Жизнь продолжается
Шрифт:
Я съездил в монастырь к о. Н-ну, где после исповеди у него сподобился причаститься Святых Христовых Тайн! По Вашей рекомендации о. Н-н благословил мне чётки и молитвенное правило по ним, которое, с помощью Божьей, мне удаётся неукоснительно выполнять.
Рекомендованную Вами книжку по письмам святителя Феофана Затворника «О непрестанной молитве» я приобрёл там же, в монастыре, перечитываю её постоянно и стараюсь следовать в ней написанному.
Как Вы и предположили, по возвращении в Г-ку у меня открылись некоторые проблемы со здоровьем, возможно, последствия будут серьёзные.
Покорнейше прошу Вас не оставлять меня Вашими святыми молитвами и в этой жизни, и по моей кончине.
Всегда молящийся о Вас, недостойнейший раб Божий Филипп».
Последний листок из Флавианова конверта был самым коротким.
— «Уважаемый настоятель Флавиан! В соответствии с волей покойного, сообщаю Вам, что работавший в нашем детском доме завхозом Вилен Анатольевич Чайкин после недолгой тяжёлой болезни скончался 12 марта 2001 года. Перед смертью над ним были совершены церковные обряды Соборования и Причастия приезжавшим из К-ского монастыря священником Н-м.
Не могу не добавить от себя, что такого доброго, отзывчивого, бескорыстно любящего детей и любимого ими сотрудника и педагога на моей памяти за 18 лет работы директором в нашем детском доме ещё не было. Наверное, уже и не будет.
Директор детского дома №14 Тимофеева Мария Львовна».
Я кончил читать. Все сидели молча. Потом Юрка медленно поднял на Флавиана полные слёз глаза:
— Батюшка! Как же мне жить теперь?
— С Богом, Юрочка, с Господом нашим Иисусом Христом. Пойдём-ка в сад, в беседочку, там и поговорим.
С тех пор Юра-спецназовец живёт у нас в Покровском в церковной сторожке, строит вместе с Семёном и Митричем новый приходский дом, алтарничает и читает на клиросе. Не поёт, правда, — слух после бомбёжек в Грозном подводит.
— Алексей! — Услышав знакомый голос, закрываю книгу Григория Паламы.
— Да, мать Евлампия! Как вам, кстати, карабинчик на ведре?
— Хороший карабинчик, Алексей! На кухне боковая полка с посудой на одном гвозде еле держится! Не приведи, Господи, на руку Иринушке упадёт! Прибить бы её покрепче!
Кажется, глубины «исихазма» я постигну не скоро...
ГЛАВА 5. КОЗЯВОЧКИ С ХВОСТИКОМ
Интересно! Почему начинающий отпускать бороду человек всегда сталкивается с необъяснимо бурной, я бы даже сказал агрессивной реакцией окружающих (преимущественно бреющихся и невоцерковлённых мужчин), знавших его ранее безбородым?
— Ты чё, Лёха, в «бомжи» заделался? — один из «мягких» вариантов первой реакции.
Я попробовал множество разных вариантов ответов на разные варианты одного и того же вопроса про бороду:
— Раздражение кожи от бритья, — ответ, вызывающий множество советов о применении того, чего «для мужчины лучше нет», и различных парфюмерно-косметическо-лекарственных средств. Что утомляет, да и отец Флавиан на очередной исповеди не разрешил больше врать.
— Жене так нравится — ответ, сначала тоже не соответствовавший истине (хотя теперь: «Лёшка! Как же я тебя раньше без бороды как мужика-то принимала?») для большинства оппонентов все же неубедительный.
— Хиппую, — не «прокатывает».
—
Потому что растёт.— У всех растёт, но все же бреются!
— У женщин не растёт.
— Так они же — женщины!
— А почему я должен бриться, чтобы быть похожим на женщину, у которой борода не растёт, если я мужчина и у меня она растёт?
— Ну, все цивилизованные люди сейчас бреются!
— Не все! Я вот не бреюсь, а я что — не цивилизованный? Машину вожу, на компьютере работаю, микроволновкой пользуюсь, мобильником... Какие там ещё признаки цивилизованности? Кстати, вилку в левой руке держу, а нож в правой, и сморкаюсь в платок, а не в галстук.
— Не, ну ты скажешь...
— И вообще, в Библии, ещё в Ветхом Завете, сказано: «не порти края бороды твоей». То есть даже подравнивать бороду, как у меня, по большому счёту не положено.
— Так ты бы сразу и сказал, что верующий! Теперь понятно, у вас всё не как у людей!
И конечно же в конце разговора звучит традиционное пожелание:
— Будь проще, и люди к тебе потянутся!
После чего собеседник с чувством выполненного долга удаляется, гордо подняв голову.
Последнее время я стал отвечать, «как в Одессе» — вопросом на вопрос:
— Лёшка! Ты что это с бородой?
— А что?
— Нет, ну все без бороды, а ты с бородой...
— А почему тебя это волнует?
— Нет, ну так — непривычно...
— Привыкай, брат! То ли ещё будет!
В общем, я и сам ещё привыкаю к своей бороде и ко всему, что с ней оказалось связано. Зато дети довольны:
— Папа! У тебя такая щетинка приятная, как у Борьки!
Спасибо, детки! (Борька — это Семёнов трёхмесячный кабан.)
Когда эта «бригада» ещё только высаживалась из своей потрёпанной «четвёрки» у церковных ворот, которые мы с Клавдией Ивановной отдраивали железными щётками, готовя к покраске «Хаммерайтом» (она нижнюю часть, а я, со стремянки — верхнюю), я сразу почувствовал: «ребята серьёзные». Хотя это были одни женщины, пятеро, в возрастной категории от тридцати пяти до шестидесяти с чем-нибудь.
То, как они поправляли свои длинные юбки, вылезая из машины, повязывали платки, переглядывались и оглядывали всё кругом, напомнило мне виденный мною однажды приезд «солнцевских» на «стрелку» в соседний офис, на моей предпрежней работе. Та же внешняя спокойная деловитость и одновременно внутренняя напряжённость сквозили во всём их облике.
— Батюшку вашего повидать можно?
— Сичас гляну, миленькие! Навроде как батюшка в сторожке был, сичас, миленькие, гляну! — И Клавдия Ивановна колобком покатилась в сторону сторожки.
Я на всякий случай слез со стремянки и стал снимать брезентовый фартук и рабочие перчатки.
— Сынок, — та, которая постарше, серьёзно-доверительно наклонилась ко мне, — а ваш батюшка ИНН принимать благословляет?
— Не знаю, не интересовался, сами у него спросите.
— Спросим, спросим...
«Начало многообещающее», — подумал я.
Клавдия Ивановна уже подкатывалась обратно к воротам.
— Идите, миленькие, в сторожку, идите, батюшка Флавиан там, он вас ждёт! — Клавдия Ивановна радушно распахнула калитку.