Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди
Шрифт:
Праздничный день 1-е Мая выпал в том году на вторник. Однако на настроение советских граждан это нисколько не повлияло: все было, как всегда: утром — демонстрация, вечером — домашние посиделки за праздничным столом под включенный телевизор. Правда, в отличие от прошлых лет, в этот раз родное ТВ своим зрителям вместо показа какого-нибудь развлекательного фильма устроило премьеру документальной эпопеи «Малая земля» по книге Леонида Брежнева. Помню, лично я высидел у экрана минут десять, да и то из-за Вячеслава Тихонова, который проникновенно читал текст за автора. Потом это действо мне наскучило. Подозреваю, что таких, как я, в тот вечер было большинство. Между тем у руководителей ТВ все-таки хватило ума не испортить праздничный вечер
Надолго запомнился тот Первомай жителям города Нарыма, что на севере Томской области. В тот день, вернувшись с демонстрации, жители города увидели плывущие по Оби… человеческие останки. Их было так много, что люди испытали настоящий шок от увиденного. Как выяснилось, это останки людей, расстрелянных в застенках НКВД в 30-е годы. Нарым в те годы представлял из себя один из центров ГУЛАГа — туда свозили тысячи репрессированных. Старожилы рассказывали, что в 1937 году их в городе и окрестностях скопилось столько, что в НКВД было принято решение большую часть из них расстрелять. Казни проводились в Колпашевском яру, здесь же убитых и хоронили в братской могиле. Видимо, весенний размыв крутого берега реки обнажил одно из таких тайных захоронений спустя 40 лет после трагедии.
Грустным выдался тот Первомай и в Свердловске. Как мы помним, месяц назад там вспыхнула эпидемия сибирской язвы, из-за которой в городе погибло несколько десятков человек. К концу апреля ситуация вроде бы нормализовалась — смертность сошла на нет, — как вдруг 1 мая в больницы снова стали поступать безнадежные больные. Началась вторая волна смертей. Накануне праздников люди вышли на уборку города и, подметая улицы, вместе с дорожной пылью вдохнули оставшиеся токсины. Других разносчиков болезни уже не было: за эти дни в городе перестреляли всех бездомных собак и кошек, которые разносили заразу через шерсть.
Владимир Высоцкий встретил праздники вдали от Москвы — в городе Глазове, где он выступал с концертами. В праздничный день 1-го Мая он дал сразу четыре концерта в ледовом Дворце спорта «Прогресс». То же самое и на следующий день. А потом концерты внезапно сорвались. Вот как об этом вспоминает В. Янклович:
«Я был в Ижевске, когда из Глазова мне позвонил Высоцкий:
— Срочно приезжай. Здесь творится что-то ужасное!
Еду в Глазов. Ночь, темень, все дороги размыты. Приезжаю в гостиницу — человека, с которым мы договаривались, вообще нет. Другие люди, я их в первый раз вижу. Говорю:
— У нас спектакль, мы уезжаем.
— Как это уезжаете?! Срываются концерты!
На следующий день выясняется, что зрителей нет. Дороги размыты, и почти никто в Глазов приехать не смог. В зале сидели около ста солдат. Хотя была договоренность, что люди все равно приедут — на подводах.
