, конечно. Ощущение собственной значимости, потому что могу ей в какой-то мере покровительствовать, тоже. Да, деньги ей платит отец, но я даю ей хоть немного простой человеческой заботы. К дочке отпустил ее сегодня, и буду отпускать дальше. Поесть вот тоже… Взгляд зацепился за маленькую корзинку, стоявшую на полу у стола. Хм, корзинка-то Аглаина, а я даже не обратил внимания, что она пришла с поклажей. Заглянув в корзинку, я нашел там завернутые в чистую тряпицу небольшие пирожки, судя по запаху, с гречкой и грибами. Дешевая народная еда. Я переставил корзинку с пирожками на стол, не дело это, держать еду на полу. Какой, интересно, у Аглаи заработок? И какую его долю тратит она на то, чтобы иметь, так сказать, товарный вид? Платья, белье, чулки, обувь, все это удовольствие недешевое. Однако же принесла поесть, поучаствовала в устройстве нашего быта, пусть и малой денежкой… Хорошая она. Честное слово, хорошая.

— О чем призадумался, боярич? — Маленькие ладошки легли мне на плечи. Проснулась…

— Да вот, пироги твои на стол поставил, думал, съем их, пока ты спишь, — решил я отшутиться.

Что это шутка, до Аглаи дошло не сразу, но через несколько секунд она мелодично рассмеялась.

— Шутишь! И не побрезгуешь?

— А с чего тут брезговать? — удивился я. — Они у тебя что, несъедобные, что ль?

— Тебя-то такими, небось, не кормят, — пояснила Аглая. — Я себе принесла.

— Вот ты и покормишь, — я повернулся и обнял ее. — Я тебя покормлю, ты меня, и будем с тобой сытые и довольные.

— Ох, боярич, ты со мной прямо как с ровней, — Аглая даже головушкой покачала.

— А ты сейчас и есть ровня, — сказал я и, видя ее недоумение, пояснил: — Ты голая, я голый, кто в каком роду родился, и не видать.

Аглая недоверчиво хихикнула. Нет, ну я ей сейчас покажу, что такое ровня.

— Иди-ка ко мне, — поманил я ее…

[1] Иеромонах — монах, имеющий сан священника.

Глава 16. Гроза

С венскими конфетами в качестве подарка Ирина оказалась более чем права. Удовольствие, прямо скажу, совсем не дешевое, зато и эффект соответствующий. Именинница только что не подпрыгнула от радости, женская половина гостей посверкала глазками, сначала завистливо, а чуть попозже, когда конфеты пошли на общее угощение, то и обрадованно, а мамаша виновницы торжества отметила мое подношение благосклонным кивком. Всего на празднике я насчитал двадцать одного человека — как раз каждому конфету, да три штучки именинница себе оставит на вечер или на утро.

Пришлось, ясное дело, пройти через процедуру взаимных представлений, впрочем, многих присутствующих я помнил благодаря прежнему Алеше Левскому, а многих знал уже и сам, поскольку почти половину гостей нашего с именинницей возраста составляли мои же недавние товарищи по гимназии, а другую половину — те же девушки, с которыми знакомились на выпускном балу. Празднично-развлекательная программа ничего особенного не предлагала — танцы, закуски «а-ля фуршет», да умеренное количество шампанского. Молодежи, после того, как все взяли с разносимых слугами подносов по бокалу, больше не подносили, только старшим. Зато прохладительные напитки имелись, как говорится, в широчайшем ассортименте и неограниченном количестве.

Где-то к исходу первого часа я заметил, что наблюдаемое обилие весьма и весьма привлекательных девушек меня не то что не возбуждает, а и просто не впечатляет. Впрочем, а чему удивляться, если вечером у меня встреча с Аглаей? При всех своих внешних качествах, местами очень даже, хм, выдающихся, сравнения с этой не столь яркой красоты женщиной девицы не выдерживали. Хотя… Невесту-то мне, ежели я сам этим не озабочусь, подбирать будут если уж и не прямо из этих, то уж в любом случае из таких же, так что стоило присмотреться. Приглядывался я в первую очередь по фигуре, а затем, исходя из того, что при прочих равных показателях меня больше привлекают девушки нордического типа — чтобы волосы посветлее, глаза поголубее, а кожа побелее. А если уж и наличие ума удастся обнаружить, это вообще чудесно. Две девицы — боярышня Щукина и княжна Бельская — соответствовали названным требованиям в наибольшей степени, но предпочтительнее смотрелась Лизонька Щукина, потому как была поумнее. Однако же показывать на публике свое явное предпочтение общению с одними девушками в ущерб другим считалось здесь не вполне приличным, поэтому общаться приходилось со всеми примерно в равной мере.

Вообще, скажу я вам, искусство светской беседы — это что-то… Попробуйте поговорить с собеседником буквально ни о чем, но так, чтобы и он остался впечатлен вашим живым умом, и у вас не было ощущения впустую потраченного времени, и вы меня поймете. Прежний Алеша, хоть и был балбесом, азами этого искусства владел, а уж живого ума и житейского опыта, пусть и полученного совсем в другой среде, у меня у самого хватало, так что лицом в грязь я, надеюсь, не ударил. Во всяком случае, родители именинницы общением со мной остались довольны и даже выразили надежду, что бывать в их доме я буду почаще. Разочаровывать их своим скорым отъездом в Германию я не стал.

Доносились до меня и разговоры других присутствующих, пусть я и не старался их подслушивать, за единственным исключением. Та самая княжна Бельская очень уж переживала за боярышню Сашеньку Михайлову, которой, как и моей двоюродной сестре, отказали в приеме в царицыну свиту, а Илюша Никитин, самый, пожалуй умный из выпускников нашей гимназии (ну, ясное дело, после меня, хе-хе), пытался ей объяснить, что матушка упомянутой Сашеньки вообще напрасно подавала прошение. Княжна не поняла, и Илюша вместе с пришедшей ему на помощь именинницей растолковали ей, что, пусть и при таких отказах причину не указывают, в данном случае эта самая причина всем известна — отец Сашеньки, боярин Дмитрий Михайлов, при живой жене жил с любовницей, ни от кого не прячась, да и с самой той любовницей все было, как бы это помягче выразиться, не очень чисто. И раз уж даже Боярская Дума отрешила боярина Михайлова от права участвовать в своих заседаниях до тех пор, пока он не одумается и не удалит от себя женщину с крайне сомнительной репутацией, то нечего было и мечтать о том, что его дочери позволят находиться возле царицы. Интересно… Очень, я бы сказал, интересно. Что же такого нехорошего известно в Кремле о Волковых, если в том же самом отказали Ирине?

…Мои же собственные дела шли ни шатко, ни валко. Дозорный отряд Вани Лапина так пока и не обнаружил никого, кто перемещался бы между нашей усадьбой и домом Алифантьева, и я потихоньку начинал задумываться о свертывании неудачного проекта и об экономии своих карманных денег, значительная часть которых уходила на его финансирование. С предвидением тоже особых успехов не наблюдалось. Нет, само оно прекрасно работало, и отец еще пару раз привлекал меня к решению своих денежных дел, тут-то жаловаться было грех. Но вот с управлением тем самым предвидением и особенно с пониманием того, как у меня получается не показывать свою одаренность при его применении, никаких подвижек не отмечалось. Соответственно, не было ясно, на чем ловить скрывающего одаренность вора, чтоб ему колючей проволокой обделаться… Хм, кстати, а не изобрести ли мне тут колючую проволоку? Надо с отцом посоветоваться, вроде бы производство проволоки как таковой больших затрат здесь не требует, а расходиться такая продукция должна, по идее, неплохо.

Раскрывать мне семейные тайны отец тоже не спешил. Более того, я так и не смог узнать у него, что сказали о моих способностях те самые монахи. Зато я разговорил-таки Рудольфа Карловича на предмет состояния матушки. Даже не спрашивайте, как мне это удалось, все равно не скажу, но я чуть ли не клещами вытянул из ученого немца диагноз боярыни Левской — Verlust des Lebensinteresses, потеря интереса к жизни, если по-русски. Причем, как пояснил Штейнгафт, современная наука такую болезнь не признает, потому у нее нет даже официального латинского названия, так что пришлось ему поименовать состояние матушки на родном немецком. М-да, с поведением боярыни Левской в общении с Митей и Татьянкой заключение доктора не стыковалось никак, но я ему об этом не сказал. С отцом я эти нестыковки, скорее всего, рано или поздно, обсуждать буду, а со Штейнгафтом, пусть он и наш семейный врач — никоим образом. Вместо этого я поинтересовался у доктора, не может ли состояние матушки быть наведенным извне, сами понимаете, вопрос в свете попыток отравить меня или не дать мне читать Левенгаупта вполне уместный. Рудольф Карлович долго мялся, но все-таки признал, что да, такое теоретически быть может, но вот насчет практического исполнения подобного умышления лично он просто теряется в догадках. По его словам получалось, что для достижения столь длительно проявляющегося результата и само негативное магическое воздействие должно было бы продолжаться длительное время или, по меньшей мере, периодически повторяться.

Да, что ж я ни слова не сказал о действительно историческом событии? Сегодня я первый раз в новой жизни побрился! Сбривать, правда, пришлось всего лишь нежненький пушок, обосновавшийся на щеках и над губой, да три с половиной волосинки, нахально торчавших на подбородке, но все равно — первый раз, он и есть первый. Бритву я взял во временное пользование у Васьки. Не знаю уж, что на него нашло, однако же он мне ее любезно предоставил и даже дал пару ценных советов по применению незнакомого мне инструмента. Вообще, конечно, бриться опасной бритвой — это те еще впечатления… Пусть и провел я ею по лицу всего раз десять, но ни с чем не сравнимое ощущение живой остро заточенной стали слегка щекотало нервы, а уж как повышало самооценку… По моим наблюдениям, насчет растительности на лице местные моды оставляли крайне узкий выбор: либо усы с бородой, либо бакенбарды, поэтому я решил завести совершенно новую моду и носить только усы, а бороду и бакенбарды брить. Может, еще и назовут это «а-ля Левской», я не против.