Жизнь огня

– Внимание! Сейчас приедет милиция и будет вести следствие. Пока прошу оставаться здесь.

– Нам домой надо!

– Мне страшно!

– Я не могу здесь больше оставаться!

Кричали все одновременно, но Петр никого не слышал. Его взгляд был устремлен на улицу. Через окно отчетливо было видно, как к крыльцу подъехали два черных БМВ. Петр Николаевич выскочил на улицу и машинально сделал несколько шагов вниз по лестнице. Плотный, упитанный человек среднего роста с заметной лысиной уже поднимался по ступеням. «Один к одному!» – пронеслось в голове начальника охраны.

– Ну, что уставился? – сказал Важный гость Петру. – Давно ждете? Дела задержали.

Он прошел мимо остолбеневшего швейцара, по пятам за ним следовали охранники.

Важный гость вошел в холл. Присутствующие, не сводя с него глаз, жались к стенкам.

– Что-то у вас не весело, – изрек гость. – Пора веселиться! А где Анатолий Васильевич?

В помещении повисла гробовая тишина.

Картина в подарок

– А я, вот что скажу, – Всеволод поставил бокал на стол. – Художественное произведение, оно завсегда уникально, но его оценка, и в художественном, и в прямом смысле, напрямую зависит от окружения. От критиков и, так сказать, рекламы. Я в этом на личном опыте убедился.

– Ну, давай, рассказывай! – наперебой загалдели гости, предвкушая интересную историю, зная, что Сева мастер рассказывать заковыристые случаи из жизни.

– Было это, значит, лет двадцать пять назад. Я, тогда еще студент Строгановки, жил в общаге, но вдобавок имел еще и свой уголок в кладовке, который гордо именовал мастерской. Да и не только я, друзья ко мне приходили, писали, работали. Спорили, бывало, до хрипоты, новости рассказывали – общались, словом. Ну, конечно, без выпивки не обходилось. Всякое бывало…

Особенно я сдружился с Игорем и Лехой. Нас даже тремя мушкетерами прозвали. Все – студенты второкурсники, Игорь только на год старше. Но зато выглядел солиднее на все десять. Такой степенный, упитанный, рассудительный, с бородкой.

Как водится, мы и с девчонками дружили, и любовь крутили – все как полагается. Вот как-то мы и познакомились с одной интересной молодой особой. Настя ее звали. Училась она на подготовительных курсах, летом в нашу Строгановку поступать собиралась. Лехе она сильно нравилась, ну, мы друзья – так рядом, для поддержки. Однажды Леха нам и говорит: «Ребята, нас Настя на свой день рождения приглашает. Я куплю цветы, торт, какие-нибудь сережки, но нужен подарок, так сказать, художественный. Ты, Сева, будь другом, изобрази что-нибудь, у тебя и мастерская, и, вообще, ты быстро пишешь, я так не могу.

– Ну ладно, – отвечаю, – попробую. Когда день рождения-то?

– А, послезавтра.

– Чего ж ты раньше-то молчал!?

– Да сам сегодня только узнал.

Что делать? Время уже к вечеру. Я сразу в мастерскую, сделал набросок, все наметил, распланировал. Помню, сюжет какой-то накрутил: что-то и про время, часы, девушка, пещера, море. Ну ладно, думаю, завтра на занятия не пойду, буду писать. Писать надо маслом, а ведь до послезавтра может и не высохнуть. Даже если скипидаром разводить. Ну да ничего, в этюдник положу, принесу, так сказать, свежее произведение искусства, с пылу, с жару.

Уже и краски достал, и первые мазки положил. Но тут стучатся ко мне в дверь друзья-приятели с параллельного потока. Разумеется, с бутылкой и спорами об искусстве. И пошло-поехало. Не хватило, конечно. Сбегали в магазин, продолжили. На занятия я на утро не попал. Просто банально проспал. Проснулся – голова гудит, во рту сухо и мерзко. Пришлось сразу идти в магазин – лечиться. А там опять друзей встретил. И все по новой. Уже где-то часов в пять вечера заходят ко мне Игорь с Лехой.