Короче говоря, Высоцкий все бросает и уезжает. Организаторы все равно должны были заплатить: такая была договоренность. А состоялись концерты или нет — это Высоцкого не касалось. Они заплатили…»
2 мая большую промашку допустили советские СМИ. В тот день во всех центральных газетах появилась одна и та же фотография — члены Политбюро приветствуют демонстрантов, стоя на трибуне Мавзолея на Красной площади. Однако в двух газетах эта фотография выглядела по-разному: если в «Вечерней Москве» 1-й секретарь МГК КПСС Виктор Гришин придвинулся к Брежневу на одно место, а Андрея Кириленко на ней вообще не было, то в «Правде» Кириленко в наличии имелся, а Гришин стоял на другом месте — на почтительном расстоянии от Брежнева. Сегодня эти фотографические кульбиты кажутся бредом сивой кобылы, но в те годы их, что называется, изучали под лупой. Особенно кремлеведы на Западе. Ведь по тому, как выстраивались члены Политбюро вокруг своего хозяина, они могли судить о расстановке сил на высшем политическом Олимпе Советского Союза. Впав в транс после увиденного в первомайских
газетах, кремлеведы долго ломали головы над тем, что же произошло: либо Гришин в фаворе, либо Кириленко в опале, либо все осталось по-прежнему. Кто-то предположил и вовсе простой вариант: «Вечерка» «придвинула» хозяина Москвы поближе к Брежневу из чисто лизоблюдских побуждений — чтобы угодить Гришину. То есть никакие интриги в Политбюро под этим не подразумевались.Тяжелыми выдались те дни для главного режиссера Малого театра Бориса Равенских. Как мы помним, в театре его всячески третируют, причем главным застрельщиком этого выступает мэтр сцены Михаил Царев. Равенских жалуется самому министру культуры СССР Демичеву, но тот сохраняет нейтралитет, оставаясь над схваткой. Между тем эта жалоба режиссера вызвала еще больший гнев по отношению к нему со стороны оппонентов. 3 мая на свое заседание собрался Президиум Художественного совета театра, где было принято письменное обращение все к тому же Демичеву. В нем сообщалось: «В сложившихся планах театра ныне не предусмотрены новые постановки Б. И. Равенских. Президиум Художественного совета не находит возможным принять положительное решение по поводу заявления Б. И. Равенских, так же как по вопросу о дальнейшем пребывании его в Малом театре».
Это обращение наглядно демонстрировало режиссеру — в театре его больше не потерпят. Однако Равенских спас… Кто бы вы думали? Брежнев. Вернее, не лично генсек, а его знаменитая «нетленка» — «Целина». Демичев согласился оставить Равенских в театре, если он возьмется за постановку какого-нибудь актуального произведения. И была выбрана «Целина» — самая актуальная для отечественной номенклатуры вещь в то время.
Владимир Высоцкий вернулся в Москву и, видимо, чтобы компенсировать недоработанные в Глазове концерты, принялся «окучивать» столицу. Вечером 3 мая он дал концерт в одном из клубов в районе Рижского вокзала. Вот как об этом вспоминает очевидец происходившего — А. Загот:
«Из нашего института, который находился поблизости, на концерт пошло человек пятьдесят. Концерт должен был начаться в шесть вечера, но время шло, а он все не начинался. Высоцкий явно задерживался. Ждали его минут 40–45. Зал небольшой, человек на 600, был забит битком. Стало душно, мы вышли на улицу, стали ждать там.
Вдруг подкатила машина, небольшая, явно не «Мерседес», серого какого-то цвета. Из нее вышел молодой человек с гитарой, высокая стройная девушка и сзади — Высоцкий. Он подошел ко входу в клуб, извинился перед ожидающими, сказал, что задержался на съемках (в тот день он был на «Мосфильме», на репетиции своих сцен в фильме «Маленькие трагедии». — Ф. Р.), пообещал, что от этого концерт не только не будет короче, но, напротив, он сегодня будет петь дольше обычного.
Мы заполнили зал. Концерт начался. Высоцкий вышел, рассказал о себе, рассказал, что из-за хриплого голоса его принимают за алкоголика, а у него такой голос с детства. Спел несколько песен. Минут через 30–40 ему на сцену стали передавать записки. Он сначала читал их, что-то отвечал, потом из зала посыпались отдельные реплики, снова подавали записки… В общем, через час он извинился, повернулся и ушел. Остается только догадываться, что послужило причиной такого поспешного ухода. Мы подозревали, что были записки какого-то личного, может, оскорбительного, может, неприятного для него характера…»
Группа «Машина времени», которая некоторое время назад почти полностью обновила состав, проводила интенсивные репетиции. Они проходили в студии ГИТИСа, где музыканты жили практически безвылазно (например, Макаревич отпрашивался у жены на ночь под предлогом, что надо, дескать, стеречь хранящийся на студии аппарат). В те дни группа репетировала совершенно новую программу, в которую вошли такие хиты, как «Право», «Кого ты хотел удивить?», «Свеча», «Будет день», «Хрустальный город», «Поворот». Последняя песня не являлась шедевром по сравнению с другими, однако именно ей суждено будет стать визитной карточкой «новой» «Машины времени». Помните: «Мы себе давали слово, не сходить с пути прямого…» и т. д. Музыку этой песни написал басист Александр Кутиков, ему и слово: