Жизнь в розовом свете

— Послушай, Агнес…

— Ничего, ничего не желаю слушать! — топнув ногой, она демонстративно зажала ладонями уши.

Питер сник. На побледневшем лице ярко проступили веснушки. — Извини, я не должен был пользоваться случаем… Я все, все отлично понимаю: у тебя сегодня неудачный день. Забудь и прости.

— Неудачный?! Кошмарный! Но если ты имеешь в виду Иордановича — то я плевать на него хочу! Да, да — плевать! — Агнес заметалась по комнате, отбрасывая носками атласных туфелек разбросанные афиши. — Надутый плейбой! Истаскавшийся, пресыщенный тип! И к тому же — банкрот. Я не настолько стара, чтобы покупать себе смазливых мальчишек.

— Но ты ждешь его! Я вижу, как тебе плохо. Черт! Не думал, правда, что это так серьезно.

— Серьезно? О чем ты? Немного увлеклась… — Она пожала плечами, и стала неторопливо отрывать лепестки стоящих в китайской вазе алых роз. Эх, Пит, если бы я знала, что это такое. Ну то, что я все время изображаю на сцене.

Агнес не лукавила. Иногда ей казалось, что она страстно влюблена. Она флиртовала, затевала сложную интригу… Но несколько свиданий — и страсть испарялась, словно спектакль окончился и на сцене погас свет. Она вновь погружалась в работу, тяготясь надоедливым поклонником и не мучаясь сожалениями.

— Я — зачарована славой. Только её люблю, ей предана и верна… А мужчины — всего лишь забавная игра, — сказала она с неожиданной горечью.

Питер знал, что это и в самом деле так. Он осторожно взял терзающую алые лепестки руку и молча поцеловал, признавая свою капитуляцию.

Спектакль не отменили — Агнес справилась с простудой, а о близости с Питером больше ни разу не вспоминала. Дня через три мимоходом спросила: Почему не заходишь ко мне? Разлюбил?

— Лучше быть необходимым другом, чем обременительным поклонником, ответил он заготовленной фразой.

Но она не расслышала, углубившись в изучение предоставленных Питером финансовых отчетов.

Кто бы подумал, что через два дня Агнес сразит самый сокрушительный и свирепый вирус любви…

— Я поняла! — обрадовалась Ди. — Ей нужен король! Ты же упоминала про какого-то короля? Так ей и надо вертихвостке. Актриса и монарх! Вот ведь наказание.

— Милая, разве мы можем знать, где найдем, а где потеряем…Да, Агнес папала в сети любовной страсти. И это оказалось чудесно!

В день закрытых гастролей мэр Сплита устраивал для мадмуазель Петти прием на яхте. Погода все ещё не радовала, но шторм утих и господин Стефович хотел порадовать гостью роскошным ужином. После спектакля Агнес переоделась в вечернее платье прямо в своей гримуборной. Ей так часто приходилось менять туалеты, что она научилась блестяще делать это в любой обстановке.

Еще шумела на площади выходящая из театра толпа, а звезда, двадцать минут назад раскланившаяся перед занавесом под дождем летящих к ней цветов, была готова к ужину на яхте.

Черная тафта, собранная в широченную юбку, шуршала и матово переливалась в свете гримерных ламп. Поверх узкого, затянутого в талии лифа — маленькое болеро, расшитое стекляусом и серебряной нитью. Секунду поколебавшись, Агнес достала из гардероба широкую накидку из пушистого алого букле. Меха и перья под дождем выглядят смехотворно, а красный цвет хоть немного добавит яркости этому неудачному вечеру.

Агнес знала, что финальный спектакль был не лучшим. Голос звучал блекло и никак не появлялся тот сценический кураж, который обычно воспламенял кровь звезды. Она никак не могла понять, почему среди актеров так много людей, принимающих допинги. Агнес не нуждалась ни в алкоголе, ни в наркотиках. Зрительный зал, замерший в восторженном ожидании, превращал усталую и отнюдь не самую эффектную женщину в блистательную примадонну.

