Жизнь Тулуз-Лотрека

В апреле в «Театр либр» шел «Миссионер» Марселя Люге. Для программы этой пьесы Лотрек сделал одну из самых своих прекрасных литографий – «В ложе с позолоченным маскароном», где рядом с женщиной, смотрящей на сцену в бинокль, он изобразил Шарля Кондера. Лотрек сделал также литографию для меню званого ужина, который давал главный редактор «Тан» Адриен Эбрар, затем несколько афиш: «Брюан в „Мирлитоне“», «Фотограф Сеско» и «Современный кустарь» – рекламу произведений искусства массового производства, заказанную Андре Марти, издателем «Оригинального эстампа». Лотрек скомпоновал также рекламу «Конфетти» для одного лондонского предприятия и плакат «Германский Вавилон», посвященный последнему роману Виктора Жоза. Этот плакат пользовался большим успехом.

Лотрек открыл для себя новые звезды – шотландскую певицу Сайсси Лофтюс, английскую танцовщицу Иду Хит и молоденькую пикантную алжирку Полер, написав очень любопытные портреты этой эстрадной певицы, которая, по сообщению «Ви паризьен», «поет ногами, рассказывает руками, подчеркивает всем телом». «Полер, постойте хоть секунду спокойно, – останавливал ее Вилли. – Вы похожи на цветочек, которому хочется пипи».

Но больше всех притягивала Лотрека Иветт Гильбер. В марте, продолжая свою серию иллюстраций к песням, Лотрек сделал литографию для «Увядшего Эроса» Мориса Донне, песни, с которой Полер, эта «Сара Бернар парижских окраин», выступала в «Скала».

Навеки потомства вы лишены,Привязанности мои,Вижу, мужчины вам не нужныВ радостях вашей любви.

Иветт Гильбер совершенно покорила Лотрека, и он ходил за ней по пятам. Как всякий раз, когда он увлекался своей моделью, он не уставал наблюдать лицо, позы, поведение этой женщины с «профилем озорного лебедя-шутника», «которая исполняла свадебные песни на похоронные мотивы». Все модели Лотрека, которые он рисовал, писал или изображал на литографиях, были чем-то сродни друг другу, всех их он заставлял войти в свой мир. С Иветт Гильбер это было сделать легко, она была его «типажем».

Чем бы ни работал Лотрек – углем, кистью, литографским карандашом, – он проникал в душу своей модели, вживался в ее образ, изучал ее тело, лицо, ее выпирающие кости, подключичные и подмышечные впадины, ее длинные руки, шею, ее взбегающие брови, рыжий шиньон, остренький подбородок, ее вздернутый, словно он ловит капельки дождя, нос.

Глаз художника был жесток. В процессе творчества художник зачастую проявляет насилие, выступает как узурпатор.

Для Лотрека Иветт Гильбер заняла в кафешантане такое же место, какое Ла Гулю занимала в кабаре на Монмартре. Она была воплощением кафешантана, как Ла Гулю – кадрили. Лотреку хотелось сделать афишу для Иветт Гильбер, он набросал углем на желтоватой писчей бумаге эскиз этой афиши, подкрасил его и послал актрисе.

Иветт Гильбер не очень страдала из-за своей неблагодарной внешности. Она была кокетлива на свой манер. Своеобразный талант Лотрека несколько обескураживал ее, но в глубине души она была им покорена. Ее поражала таившаяся в этом гномике сила, которая толкала его на такую суровую правду. Да, эскиз, бесспорно, сделан незаурядным человеком, и Иветт Гильбер уже была склонна заказать Лотреку афишу, но друзья отговорили ее – она не должна соглашаться, чтобы ее изображали такой уродливой. Певица отклонила предложение Лотрека, сославшись на то, что афиша для ее выступлений в зимнем сезоне уже заказана и почти закончена. «Итак, – писала она ему, – мы еще вернемся к этой теме. Но, ради создателя, не изображайте меня такой ужасающе уродливой! Хоть немножко привлекательнее!.. Сколько людей, которые приходили ко мне, глядя на ваш эскиз, возмущались и негодовали… Ведь многие – да, да, очень многие! – не в силах понять искусство…»

Но Лотрек не сложил оружия. Он задумал выпустить альбом литографий, целиком посвященный певице, с предисловием Гюстава Жеффруа. В одно прекрасное утро в сопровождении Мориса Донне Лотрек явился к ней на квартиру на авеню Виллье. Там Иветт Гильбер впервые встретилась с художником[126]. («Пришел гиньоль!» – воскликнул ошеломленный лакей, вбежав доложить о неожиданном визите.) Она была поражена внешностью Лотрека.

Увидев эту «огромную голову с темными волосами, красным лицом, черной бородой, лоснящейся кожей, с толстым носом и уродливым ртом», она лишилась дара речи. Но потом «я посмотрела Лотреку в глаза. О, до чего же они были прекрасны! Большие, открытые, лучезарные, излучающие тепло и сияние. Я не могла оторвать от них взгляда, и вдруг Лотрек, заметив это, снял пенсне. Он знал о своем единственном богатстве и щедро и великодушно поделился им со мной. Когда он снимал пенсне, я увидела его руки – коротенькие, с огромной квадратной кистью. Морис Донне сказал мне:

– Вот… Я привел к тебе на обед Лотрека, он хочет сделать с тебя наброски…»

Иветт навсегда запомнился этот обед. Подбородок Лотрека едва возвышался над столом. Еда проваливалась в щель его рта. «Когда он жевал, его толстые вывороченные губы двигались в такт челюстям… Подали рыбу с соусом, и Лотрек громко зачавкал». Но, как обычно, очарование Лотрека, его простота сразу же покорили певицу. Недаром Таде Натансон совершенно справедливо заметил как-то, что тем, кто любил Лотрека, «надо было сделать усилие, чтобы увидеть его таким, каким он выглядел в глазах остальных».

