Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

В хрущевские времена монастыри стали закрывать, закрыли и наш, а сестер перевели в мужской Духов монастырь. Братия перешла в один корпус. Нам, шести сестрам во главе с матушкой Ниной, отдали покои наместника, отец Сергий тогда был. Он перешел в покои митрополичьи, наверх, а нам освободил свои покои. Я и там хором управляла. Мы чередовались с братией: они сегодня поют, мы завтра поем, а в праздники и воскресные дни наш сестринский хор пел даже вместе с архиерейским хором. Мы не унывали. В пещерном храме лежали мощи мучеников Виленских, которые в течение 550 лет остаются совершенно нетленными, подобно как у святителя Спиридона или преподобного Александра Свирского. В субботу была наша череда петь в пещерном храме, так замечательно, это было главным послушанием. Я тапочки для вильнюсских мучеников шила и вышивала. Их на мощах освящали, и отец наместник раздавал в благословение.

В начале 68-го года приехал в Вильнюс Таллинский владыка Алексий (Ридигер), зашел в Духов монастырь Виленским мученикам поклониться. Мы так удивились, что владыка из Эстонии вдруг приехал в Литву. В этот приезд он и узнал у братии, что женский монастырь закрыли, и сестры в отдельных покоях в Духовом живут: игуменья Нина, ее племянница, которая с восьми лет при ней, келейница и пюхтицкие две, мать Варвара и Георгия. Вот тогда он и пришел в наш игуменский корпус, пообщался с матушкой Ниной, потом пожелал с нами побеседовать. Стали расспрашивать его про Пюхтицу. Слава Богу, сказал, сестры живут, трудятся, матушка, конечно, там уже такая слабенькая, старенькая, в аварию попала, гости приезжают. Расспросил, какие мы несем послушания и вечером в Таллин уехал. Через три дня матушке Нине из епархии позвонили и телеграмму прислали, чтобы мать Варвара срочно ехала в Москву. Удивились: никаких намеков ни на что не было. И матушка Нина заволновалась, и в епархии. Поехала мать Варвара в Москву и мне оттуда звонит, говорит, что ее хотят или в Иерусалим, или в Пюхтицу направить. Матушке Нине ничего пока не говорили. Мать Варвара, вернувшись из Москвы, мне сказала: «Не знаю, что делать: наш владыка Алексий в Пюхтицу зовет». Перед всеми этими событиями матушка Нина все время видела кресты – то наяву, то во сне. Она уже не вставала, в звоночек звонила. И когда мать Варвара пришла к игуменьи и сказала, что ее в Иерусалим хотели назначить, матушка вдруг снова: «Опять крест видела, опять крест какой, – и ручкой в воздухе показывает. – Этот крест я не переживу…»

Потом мать Варвару снова вызвали в Москву, от Иерусалима она отказалась. А за несколько дней до Крещения Эстонский владыка Алексий сказал ей, что в самый праздник в Таллине будет ее посвящение в сан игуменьи, а на второй день – Предтечи Господня – едем в Пюхтицу, и меня забирают. Вечером мать Варвара вернулась из Москвы. Пришлось все матушке Нине рассказать, ей сразу сделалось плохо. Весь Духов, все сестры – в слезы до истерики, братия очень переживали, даже скорбели. На Крещение в Таллине, в Александро-Невском соборе состоялось ее посвящение в игуменьи. А на второй день, на Предтечу, поехали в Пюхтицу. Там уже Владыка вручал матери Варваре посох, и 42 года она была там бессменной игуменьей. Сестры в Пюхтице были все очень довольны, что мы опять вернулись, помнили нас, хотя нас не было 12 лет. А у меня 12 лет день в день получились. Через месяц матушка Нина скончалась. Вот про какой крест она говорила. Матушка Варвара ездила ее хоронить.

Пюхтицкую игуменью Ангелину отправили на покой, она в аварию попала, недомогала. А надо было Пюхтицу спасать от закрытия. Еще в 1961 году, в самый день хиротонии Алексия (Ридигера) во епископа Таллинского и Эстонского власти заявили, что подлежит закрытию Пюхтицкий монастырь и еще 36 приходов в Эстонии. С большим трудом он уговорил власти отсрочить это безбожное решение и вскоре привез в Пюхтицкий монастырь первую зарубежную делегацию. Это событие сыграло свою положительную роль – был большой резонанс в прессе, монастырь оставили, но вопрос окончательно не был снят. И вот поехали группы в Пюхтицу – из Финляндии, из Германии, из Швейцарии. Эти группы надо было и принимать на должном уровне, и монастырь показать с самой лучшей стороны. Действительно, богослужение всем нравилось, и молитвенный настрой насельниц, и ухоженное хозяйство. Как это важно было в то время. Благодаря этим делегациям Пюхтица и сохранилась.

