Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом
Шрифт:
И в то время, и позднее главным объектом их внимания в «Уиндлшэме» была огромная бильярдная комната, которая вызывала так много воспоминаний.
Эта бильярдная занимала дом по всей ширине, с востока на запад, и обе ее стены были с окнами. Если убрать коврики, в ней бы могли танцевать сто пятьдесят пар. Конан Дойл сделал так, что она занимала в доме место гостиной и находилась в центре их жизни.
У одной из стен среди пальм стояли рояль и арфа Джин. С другой стороны был установлен бильярдный стол, над которым нависал зеленый свод с неярко светившими лампами. В этой комнате рояль и бильярдный стол казались почти такими же маленькими, как прикрытые парчой и шкурами кресла. Над одним из каминов висела картина Ван Дейка, принадлежавшая
С наступлением сумерек, когда на стенах отполированного пола отражался свет газовых светильников, он и Джин слушали разговоры тех, чьи голоса доносятся до нас и теперь из бильярдной комнаты времен, предшествовавших 1914 году.
Там был великий адвокат Эдвард Маршалл Холл, доказывавший, каким образом мог быть оправдан доктор Криппен. На бильярдном столе раскладывал свои кварты исследователь Арктики Стефанссон. В алькове восседал Редьярд Киплинг, который курил гаванскую сигару и повествовал об убийстве «внушением» в Индии. И американский детектив Уильям Дж. Бернс, рассказывавший о детектофоне и расспрашивавший о Шерлоке Холмсе. За роялем сидел Льюис Уоллер, романтический актер, неподражаемый в «Генри V», своим великолепным голосом читавший из него отрывки в тени слабо освещенной комнаты.
Но тогда, в 1909 году, это были сцены из будущего. Когда в марте того года Конан Дойл председательствовал на обеде по случаю столетия По, он с нетерпением ожидал рождения у Джин первого ребенка. Хотя становиться отцом для него было не ново, он «испытывал больше мук, чем готов был признать». Мальчик родился в День Святого Патрика. Находившаяся в Йоркшире Мадам была в восторге. «Ну а как насчет имени? — спрашивала Мадам, возвращаясь к своим любимым темам. — С учетом дня, в который он родился, имени деда и моих родственников хотелось бы назвать его Патриком Перси Конан Дойлом».
У родителей это энтузиазма не вызвало, как они об этом и сообщили. Из письма, полученного через три дня, было ясно, что Мадам отнеслась к этому несколько высокомерно.
«Можете утешать себя тем, — писала она, — что это, безусловно, ваше право». Мадам теперь считала, что все ее отпрыски должны носить «старое доброе имя». Перси из Боллинтемпла ей хотелось бы видеть «в сочетании с Конаном». «И Найджела тоже можно было бы рекомендовать», — добавляла она. Их же первоначальные предложения, Дениса Пэка — в честь сэра Дениса Пэка, который также исходил из родословной Фоли, — поначалу ее успокоили; в конце концов они пошли на компромисс.
Едва Дениса Перси Стюарта Конан Дойла успели окрестить, как его отец снова взялся за защиту угнетенных и обездоленных людей, которые не могли сопротивляться. Его темой, как для ведения кампании, так и для брошюры, которую он написал в том же году, стало «Преступление в Конго». Мишенью был король бельгийцев Леопольд II.
На Черном континенте было девятьсот тысяч квадратных миль территории, действительно черной из-за находившихся на ней джунглей. Официально она называлась Свободное Государство Конго. В 1885 году оно было признано в подписанном несколькими государствами договоре. Им должен был благосклонно управлять король бельгийцев; его цель состояла в том, чтобы «улучшить моральное и материальное положение туземных племен».
«Моральное и материальное улучшение положения туземных племен», возможно, и входило в первоначальные планы короля Леопольда, закоренелого старого развратника, в котором добродушие сочеталось с цинизмом. Но одно его величество знал очень хорошо. В Верхнем Конго таились залежи каучука и слоновой кости, а чернокожих можно было кнутом, увечьями и убийствами заставить тяжело работать. В течение многих лет все богатства уходили в его собственный карман.
