Жизнь взаймы

Несмотря на ровную местность и возможность привязки к старому частоколу, разметка заняла целый день. Труднее всего было отгонять многочисленных зрителей, чтобы не мешали натягивать веревки и окапывать будущие контуры. Как это не раз замечали люди, тесно связанные со строительством, контуры будущего строения, размеченные на плоскости, всегда кажутся мелкими и неубедительными. Лишь когда начинают расти стены и появляется объем, тогда ты понимаешь, что намечен был дворец, а не курятник. Поэтому многочисленные язвительные комментарии игнорировал и советовал всем задуматься над вопросом, почему дурням полдела не показывают.

На следующий день пришла долгожданная ладья. Добирались они трое суток, на ночь приставали к берегу. Боялся купец в темноте на дерево нарваться или на одинокую льдину, плывущую с северных верховий реки. Купцу нужен был день, чтобы разгрузиться и расторговаться в Черкассах. К нам он планировал отправиться на следующее утро, взяв на борт меня и часть рабочих. Пользуясь случаем, продолжил обучение работников новаторским методам строительства оборонительных сооружений.

В Европе, чтобы добиться вертикальности стен земляного укрепления, фронтальную и заднюю стенки выкладывали из кирпича, а уже внутрь засыпали землю и трамбовали. Кирпича у нас не было, поэтому мы поступали проще. В качестве передней и задней стенки плели тын из лозы, задерживающий землю и не дающий ей расползтись. Нижние колья забивались в землю, верхние затем вплетали в уже сформированный тын и тянули его дальше вверх, скрепляя колья передней и задней стенки растяжками и распорками. Получался своеобразный метод скользящей опалубки. В конце тын штукатурился глиной или песком с известью – и получалась ровная стена.

По такой же технологии в это время казаки строили большинство домов, только стенки там обычно были не больше полуметра. Дерево в степи – проблема, а лоза густо росла возле речушек и озер, там, где и селились люди. Лоза растет быстро, с нею все умели работать. Дом получался теплым зимой и прохладным летом, перекрывался длинными, ровными стволами и накрывался камышом или ржаной соломой. Все материалы были доступными – только собирай и работай.

Но, несмотря на это, вопросов к моему проекту у Атанаса появилось немало. Видно, вечером они долго обсуждали с казаками увиденное, и утром он, не давая роздыху, засыпал меня ворохом вопросов:

– Богдан, ты говорил, высота стены будет четыре твоих роста? Так это мало… любой на такую стену выдерется даже без драбины [23] . Надо бы повыше поднять.

– Батьку, так ты посчитай ров – это еще два роста, – и брустверная стенка с бойницами, за которой казаки прятаться будут и в супостата стрелять, – еще один рост. Это семь таких, как я, друг другу на плечи встать должны, чтобы до верха достать. Ты глянь на ваш частокол – так новая стена, считай, как четыре таких будет. Вот на него так точно любой без драбины заберется.

23

Лестницы (укр.).

– А ну заберись!

– На что закладаемся? Давай на десять монет серебром, что ты «Отче наш» прочитать не успеешь, как я наверху буду.

От нас до земляного вала было метров сорок, затем не особо крутой вал метров пять и частокол высотой около трех метров, сложенный из круглых ошкуренных бревен, стоящих впритык. Но небольшие неровности, остатки от срубленных сучков были в наличии, ноге было за что зацепиться, особенно если втиснуть ее в стык бревен. Там даже на трении, вывернув стопу и воткнув ее в стык, можно было удержаться. Также не составляло проблем вбить в стык бревен нож и нагрузить его весом своего тела. Поэтому, имея в руках два надежных ножа и обладая определенной ловкостью, выбраться на частокол при отсутствии активного противодействия особого труда не представляло.