Старец с острова Залит

Промыслительным мое жительство в Вильнюсе было еще и потому, что именно там я встретилась с отцом Николаем Гурьяновым [41] , который с тех самых пор помогает мне своими молитвами, хотя уже и отошел в жизнь Вечную… Когда в 55-м году мы приехали в Вильнюс, он еще жил там. У него был приход при храме в честь святителя Николая. И когда праздновали память святителя или другие праздники, он приходил к матушке Нине, игуменье, просил: «Матушка, благословите мне Георгиюшку службу пропеть». Матушка меня отпускала к нему в приход. Необыкновенный батюшка был, духовный, но тогда мы еще не совсем понимали это. Матушка Нина всегда с ним советовалась. Отец Николай очень уважал и почитал ее, часто приходил в наш женский монастырь в честь святой Марии Магдалины. Несмотря на его тогдашнюю молодость, у него был дар рассуждения, и Господь ему многое открывал. Он и матушку Нину духовно окормлял, и сестер, которых было всего около десяти. Придет к нам, сестры соберутся, и такая беседа потечет, важная для каждой… Потом вдруг подойдет к какой-нибудь сестре и пальчиком постучит. «Ты, – говорит, – что задумала? Нет, нет, нет, нет благословения». Никто ничего и не знает, что там она задумала, а ему открывалось.

Любил батюшка на фисгармонии петь и играть. Иногда матушке Нине скажет: «Матушка игуменья, благослови нас, меня и Георгиюшку (почему-то всегда так ласкательно меня называл), псальмочки на нотки положить, написать. Чтобы это было и для других в назидание духовное. Господу так угодно». Вот он сидит, играет какую-нибудь псальмочку на свою мелодию. Я потом говорю: «Батюшка, а если на полтона повыше?» Сяду, сама начинаю играть. «Ой, как хорошо звучит, прекрасно. Давай, Георгиюшка, пиши, пиши в этой тональности». Все эти ноты у меня в Пюхтице остались.

Отец Николай присутствовал на постриге Вали – матушки Варвары. Потом, когда через трое суток новопостриженных сестер из храма вывели в кельи, он опять пришел в монастырь. Когда в келью к ней зашел, матерью Варварой ее называть не стал, а вдруг вот так: «Матушка-строительница». Спрашивает ее, читала ли она книгу игуменьи Таисии Леушинской? [42] «Батюшка, читала», – отвечает. «Так вот, матушка-строительница, пусть будет твоя настольная книга, читай, читай, матушка-строительница». Однажды приехал, когда уже монастырь закрыли, а мы жили в Духовом, и говорит: «Ой, матушку Варвару-то как сватать будут, как будут сватать!» А матушка Нина сидит, крестится: «Батюшка, да что вы такое говорите. Только постригли, а вы говорите – сватать». – «Ой, матушка, как сватать-то будут ее…» И сосватали-таки вскоре: приехал в Вильнюс владыка Алексий (Ридигер) и забрал матушку Варвару в Пюхтицу. Ей вручил игуменский жезл, а меня в мантию постриг – с оставлением имени в честь Георгия Победоносца и казначеей назначил.

Мы вернулись в Пюхтицу в 1968 году, отец Николай уже на остров Залит переехал, где теперь косточки его лежат. Многое пришлось восстанавливать, и он часто приезжал к нам в Пюхтицу, сестры знали его необыкновенную любовь ко всем. Он помогал нам советами и молитвой. А если не мог приехать, когда нужно было что-то серьезное решать, матушка Варвара посылала меня к отцу Николаю на остров спросить, есть ли воля Божия. И если он скажет, что нет благословения, мы не делаем. Скажет – делайте, то уже знаем, что воля Божья исполнится. Так с 55-го года мы и жили под его благим руководством.

«Безропотно несите послушание – три шага до Царства Небесного»

В Пюхтице я застала еще старых монахинь – тех, которые первыми пришли на Святую гору по благословению отца Иоанна Кронштадтского. Меня поселили в келье вместе с матушкой Аркадией, духовной дочерью отца Иоанна Кронштадтского, она потом у нас благочинной была. Родом мать Аркадия была из Кронштадта. Дом ее родителей стоял недалеко от дома батюшки Иоанна, так что даже этот святой старец к ним домой приходил, а они – к нему. И по его благословению она совсем молоденькой девушкой пришла в Пюхтицу. Была еще мать Ираида, старшая просфорница, она в 14 лет пришла в монастырь и рассказывала, как сама Матерь Божия ее избрала и прислала в монастырь. «Когда еще не было монастыря, на Успение собирались на Святую гору паломники, – слушали мы ее рассказ. – Туда, где было явление Матери Божией, это эстонские пастухи три раза видели. Приближается Матерь Божия невидимо. Вдруг видят – перед ними появилась какая-то необыкновенной красоты Женщина сияющая. Хотят посмотреть на Нее, приближаются, а Она – снова становится невидима. Когда в третий раз им явилась Матерь Божия, мимо шли русские крестьяне. Пастухи позвали их и привели на место явления, а там лежит икона. Они лютеране были, иконам-то не поклоняются. Крестьяне посмотрели – оказалась икона Успения Божией Матери. Взяли эту икону, потом передали в Ревель, владыке, и построили на месте явления Матери Божией часовенку. Много лет икона находилась в этой часовенке, которая до сего дня стоит у древнего засохшего дуба. Это и есть чудотворный образ Успения Божией Матери. Дорогой батюшка, отец Иоанн Кронштадтский, благословил в честь Успения Божией Матери монастырь построить на Святой горке. Однажды с родителями я приехала на всенощную под Успение, лет 13–14 мне было. Вечером всенощная, после всенощной была общая исповедь. Владыка из Ревеля приезжал, и утром собирался служить литургию прямо на горе, там, где единственная часовенка стояла. И вот после исповеди меня уложили спать на телеге, на сене. И вижу такой сон. Вдруг передо мной такая красивая Жена встает, глаза у Нее необыкновенные. Подходит Она ко мне и так ласковоласково на меня смотрит, говорит: «Дочь Ирина, ты хочешь быть Моей служанкой и жить в Моем доме?» В миру я Ириной называлась, говорю: «Хочу». Она еще ближе ко мне подошла, ручку мне на голову положила. Я такое блаженство почувствовала, не могу передать. И вдруг Она стала невидима. Это Матерь Божия была»…

Когда я сама услышала от матушки Ираиды эти слова «хочешь быть Моей служанкой и жить в Моем доме?» меня охватило такое радостное чувство! Думаю, Матерь Божия, неужели, и я тоже служанка, и мы живем в Твоем доме? Вот каких сестер в Пюхтице я застала. Старенькие говорили, что когда батюшка Иоанн ходил по кладбищу, – там уже были первые монахини похоронены – то снимал свою шляпу, и то в одну сторону поклонится, то другой могилке поклонится. Говорил матушкам: «Здесь много мощей у вас». Если бы я знала, что мне придется восстанавливать Иоанновский монастырь, сколько бы я могла расспросить у этих уже отошедших в Вечность подвижниц. Святой Иоанн Кронштадтский сестрам всегда говорил: «Сестры! Безропотно, только безропотно несите послушание. Три шага до Царства Небесного. Только безропотно». А ведь все делали вручную. Когда строили собор, даже свой кирпич выделывали руками.

От первых сестер сохранились и пюхтицкие напевы. Они какие-то особые, очень молитвенные. Даже здесь, в Горнем, иногда поем какой-нибудь небольшой концерт. Я говорю сестрам, пойте Пюхтицкое, потому что они очень молитвенные.

Когда я была регентом в Пюхтице, тогда практически не было ни богослужебных книжек, ни нот. Заучивали с голоса, а когда некоторые сестры стали поступать и с музыкальным образованием – тогда уже стали делать спевки, новое разучивали. Все было хорошо в Пюхтице, только климат не по мне… Там я постоянно простужалась. То у меня рожистое воспаление, то ангина. Владыка Алексий приедет, надо петь, а у меня или горло простужено, или температура. В Горнем все простуды кончились, мой климат здесь. Видно, Боженька так милостиво устроил.