Без грима и эффектного туалета Агнес могла спокойно расхаживать в толпе поклонников, не опасаясь, что кто-нибудь узнает её. Славненькое, но вполне заурядное лицо с мелкими чертами, тускло-смуглый оттенок кожи, стройная, миниатюрная фигурка — вовсе не примечательная в повседневной одежде.

Блеклый цвет лица — досадный пустячок, который легко устраняется гримом, но делает абсолютно невозможным появление на людях без специального макияжа. Те, кому пришлось застать звезду «а ля натурелль», сразу интересовались, а не захворала ли она — настолько померкшим и унылым казался её облик.

Но плюсов во внешности Агнес было гораздо больше. Конечно, осанка, умение двигаться, носить шикарные вещи, производило впечатление породы, яркости, неотразимой прелести. А голос! Агнес удавалось в разговоре придавать интонациям столь богатые оттенки, так выразительно произносить банальности, что её считали глубокой, утонченной, загадочной… Да, старому учителю Карлу Фитцнеру удалось все же сыграть в судьбе Агнес роль Пигмалиона. Он не сумел сделать из бойкой девчонки утонченную леди, но её бархатный голос, манера значительно изрекать банальности, могли бы украсить и герцогиню.

Нельзя упустить из внимания и вьющиеся жесткие волосы — этот недооцененный Агнес дар природы. При всякой погоде и в любой ситуации её лицо имело чудесную раму — крупные темно-каштановые завитки с огненным оттенком, полученным при помощи хны.

Агнес частенько досадовала на природные кудри, завидуя тем, у кого волосы струились как светлый шелк. Но ведь оценить природный дар может лишь та, что проводит часы в папильотках под горячим колпаком и бережет прическу от ветра и тумана. А уж дождь! — Эн сочувственно покачала головой.

— Мне страшно и подумать об этих бедолагах.

— Ты слишком консервативна. Сейчас в ходу мужская стрижка, дамы забывают о волосах до следующего посещения парикмахера. Современную женщину украшают независимость и умение зарабатывать деньги, а не кудельки. — Без видимого одобрения прокомментировала ситуацию Ди.

— Мы то с тобой никогда не знали проблем с волосами. Кудряшки, особенно светлые, всегда выглядят премиленько. — Эн провела рукой по зачесанным назад пышным волосам. — Хотя, признаюсь, порой я бы не отказалась от прически Лиз Тейлор или Лайзы Минелли… Женщинам скучновато пребывать в одном, отпущенном им природой, облике.

— Вот они и метят в актрисы, чтобы побывать и Сильвой и Марицей.

— Но всему приходит конец. Однажды наступает страшный день — актриса видит в зеркале ушедшие годы.

«Твоя звезда меркнет» — сказала себе Агнес, вглядываясь в зеркало. Наедине с собой она впервые призналась в том, что не хотела, ни за что не хотела замечать — швыряла подальше газеты с портретами молоденьких актрис, не обращала внимания на успехи соперниц и собственные неудачи. Она шла напролом, ощущая, что попадает в ногу со временем.

Но время ускоряло свой ход — стремительно менялись вкусы, настроение, мода. Эпоха «Королевы чардаша» уходила в прошлое. Идолом толпы становилась Мадонна — дрянь, стерва, черная кость. В цену входило обаяние порока, цинизма, коварства. А тридцать пять — не тот возраст, чтобы все начинать заново.

— Может плюнешь на сегодняшний прием? — засомневался Питер, увидав стоящую перед зеркалом Агнес. Он приехал за ней в смокинге и черном плаще, как всегда сдержанно элегантный. — Хочешь, я позвоню господину Стефовичу? Возможно, у тебя снова поднялась температура. Глаза блестят и на щеках какой-то лихорадочный румянец.