Жизнь российская. Том третий

– Ого как вы! Лихо! Хочу я вам верить. Но не могу. Никак не могу. Не получается. Настрадался. Находился. Набегался. Задница вся в мыле. Пар ажно идёт, клубится.

– Ну… б-без этого в наше время н-нельзя. Н-никак. Это в-в-в обязательном п-п-по-о-орядке. П-побегать н-надо. П-пострадать. П-помучиться… П-п-п-покаяться…

– А вы, скажу я, т-тоже ф-ф-философ… – отчего-то заикнувшись выдал Кульков.

– С-стараюсь. Но н-не всегда п-получается.

– Да-да! Философ. Самый настоящий!! Не скромничайте. Я же вижу. Многих на своём веку встречал. Глаз у меня – как алмаз! Намётанный. Набитый. Насквозь видит.

– Х-хорошо. Я вам верю. А мы м-может… п-продолжим дискуссию о праздниках? Уж очень тема интересная. Привлекательная. И мне она весьма близка. И небезынтересна.

– Согласен! А вы уже лучше стали говорить. Почти не заикаясь…

– О! Это м-моя тема! Р-родная!! Я даже об этом хочу диссертацию написать. Да-да. Не смейтесь. Ничего смешного в этом нет. И мне по силам такое. Сперва кандидатскую. Потом докторскую… Ну и… в академики далее дорога открыта… Настежь!

– Оппа! Ничего себе. Надо же! Похвально! Я только за. И рад за вас. От всей души рад. Я и не думал смеяться. Это у меня улыбка такая. Добрая! Рот до ушей.

– Да? Ну хорошо. А то я уж подумал грешным делом, что вы тоже такой же. Как и все окружающие меня сородичи и соплеменники. Да и собутыльники тоже такие. Что вы тоже смеётесь над тем, что я диссертацию пишу. Все мои друзья, знакомые, коллеги и даже соседи у виска пальцем крутят. Намекают, что дурак, мол, я. А я не дурак.

– Нет, конечно. Вы не дурак. Дураков я знаю. Я их сразу определяю. За километр!

– Ого! Вот так глаз у вас.

– Да уж. Глаз – алмаз. А вы молодец! Трактат пишите! Похвально! Очень!

– Б-благодарю! Так как вы? Решили? Бум говорить? Тем более, что когда про свою научную работу я сообщаю, то вообще не заикаюсь. Доброе дело мне помогает. Вот как.

– Конечно. Обязательно обменяемся мнениями по теме наших русских празднеств.

– Ну и славненько.

– Для меня она, тема эта, тоже родная. Животрепещущая. Захватывающая. Правда, в последнее время что-то праздники редко меня посещают. Увы. Черти они болотные. Вот в детстве часто бывало. Поэтому много чего я могу рассказать. Вот, например, про это…

– Ну-ка! Ну-ка! Я весь внимание…

Мужчины с обоюдным удовольствием продолжили сей разговор. Тема для них действительно была близка и интересна. Они увлеклись. Диалог состоялся.

Но через какое-то время их перебили. На полуслове. И беспардонно.

Оппа! Кто посмел к ним вторгнуться?! В их мир. В их откровения.

Мужчины замерли. Уши навострили. Прислушались. Глаза выпучили.

«Ну-ка… Ну-ка… Кто там? Кто нарушил наш покой?» – пролетело у них обоих где-то там… внутри… в районе печёнки или селезёнки.

Им стало очень интересно.

Они были весьма заинтригованы тем, что кто-то беспардонно вторгся в их душевный диалог.

Глава 96 Симпатичная незнакомка

Всё хорошо вовремя.

Русская пословица

Мадам в шляпке

Мужчины глянули по сторонам. Кто там? Кто посмел вторгнуться так вероломно в их сугубо мужское пространство? Кто нарушил границу? Кто?? Кто сей нахал?

Слева никого, пусто, прямо тоже никого, а вот справа… к ним подсела нимфа.

Ого! Русалка! Фея! Красавица!

Ого!! Так вот это кто!! Прелестная женщина! Мадам обворожительная!!

Это была дама. В шляпке. Симпатичная. Приятной наружности. И хорошо одетая.

Личико супер. Губки бантиком. Щёчки алые. Вся из себя. В теле. Фигура что надо. Грудь от Версаче. Шея от туземки. Длинная. Тонкая. И загорелая. Колец только на шее не хватает. Да ладно… какая уж есть… Талия от блохи. Бёдра… не знай от кого… Ох! И ах! Коленки круглые. Икры точёные. Как из-под станка токарного. Да ещё чулочки… в мелкую такую завлекающую сеточку… Шик! Глаз не оторвать.

Да уж… Чудо дивное! Диво чудное!

Прелесть! Бьютифул! Так и смотрели бы вечно на неё настоящие художники эпохи возрождения. Рафаэль. Леонардо. Микеланджело. Боттичелли. Тициан. Эль Греко.

Или картину писали бы с неё. Портрет. В комнате. У окна. На кровати. У реки. Или на манящей и зовущей травке-муравке зелёненькой… В разных, так сказать, интимных позах: лежащей… сидящей… стоящей… бегающей… прыгающей… в парке… в лесу… голой… неодетой… нагой… раскрепощённой…

Мадонна! Не иначе. Слов других подходящих нет. Не существуют такие слова на свете этом. Не придуманы они ещё. Буквочек не хватает… в алфавите нашем…

От неё веяло свежестью, добротой, теплотой, нежностью, чистым женским телом. Так и хотелось потрогать её, погладить, понюхать, пощупать, потискать, пожамкать. А то и поцеловать. Прямо тут же, на диване.

***

Разные мысли бродили в умах одурманенных такой чудной и дивной красотой джентльменов.

Мужики растаяли. Слюнки потекли… Глазки масляными стали…

– День добрый! А можно к вам присоединиться, господа? К разговору вашему. Вы так этим увлечены! Захвачены чем-то интересным… занимательным… Наблюдать за вами одно удовольствие. И болезнь сразу куда-то уходит… Я даже кашлять перестала. Видать, энергия от вас излучается! Целительная!! – у прелестной соседки справа горели глаза от удовольствия. И щёки надулись. Важно так. Привлекающе. Ямочки даже распрямились. Казалось, что она сейчас лопнет от счастья. Ах, как же она мила…

– Можно. Почему же не можно, – в голос, не сговариваясь, промолвили мужчины. И продолжили смотреть на неё. С восхищением. С восторгом. С упоением… Как на бога. Как на чудо. Как на диво. Как на реликвию. Как на «Обнажённую» работы Модильяни.

Ох, как она красива! Ах, как она мила!

Сами смотрите… какая она дивная и чудесная…

О, боже!!! Спаси и сохрани!!! Господи, помилуй!!! Прошу тя…

Светлое округлое личико. Щёчки румяные и с ямочками. Ах, как мило…

Над верхней губой – еле заметный пушок.

Не усы! Как у некоторых. Нет!! Именно пушок… Пушочек. Нежный. Пушистый. Ворсистый. Волнующий… Напоминающий… Подсказывающий… Требующий… чего-то… такого… этакого… Влекущий… Зовущий… Ох… и ах…

Нос с горбинкой у неё.

Но… не орлиный. Нет. Так… Чуть-чуть… Слегка… Волевой! Призывающий!

Кудряшки вьются сексуально над крутым лбом. Ага!! Завлекашки!! У милашки…

Ушки маленькие, изящные. Глазки любознательные.

В общем, дама прелесть. Не такая, как многие иные, сидевшие на других диванах и тускло ожидающие приёма.