За этой встречей последовали другие. Иветт часто позировала Лотреку, он приносил на авеню Виллье все, что нужно для работы, и без конца рисовал актрису. Однажды, проглядывая его наброски, Иветт обиделась и возмущенно заметила: «Да, вы действительно гений уродства!» Художник, задетый за живое, отрезал: «Да, бесспорно».

Их встречи проходили бурно, в беспрерывных стычках. Казалось, Лотреку доставляло удовольствие злить и шокировать певицу. «Ах, любовь, любовь! – заявлял он. – Иветт, вы можете воспевать ее сколько угодно, но при этом затыкайте свой нос, дорогая моя… Да, да, затыкайте нос, она дурно пахнет… Если бы вы воспевали вожделение и как при этом кипит кровь, о, тогда я с вами согласился бы… Но любовь, бедная моя Иветт… Любви не существует!» – говорил он скрипучим голосом. «А сердце, Лотрек? Как быть с сердцем?» – «Сердце? А сердце не имеет с любовью ничего общего». Лотрек хохочет, вспомнив, наверное, как его далекий предок сказал графине де ла Тремуай: «Сердце! Разве умная женщина станет говорить о сердце, когда речь идет о постели…» «Да что вы, дорогая Иветт, у мужчин, которых любят красотки, порочны и глаза, и рот, и руки, и все остальное…» Лотрек приходит в неистовство, его лицо трясется от злорадного и скорбного смеха. «А женщины! На их лицах это тоже отражается!» Лотрек раскрыл альбом и показал свои наброски: «Вот, смотрите, любящие женщины и любимые мужчины…» Лотрек захихикал: «Полюбуйтесь этими Ромео и Джульеттами!» И снова залился смехом. Да, он смеялся. «Ах, какой это был смех!» Он смеялся и тогда, когда Иветт высказала предположение, что в домах терпимости он прячется от своих кредиторов. Да нет же, он живет там потому, что ему это нравится, и нечего искать другие объяснения. Ему нравится наблюдать проституцию. Ведь никому и в голову не приходит, что в любом уродстве есть своя красота. А Лотрек видел эту красоту, он выискивал ее. Он друг и доверенное лицо «несчастных женщин, служащих любви». Он знал их душу. Они прекрасны. Они достойны кисти Беноццо Гоццоли. Да, они прекрасны.

В смехе Лотрека чувствовалось искреннее волнение, и он, схватив лист бумаги, давал выход ему, нервными линиями набрасывая чей-нибудь портрет.

* * *

Альбом «Иветт Гильбер» был выпущен Андре Марти в конце августа. В него вошло шестнадцать литографий.

Вначале певица отнеслась к альбому одобрительно. «Я довольна и весьма благодарна вам, поверьте мне». Но, как это уже произошло с эскизом афиши, близкие Иветт Гильбер умерили ее восторг. Мать даже посоветовала подать на Лотрека в суд за «диффамацию». Писатель Жан Лоррен, надушенный и напудренный сибарит с перстнями на руках, который помог Иветт сделать карьеру и который ненавидел Лотрека, грозился порвать с ней за то, что «она согласилась, чтобы этот человек вымазал ее гусиным пометом» (оттиски литографий были выполнены зеленым цветом). Но Иветт Гильбер все же подписала все сто экземпляров.

Вскоре в печати появились хвалебные статьи об этом альбоме (одна из них, в «Жюстис», была написана Клемансо), и певица полностью примирилась со своим жестоким портретистом. Она пригласила его вместе с Жеффруа в свое поместье Во, около Мелана. Втроем они сели в лодку и поплыли по Сене. Мужчины, в цилиндрах, гребли, а Иветт сидела у руля. «Мне посчастливилось, – вспоминал потом Лотрек об этой прогулке, – я плыл дорогой, которую мне указывала звезда».

Некоторое время спустя в газете «Рир», основанной Арсеном Александром, появился новый портрет Иветт Гильбер. Лотрек изобразил ее поющей. «Певица собиралась на следующий день в Лондон, – комментировала газета, – но, узнав, что Тулуз-Лотрек должен был дать ее портрет в „Рир“, не только согласилась позировать ему, но сама настояла на этом и спела специально для него очаровательный припев»[127].

II ПАССАЖИРКА ИЗ 54-Й

Дурацкий час на свете,Когда нам время спать.Но есть и праздник, дети, —Когда идем плясать.Шарль Кро

За последние месяцы террористы развили бурную деятельность. Одно покушение следовало за другим. Вайян бросил бомбу в Палате депутатов. Его казнили. В ответ анархисты бросили бомбы в гостинице «Терминюс», на улице Сен-Мартен, в церкви Мадлен, в ресторане Фойо, где бывали сенаторы. Кончил жизнь на гильотине Анри. В Лионе Казерио убил президента республики Карно за то, что тот отказался помиловать Анри, Вайяна и Равашоля.