Он ни перед кем не отчитывался. За исключением его ближайших советников, немногие в Бельгии знали, каким образом управляется Конго. Но время от времени из консульских сообщений и протестов миссионеров до Европы доносились запахи джунглей; пахло пытками и смертями.В 1903 году Великобритания выразила протест. Она не была стороной, полностью незаинтересованной: она хотела гуманности и справедливой торговли. Росло возмущение и среди бельгийцев. В ходе трехдневных дебатов в Брюсселе обсуждалась политика короля Леопольда.
«Платить туземцам? — восклицал граф де Смет де Найер. — Да им ничего не полагается. Им платят пособия».
Год спустя сообщение британского консула в Боме, идеалистического ирландца по имени Роджер Кейсмент, взбудоражило Европу. Король Леопольд назначил комиссию по расследованию. Комиссия приглушила факты, однако пообещала реформы, которые никогда не были осуществлены. Новое либеральное правительство Британии, в котором пост министра иностранных дел занимал сэр Эдвард Грей, пригрозило неприятностями. На события в Конго в резкой форме отреагировал президент США Теодор Рузвельт. Но король Леопольд опять тянул время, обещая подлинно прекрасную форму правления. Тем не менее в Верхнем Конго продолжались жестокости. В деревне Буендо мятежные туземцы были свидетелями того, как длинными заостренными кольями убивали их женщин.
К концу 1908 года Свободное Государство Конго прекратило свое существование: оно было официально аннексировано Бельгией.
Впервые прочитав эти свидетельства, Конан Дойл отказывался им верить. Потом он бросился в борьбу вместе с Э.Д. Морелом и Ассоциацией за реформы в Конго. А после этого на протяжении двух лет наряду с другими делами занимался тем, что добивался реформ в Конго и читал лекции на эту тему.
«Я убежден, — писал он во введении к «Преступлению в Конго», которое впервые было опубликовано в октябре 1909 года, — что причиной того, почему общественное мнение не отнеслось с большей чуткостью к Свободному Государству Конго, является то, что эта ужасная проблема не была должным образом доведена до сознания общественности».
Это было целью написания «Преступления в Конго», еще одной брошюры в шестьдесят тысяч слов, которая не принесла ему ни пенни прибыли. Как и в случае с книгой «Война в. Южной Африке: ее причины и ведение», каждое заявление было тщательно продокументировано фактами и цифрами; описываемые события в переводе выглядели еще более ужасными и имели такое же широкое воздействие.
«Я очень рад, что вы обратили внимание на Конго, — писал Уинстон Черчилль, который занимал тогда пост министра торговли в правительстве либералов. — Я, безусловно, сделаю все возможное, чтобы оказать помощь». Умиравший Марк Твен передал из Реддинга, штат Коннектикут, через Альберта Байджлоу Пейна, что и он бы помог, если бы это было в его силах.
Но министерство иностранных дел предупредило: «Будьте осторожны!»
Министр иностранных дел сэр Эдвард Грей в одном из своих выступлений уже заявлял о том, что события в Конго могут поставить под угрозу мир в Европе. Адмиралтейство, у которого вызывал беспокойство германский кризис, хотело приобрести еще шесть линкоров класса дредноут. Однако в вопросе о Конго Германия занимала замкнутую и безразличную позицию. Конан Дойл вовсю вел свою кампанию, когда в декабре 1909 года с ним произошел трагикомический эпизод: он получил два послания из Америки.
4 июля следующего года в Рено должен был состояться матч на первенство мира среди боксеров-тяжеловесов, во время которого Джиму Джеффрису предстоял бой с соискателем титула негром Джеком Джонсоном. Поскольку возникал вопрос цвета кожи, они не могли прийти к согласию относительно рефери, который устроил бы обоих менеджеров. Не согласится ли сэр Артур Конан Дойл быть рефери? Он приемлем для обеих сторон.
«Ей-богу, это нечто самое спортивное из всего, что мне когда-либо предлагали!» — сказал он.