Жизнь. Милый друг. Новеллы

— Здесь пейзажи, — сказал он.

В центре висело большое полотно Гильме [22] — берег моря в Нормандии под грозовым небом. Внизу — лес Арпиньи [23] и принадлежащая кисти Гийоме [24] алжирская равнина с верблюдом на горизонте — огромным длинноногим верблюдом, похожим на некий странный монумент.

Перейдя к другой стене, Вальтер торжественно, словно церемониймейстер, возвестил:

22

Стр. 310. ГильмеАнтуан (1842–1918) — художник-пейзажист, один из друзей Мопассана.

23

АрпиньиАнри (1819–1916) — художник-пейзажист, примыкал к «барбизонской школе».

24

ГийомеГюстав-Ашиль (1840–1887) — художник-ориенталист и литератор.

— Великие мастера.

Тут были четыре полотна: «Приемный день в больнице» Жервекса, [25] «Жница» Бастьен-Лепажа, [26] «Вдова» Бугро [27] и «Казнь» Жан-Поля Лоранса. [28] Последняя картина изображала вандейского священника, которого расстреливал у церковной стены отряд «синих».

Когда Вальтер подошел к следующей стене, по его серьезному лицу пробежала улыбка:

25

Стр. 311. ЖервексАнри (1852–1929) — художник-жанрист и автор ряда картин на исторические сюжеты.

26

Бастьен-ЛепажЖюль (1848–1884) — художник, испытавший некоторое влияние импрессионистов.

27

БугроАдольф-Вильям (1825–1905) — художник-«неоклассицист».

28

Жан-Поль Лоранс(1838–1921) — художник, писавший главным образом исторические полотна. Сюжет упомянутой картины взят из истории французской буржуазной революции конца XVIII века: подавление контрреволюционного вандейского мятежа республиканскими войсками, которые назывались «синими»по цвету их мундиров.

— А вот легкий жанр.

Здесь прежде всего бросалась в глаза небольшая картина Жана Беро [29] под названием «Вверху и внизу». Хорошенькая парижанка взбирается по лесенке движущейся конки. Голова ее уже на уровне империала, и сидящие на скамейках мужчины вперяют восхищенные, жадные взоры в это юное личико, появившееся среди них, в то время как лица мужчин, стоящих внизу, на площадке, и разглядывающих ее ноги, выражают досаду и вожделение.

— Ну что? Забавно? Забавно? — держа лампу в руке, с игривым смешком повторял Вальтер.

29

Жан Беро(1849–1910) — художник-жанрист, приятель Мопассана.

Затем он осветил «Спасение утопающей» Ламбера. [30]

На обеденном столе, с которого уже убрали посуду, сидит котенок и недоумевающим, растерянным взглядом следит за мухой, попавшей в стакан с водой. Он уже поднял лапу, чтобы поймать ее одним быстрым движением. Но он еще не решился. Он колеблется. Что-то будет дальше?

Затем Вальтер показал «Урок» Детайя: [31] солдат в казарме учит пуделя играть на барабане.

— Остроумно! — заметил патрон.

30

ЛамберЭжен (1825–1900) — художник, известный комическими сценками, персонажами которых являлись кошки.

31

ДетайЭдуард (1848–1912) — художник, один из друзей Мопассана.

Дюруа одобрительно посмеивался, выражал свой восторг:

— Чудесно, чудесно, чуде…

И вдруг осекся, услыхав голос только что вошедшей г-жи де Марель.

Патрон продолжал показывать картины и объяснять их содержание.

Он навел лампу на акварель Мориса Лелуара [32] «Препятствие». Посреди улицы затеяли драку два здоровенных парня, два геркулеса, и из-за них вынужден остановиться портшез. В оконце портшеза прелестное женское личико; оно не выражает ни нетерпения, ни страха… оно, если хотите, любуется единоборством этих двух зверей.

32

Морис Лелуар(1853–1940) — художник, живописец и график.

— В других комнатах у меня тоже есть картины, — сообщил Вальтер, — только менее известных художников, не получивших еще всеобщего признания. А здесь мой «Квадратный зал». В данный момент я покупаю молодых, совсем молодых, и пока что держу их в резерве, в задних комнатах, — жду, когда они прославятся. Теперь самое время покупать картины, — понизив голос до шепота, прибавил он. — Художники умирают с голоду. Они сидят без гроша… без единого гроша…

Но Дюруа уже ничего не видел, он слушал и не понимал. Г-жа де Марель была здесь, сзади него. Что ему делать? Поклонись он ей, она, чего доброго, повернется к нему спиной или ответит дерзостью. А если он к ней не подойдет, то что подумают другие?

«Во всяком случае, надо оттянуть момент встречи», — решил Дюруа. Он был так взволнован, что у него мелькнула мысль, не сказаться ли ему больным и не уйти ли домой.

Осмотр картин был закончен. Вальтер поставил лампу на стол и пошел встречать новую гостью, а Дюруа снова принялся рассматривать картины, точно он не мог на них налюбоваться.

Он терял голову. Что ему делать? Он слышал голоса, до него долетали обрывки разговора.

— Послушайте, господин Дюруа, — обратилась к нему г-жа Форестье.

Он поспешил к ней. Ей надо было познакомить его с одной своей приятельницей, которая устраивала бал и желала, чтобы о нем появилась заметка в хронике «Французской жизни».

— Непременно, сударыня, непременно… — бормотал он.

Госпожа де Марель находилась теперь совсем близко от него. Ему не хватало смелости повернуться и отойти.

Вдруг ему показалось, что он сошел с ума.

— Здравствуйте, Милый друг, — отчетливо произнесла г-жа де Марель. — Вы меня не узнаете?

Он живо обернулся. Она стояла перед ним, приветливо и радостно улыбаясь. И — протянула ему руку.

Дюруа взял ее руку с трепетом: он все еще опасался какой-нибудь каверзы или ловушки.

— Что с вами случилось? Вас совсем не видно, — простодушно сказала она.

— Я был так занят, сударыня, так занят, — тщетно стараясь овладеть собой, залепетал он. — Господин Вальтер возложил на меня новые обязанности, и у меня теперь масса дел.

Госпожа де Марель продолжала смотреть ему в лицо, но ничего, кроме расположения, он не мог прочитать в ее глазах.

— Я знаю, — сказала она. — Однако это не дает вам права забывать друзей.

Их разлучила только что появившаяся толстая декольтированная дама с красными руками, с красными щеками, претенциозно одетая и причесанная; по тому, как грузно она ступала, можно было судить о толщине и увесистости ее ляжек.

Видя, что все с нею очень почтительны, Дюруа спросил г-жу Форестье:

— Кто эта особа?

— Виконтесса де Персмюр, та самая, которая подписывается «Белая лапка».

Дюруа был потрясен, он чуть не расхохотался.

— Белая лапка! Белая лапка! А я-то воображал, что это молодая женщина, вроде вас. Так это и есть Белая лапка? Хороша, хороша, нечего сказать!

В дверях показался слуга.

— Кушать подано, — объявил он.

Обед прошел банально и весело: это был один из тех обедов, во время которых говорят обо всем и ни о чем. Дюруа сидел между старшей дочерью Вальтера, дурнушкой Розой, и г-жой де Марель. Соседство последней несколько смущало его, хотя она держала себя в высшей степени непринужденно и болтала с присущим ей остроумием. Первое время Дюруа волновался, чувствовал себя неловко, неуверенно, точно музыкант, который сбился с тона. Но постепенно он преодолевал робость, и в тех вопросительных взглядах, которыми они обменивались беспрестанно, сквозила прежняя, почти чувственная интимность.