Посмотрели: на картине еще конь не валялся, я – никакой, а завтра уже дарить надо. Леха было запаниковал, но Игорь все взял в свои руки. Всех других гостей выгнал: «Работать человеку не даете!»

Остались мы втроем, он и говорит: «Давай, Севка, до ночи постарайся успеть». Они с Лехой просидели со мной часа три, видят, я честно пытаюсь, но мало что выходит. Тогда Игорь опять все берет на себя:

– Вот что, ты уж, Севка, сделай, что можешь, а нам пора. В любом случае бери, что получится, и завтра в три мы у Насти встречаемся. Адрес помнишь?

– Угу.

– Ну, вот и хорошо. А ты, Леха, не расстраивайся, все нормально будет. Я тебе обещаю.

С тем они и ушли. Я честно старался что-то изобразить, но голова была мутная, руки не слушались. Мазал, мазал – всю поверхность холста заляпал. Уже во втором часу ночи плюнул на все и завалился спать. Прямо здесь же, в мастерской. Спать до смерти хотелось.

Проснулся около одиннадцати. Хоть человеком себя почувствовал. Глянул на холст – ужас! Мазня мазней. Тогда сотовых телефонов не было, а то бы сразу кинулся Игорю звонить, что ничего не вышло, и на день рождения я не поеду. Но делать было нечего, уговор дороже денег. Умылся, намарафетился, мазню свою засунул в этюдник, и – в метро. Через всю Москву еду в гости – картину дарить. Еду, а совесть прямо заедает. Злюсь на себя, на приятелей, с которыми выпивал, на Леху, что поздно узнал про день рождения. Но наконец, доехал, звоню в дверь.

Настя открывает, вся нарядная, радостная. А за спиной у нее Леха с Игорем маячат. Мне ободряюще кивают и подмигивают. «Ну, – думаю, – сейчас перестанете, как мою мазню увидите. Пропадать, так с музыкой!»

– Настя, – говорю, – с днем рождения тебя! – и даже в щечку поцеловал. – А вот и мой подарок – специально для тебя картину писал, правда, не высохла еще.

И достаю свою мазню из этюдника. Думал, сквозь землю провалюсь. Но ничего, выдержал. Как рак, красный стою, холст в руке, показать не решаюсь. Все гости сбежались – человек десять – парни, девчонки.

Тут Игорь ко мне подходит и так по-хозяйски:

– Ну-ка, ну-ка дай посмотреть, что ты там ночами вымучивал, какой шедевр.

Забирает у меня холст и ставит на стул посередине комнаты на всеобщее обозрение. А у меня в голове: «Вот моя настоящая минута позора!» Если бы гости вход не загораживали, то убежал бы – только меня и видели. Зубы стиснул, весь потом покрылся, но стою.

А все молчат. Смотрят то на картину, то на Игоря. Он ведь среди всех самый авторитетный и понимающий. А тот тоже молчит. Многозначительно бороду мнет и разглядывает мою мазню, будто никогда не видел. Долгую такую паузу держал, я уже потихоньку стал к двери пробираться. Но тут Игорь изрек:

– Ну, ты, Сева, просто ошарашил! Это же настоящий шедевр! Посмотрите, какая глубина мысли, какая экспрессия! А мазок, какой уверенный! Поздравляю! А тебе-то, Настя, как повезло! Такие вещи обычно не дарят. Это же можно сразу в частную коллекцию или музей, м-да!

И Леха тут же рядом головой кивает и поддакивает. Тут все наперебой давай мою картину хвалить; я уже немного приободрился. Настя за молотком кого-то послала, чтобы тут же над кроватью мой шедевр водрузить. Прибили, повесили. Ну а потом, конечно, все в большую комнату, за стол. Торт, вино – все своим чередом. Я даже в роль непризнанного начинающего гения вошел.