Жизнь с препятствиями

А потом спохватилась: «Как же так? Выходит, я ее за здорово живешь отпустила? Ладно, попадешься ты мне в другой раз!»

И в другой раз попалась Мышка.

— Ну как, нашли вы тогда Кошку? — спросила Кошка, зло радуясь.

— Да, да, не беспокойтесь, — заторопилась Мышка, а сама так и смотрит, куда бы улизнуть.

«Ну погоди, — решила Кошка. — Сейчас я тебя поймаю!»

— Значит, Кошка в кабинете сидит?

— В кабинете.

— И вы можете ее привести?

— М-могу…

— Ну-ка приведите.

Побежала Мышка.

Час прошел, и два, и три — нет Мышки. Конечно, где ей Кошку привести, когда Кошка — вот она! — здесь сидит.

Хорошо Кошка Мышку обхитрила!

Идеалы

— Я, пожалуй, останусь здесь, — сказала Подошва, отрываясь от Ботинка.

— Брось, пошляемся еще! — предложил Ботинок. — Все равно делать нечего.

Но Подошва совсем раскисла.

— Я больше не могу, — сказала она, — у меня растоптаны все идеалы.

— Подумаешь, идеалы! — воскликнул Ботинок. — Какие могут быть в наш век идеалы?

И он зашлепал дальше. Изящный Ботинок. Модный Ботинок. Без подошвы.

Масштаб

— Я — Океан.

— Одну минуточку, посмотрим по карте. Приметы есть?

— Как вам сказать… Ну, Океан, стихия.

— Называетесь как?

— Тихий называюсь. Тихий океан. Или еще — Великий.

— Ого! Даже так!

— Так, так, во мне ведь тысячи километров!

— Успокойтесь, Океан, сейчас проверим ваши километры. Здесь вам не стихия, здесь вам план. Точный, масштабный план местности… Так вот, Океан: по нашим масштабам ваш километр равен одной тысячной миллиметра. Вот вам и великий. У нас нет великих. У нас все одинаковые.

Решетка

Тюремная Решетка знает жизнь вдоль и поперек, поэтому она так легко все перечеркивает.

Конечно, к ней тоже нужно иметь подход. Если вы подойдете к ней снаружи, она перечеркнет свою камеру, а если, не дай бог, подойдете к ней изнутри — она перечеркнет весь мир, и с этим вам нелегко будет примириться.

Удивительно устроена эта Решетка: она может перечеркивать все, что угодно, и при этом твердо стоять на своих позициях.

Лоскут

— Покрасьте меня, — просит Лоскут. — Я уже себе и палку подобрал для древка. Остается только покраситься.

— В какой же тебя цвет — в зеленый, черный, оранжевый?

— Я плохо разбираюсь в цветах, — мнется Лоскут. — Мне бы только стать знаменем…

Лакмус

— Сегодня щелочь, завтра кислота… Вот так и живем…

— А сам-то ты как относишься к химической реакции?

— Да никак. Просто меняю окраску.

Золото

Кислород для жизни необходим, но без золота тоже прожить непросто. А на деле бывает как?

Когда дышится легко и с кислородом вроде бы все в порядке, — чувствуется, что не хватает золота. А как привалит золото, — станет труднее дышать, и это значит — не хватает кислорода.

Ведь по химическим законам — самым древним законам земли — золото и кислород несоединимы.

Муха

Возле зеркала все время крутились какие-то люди, и Мухе захотелось узнать, что они там увидели. Дождавшись, когда все разошлись, Муха подлетела поближе и заглянула в зеркало.

— Подумаешь! — презрительно фыркнула она. — Обычная муха, я ее даже, кажется, где-то видела.

Муха призадумалась.

— Но что-то они все-таки в ней нашли. На меня, небось, и внимания не обращают, а на нее…

И Муха еще раз посмотрела в зеркало — теперь уже с уважением.

Любовь

Былинка полюбила Солнце…

Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, где ему заметить маленькую, неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка — и Солнце!

Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию.

Красивая Акация, чудесная Акация — кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная.

Жизнь на земле

Лес возникает оттого, что дерево тянется к дереву. Оттого, что дом тянется к дому, возникают на земле города.

А если никто ни к кому не будет тянуться…

Если никто ни к кому не будет тянуться, опустеет наша земля. И не будет на ней городов, и не будет лесов и садов, — ничего, ничего не останется на земле, если никто ни к кому не будет тянуться.

Судьба Индейки

Орел летал по всему свету. Но его убили.

Индейка носа не кажет из птичника. Но она жива.

Индейку кормят и поят, за ней хорошо присматривают. За ней присматривают, а на Орла смотрят во все глаза. Потому что из него получилось отличное чучело.

На Орла смотрят, — но он все-таки чучело…

Индейка не чучело, — но на нее никто не смотрит.

Правда, она пока жива, это большое утешение. Но ведь рано или поздно из нее сварят суп — и что тогда? Как тогда на нее посмотрят?

Такова она — судьба Индейки. К ней всю жизнь хорошо относятся, а потом съедят, — в отличие от Орла, которого сначала съедят но зато потом всю жизнь хорошо относятся.

Волк на елке

В новогоднюю ночь старый Волк особенно остро почувствовал свое одиночество. Увязая в снегу, продираясь сквозь цепкие елки, он брел по лесу и размышлял о жизни.

Да, ему никогда не везло. Самые лучшие куски у него выхватывали из-под носа другие. Волчица — и та оставила его, потому что он мало приносил зайцев.

Эти зайцы, сколько из-за них неприятностей! У кого их много — перед теми все на задних лапах стоят, а у кого мало… Да, в волчьем мире зайцы решают все.

Елки, елки… «Елки-палки, — думал Волк, — когда же все это кончится? Никуда не денешься от этих елок, хоть из лесу беги!»

И вдруг… Волк присел на хвост, потер глаза: неужели правда? Под елкой сидит самый настоящий, самый живой заяц. Он сидит, задрав голову, и смотрит куда-то вверх, и глаза его горят так, словно ему там невесть что показывают.

«Интересно, что он там увидел? — подумал Волк. — Дай-ка и я погляжу». И он поднял глаза на елку.

Сколько елок видел он на своем веку, но такой ему видеть не приходилось. Она вся искрилась снежинками, переливалась лунным светом, и казалось, что ее специально убрали к празднику, хотя на ней не было ни одной елочной игрушки.