Жизнь

Я облизала губы и еще раз моргнула. Чувствуя взгляд Себастьяна, я продолжила с грустной улыбкой на лице:

– Сперва, я влюбилась в его голос. Потом, в его глаза. А познавая его, я поняла, что люблю в нем все.

Слова стремительно струились из моего сердца, подобно потокам горной реки.

– Но любовь – это далеко не бумеранг. Выпуская ее, каждый должен понимать, что рискует. Ведь она может не отбиться в другом сердце, чтобы вернуться к тебе.

Краем глаза я заметила Латти, которая приложила руку к губам, словно не веря в то, что я осмелилась такое говорить.

– Я необратимо поздно постигла эту мудрость. И только сейчас, находясь в зале, где сбывается моя прошлая мечта, я понимаю, что безответная любовь похожа на кинжал, который ранит сердце, оставляя вечный шрам.

Я подняла глаза и нашла тот единственный взгляд, которому посвящала слова. Себастьян нерушимо стоял на том же месте. Его брови сдвинулись, а челюсти сжались.

Улыбнувшись, я произнесла:

– Моя любовь – это искусство, вдохновение и Себастьян Эскалант.

Я подала условный знак служащему, и он поднял занавес, открывая стену за моей спиной, увешанную портретами Эскаланта.

Мой слух уловил оханье толпы, но я не обращая внимания, смотрела только на него и продолжала улыбаться. Его глаза изумленно расширились. Люди стали на него оглядываться. Наверное, для них я походила на слабоумную фанатку.

Раздались восторженные аплодисменты. Однако я не чувствовала, что их заслуживаю. Я ушла прочь от микрофона, чтобы самой посмотреть на запечатленные признаки своей болезни. Их действительно невероятно много! Мое помешательство теперь рассматривали гости выставки, которые ринулись сразу к этой стене. Я знала, что меня ждет интервью, фотосессии и поздравительно-восторженные речи. Но я ощутила острое желание избежать этого.

Оставляя здесь частичку себя, я направилась к выходу. Без лишних слов и жестов, Ксавьер поравнялся со мной и, молча, шел рядом. Больше я никого не хотела видеть, поэтому опустив глаза, быстро зашагала к выходу.

– Зоя! – схватил меня за руку Себастьян.

Я была вынуждена остановиться и посмотреть ему в глаза. Он сжимал в руке одну розу, настолько темного оттенка красного цвета, что казалась почти черной.

Хм, как символично! Цветок любви в черной окраске.

Мы привлекли всеобщее внимание. Нас принялись фотографировать, ослепляя бликами фотовспышек, пока я смотрела на мужчину, которому только что призналась в любви и на этот раз публично.

– Зачем ты это сделала? – изумился он, сведя брови. – Я не понимаю тебя...

Моя горечь вылилась в усмешку:

– Ты не сможешь меня понять. Вчера ты убедил меня в этом. Еще раз.

Он стиснул пальцы на моем плече, почти преодолевая грань боли. Я видела, как он ошарашен мои поступком, как часто дышал и вглядывался в мое лицо, чтобы найти ответы.

Поддавшись порыву, я сделала шаг к нему и положила ладонь на грудь там, где взволновано, стучало его сердце.

– Я живу и рисую так, как чувствую, Себастьян. И жалею лишь о том, что ты так не можешь.

Я убрала руку и попыталась отстраниться. Но медовые глаза вмиг вспыхнули, и Эскалант схватил меня за шею, дернул к себе и…поцеловал!

Просто прижался теплыми губами к моему рту на несколько секунд и также резко отпустил. Я пошатнулась, но устояла на ногах. Настало время изумляться мне. Я потрясенно смотрела как он, хмурый и сердитый, сверлил меня темным взглядом. Вокруг нас бушевали фотографы и зеваки. Мы их отлично позабавили.

Себастьян медленно протянул мне розу и отчеканил:

– Поздравляю.

Я приняла цветок и ушла. Мои губы горели, словно от ожога. Глаза болели от сдерживаемых слез. А пальцы прокалывали шипы розы. Но способна ли эта боль отвлечь от душевных мук?

Я быстро спустилась по ступеням. Ксавьер следовал за мной, вместе с Раблесом и Сорино. Он открыл дверь, и я скрылась в авто. Верный Раблес обошел машину и сел на водительское сидение, пока его напарник занял соседнее место. Все, мы отъехали.

Я бросила взгляд на крыльцо отеля и увидела Себастьяна. Он смотрел, как мы удаляемся.

Тайны живут в плену паутины чувств. Стоит о них рассказать, и чувства-нити теряют силы.

Я сделала ставку именно на это.

Она уехала с Ксавьером. Не могу поверить в это! Оставила меня, после того как пыталась всех убедить, что любит. Выбрала его, после моего поцелуя. Отказалась от меня, даже когда я предложил ей все, что есть.

«Мне нужно только твое сердце».

Наивная, глупая девочка. Ее можно понять, учитывая сколько испытаний навалились на нее. Уверен, что способен помочь ей, смогу облегчить ее жизнь. Почему же она отвергает меня?! Почему выбирает этого жалкого бабника? Вновь.

– Опять упустил ее, – заключил за спиной мой брат.

Я оторвал взгляд от поворота, за которым скрылся автомобиль, увозивший Зою в компании Ксавьера.

– Ксав запал на нее, – продолжал Виктор, встав со мной рядом и сунув руки в карманы пальто. – Сказал, что впервые испытывает подобные чувства к девушке.

– Передай ему мои соболезнования, – бросил я.

Я повернулся с намерением вернуться обратно в зал, чтобы посмотреть на свои портреты, которых касалась ее талантливая рука.

– Думаю, они тебе нужнее! – вспыхнул Виктор и перегородил мне путь. – Ты хоть представляешь, как ей было сложно сделать это признание, идиот?!

– Выбирай выражения! – угрожающе одернул я его.

– Поверь, это самый милый эпитет к твоей личности, который вертится у меня на языке!

– О, я так огорчен! – цинично подметил я и оттолкнул его в сторону плечом, проходя мимо.

Но брат не унимался. Он схватил меня за ворот пиджака и встряхнул. Вспышка дикой ярости захватила меня, и я ударил его по рукам, высвобождаясь.

– Какого черта, Виктор?!

– Какого черта, Себастьян?! – проорал тот, привлекая внимание прохожих, чем еще сильнее меня раздразнил. – Твоя жена призналась миру, что любит тебя, балбеса! А ты как последний неудачник отпускаешь ее с другим! Как так можно лажать, брат?! Мать твою, даже я так не умею!

Я агрессивно сжал кулаки:

– Можешь гордиться этим! Хоть в чем-то ты превосходишь меня. Пусть даже только ты так считаешь!

Виктор усмехнулся и мотнул головой.

– Увы, брат. Гордиться тут нечем. А вот сожалеть просто необходимо.