Как мне самоуверенно казалось, обладал я и тем и другим. Более того, уже проделывал такой фокус во время одного из моих посещений славного поселка Черкассы. Пока рассматривал частокол, мне пришла в голову глупая мысль, как взобраться на него, и я тут же ее опробовал. Заняло это у меня ровно пять секунд. Еще шесть-семь потребуется, чтобы добежать до частокола. Чтобы внятно прочитать «Отче наш», нужно секунд двадцать, так что успевал я с большим запасом.

Атаман угрюмо смотрел на меня – видно, большие жабы не только мне жить не дают, и в неприступности черкасских укреплений не один я сомневался.

– Правду про тебя говорят, что ты без монеты шагу не ступишь. А просто так, без монет, не полезешь?

– А зачем мне сапоги и шаровары драть, если и так знаю, что залезу? Не веришь – давай монету, а нет – так я дальше хлопцам сказывать буду.

Видно, атаман знал свои укрепления не хуже меня, потому что вместо предложения о закладе последовал очередной вопрос:

– А почему это стенка, которую ты называешь «фланк», такая короткая, а та, которая «фас», намного дольше выходит?

– Батьку, так гляди, если фланк дальше вытянуть, то фас еще дольше выйдет и линия его стены не будет видна с основной стенки. Появится мертвая зона, вдоль которой ты не сможешь фланкирующую стрельбу вести. А суть всего этого строения такая, что любой супостат, куда бы он ни лез, может получить стрелу с разных боков, так чтоб он одним щитом прикрыться не мог.

Атанас долго разглядывал рисунок, хмыкая и пытаясь найти направление атаки, простреливаемое лишь с одного направления, пока не сделал вывода:

– Хитро придумано.

Но и после этого он еще долго ходил за мной, слушая мои указания по правильной организации работ, последовательности возведения сооружений и распределения людей по разным видам работ. В этот период люди, которые могли так долго говорить, не повторяясь и не сбиваясь с мысли, были редкостью, даже наш поп не мог сравниться со мной в этом искусстве. Видно, и атамана зачаровал плавный, не сбивающийся поток моей речи.

С дренажными каналами проблем не было. Забыв соорудить их в своем валу с частоколом, народ пытался все дождевые воды вывести через единственные ворота. Получалось плохо. Ворота были только с одной стороны, а склоны холма смотрели на все четыре стороны света. Поэтому надобности и важности дренажных каналов никто не оспаривал. Новым для них было понятие отстойника перед дренажным каналом, но воспринято данное новшество было с одобрением и пониманием. Керамических труб у нас не было, поэтому дренажные каналы, ведущие в ров, обкладывались камнями. Камни сверху накрывались камышом или соломой, а потом уже насыпалась земля основной стены. Перед каналом выкапывался и накрывался отстойник, к которому вдоль внутренней стены прокладывались отводные канавки для стока дождевых и талых вод. Больше всего споров со стороны атамана и со стороны работников вызвали мои предложения по использованию арбы, запряженной волами, в качестве самосвала.

Арба – широкая телега на двух больших колесах, запряженная парой волов, идеально подходила на роль самосвала. Оглобля арбы очень просто крепилась к ярму волов, ее можно было легко отцепить, отвести волов, снять заднюю створку кузова и перевернуть арбу назад, используя длинную оглоблю как рычаг. Грунт из телеги высыпался, как из кузова самосвала. С другой стороны, копыта волов и колеса будут трамбовать землю не в пример качественней, чем это могут сделать работники. Некоторые, самые сообразительные, мою идею поддерживали, большинство материлось, что им эти арбы на хрен не нужны, они руками и корзинами быстрее сделают.

В этом и проблема демократии. Выбирать и вставлять свои пять копеек лезут все, хотя очень и очень многим лучше было бы не заморачиваться вопросами, о которых они имеют нулевое понятие. Воспользовался тем, что тут у нас не выборы атамана, а производственное совещание. Я как бы выступаю в роли нанимателя, платящего монеты, а поэтому имею право на свои капризы. На этом основании свернул разгоревшуюся дискуссию простым предложением. Кто не хочет делать, как сказано, работает бесплатно. Монеты получат только те, кто делает то, что ему велят.