Жизнеописание Петра Степановича К.

– Как живешь, Ивантий? – обращался к Ивану Григорьевичу Петр Степанович, поздоровавшись и закуривая папироску безакцизного табаку.

– Живу вот… Разве можно жить при этих чертях! – отвечает Иван Григорьевич, показывая на Краулевича, спокойно читающего «Правду».

– Что, уже? – смеясь, спрашивает Краулевич и снова углубляется в «Правду».

С этого и начинается. Иван Григорьевич начинает доказывать, что если сейчас сельскохозяйственная кооперация и налаживается, то только благодаря таким хорошим беспартийным товарищам, как Шкодько, и хорошему подбору агроперсонала.

– Но я чувствую, – говорил Иван Григорьевич, – чувствую, що коммунисты в кооперации за октябрят: разгонят беспартийцев, сядут сами на готовенькое и начнут портачить. Поделят весь райсельхозсоюз на кабинеты, понаписывают плакаты «без доклада не входить», пораздают машины в кредит бедноте, а когда беднота откажется кредиты погашать, – закроют не только союз, но и товарищество.

– Бедноте только и давать в кредит! – восклицает Краулевич, держа наготове газету, чтобы дальше читать.

– Так разве это кредиты? Кредиты это – я тебя спрашиваю? – горячится Иван Григорьевич, размахивая кулаками перед самым носом Краулевича. – Это милостыня! Взятка, чтобы они стояли за коммунистов! Подкуп и беззаконное распоряжение коммунистами не принадлежащими им средствами! Почему вы называете это кредитами, позвольте вас спросить? Мы, порядочные люди, привыкли называть кредитами то, что поворачивается обратно к сроку!

– И поворотят, – спокойно заявляет Краулевич, читая газету.

– Ты смеешься или дурака корчишь? – возмущается Иван Григорьевич. – Пойми ты, что он, незаможник, берет кредит на коня, а купит бутылку самогону, самогон и пиджак! Но если купит пиджак, он хоть, стерва, мерзнуть не будет, а то пропьет! Пропьет, вы потом кинетесь ссуды возвращать, а оно… кукиш с маслом! А незаможник еще подшутит над вами: «А еще там разжиться нельзя? Больно уж хорошо я тогда пьянствовал!» Вот вам кредиты! Вы, конечно, с просьбой в банк об отсрочке, надеясь, что за это время ваши незаможники наберутся где-то там рыцарских качеств, сядут на коня и привезут вам дориносилш чинми [1] ! Держи карман!

1

Прославляемые ангелами.

– Что большевики развалят кооперацию, то это как пить дать, – добавляет от себя авторитетно Петр Степанович. – Правда, есть и среди коммунистов люди порядочные, но нам же их не дадут, а пришлют отого Петрова, что в комхозе, спеца на все руки; он возьмется за всякую работу – даже тиф возьмется лечить. Но толку много ли?

– Да откуда у нас, на Украине, набралась эта Коммуна? – возмущается Иван Григорьевич. – Понаезжали эти лапотники, всякая сволота, чертовы политики да политиканки, и будут наводить здесь порядки! Ты, например, – обращается Иван Григорьевич к Краулевичу, – латыш! Какого же черта приехал сюда коммунию эту наставлять! Небось, у себя там коммуны не устраиваете, а остались и бароны, и министров понаставили, и белогвардейцев передерживаете, и земли не делите! Что бы ты сказал, если бы я поехал туда, к вам, да и начал там коммунию разводить?

– Пожалуйста, – согласился Краулевич: – хоть сейчас! Одним словом, все было тихо, мирно, а оказалось, что Иван Григорьевич был не такой уж дурак.

VI

Петр Степанович сразу и не разобрал, что это за лозунг такой новый: «Коммунисты в кооперацию и на все командные высоты»! А если бы и разобрал, так что?

Сидели себе люди благополучно на своих местах, подписывали бумаги, накладывали резолюции, имели дела с различными учреждениями, кредитовали периферию машинами, семенами, контрактовали свеклу, торговали на складе, мололи на мельнице зерно, жили себе благополучно – и вдруг перевыборы! Да какие перевыборы! Оказывается, есть командные высоты по назначению, и есть командные высоты по выборам. В райсельхозсоюзе командные высоты выборные. А потому выбранного председателя райсоюза арестовали, – это раз. Шкодька арестовали, – это два. Все уездные партийцы поразъезжались на периферию, по товариществам, и начали готовить почву, чтобы командные высоты в райсельхозсоюзе перешли бы по выборам к коммунистам. И пошла писать губерния. Товарищества на местах перестроились на незаможницкий лад, потом велели им эмиссары выбрать своих уполномоченных для съезда в райсельхозсоюзе по перевыборам правления.

Приезжают. Съехались. Собрались в зале. Пришел председатель уездного исполкома, секретарь парткома, партийный член правления райсельхозсоюза от старых еще выборов, приехал партийный от «Сільського Господаря», сели за президиумский стол. К сожалению, говорят, старый председатель правления арестован, и он отчетного доклада сделать не может. Но это чепуха – за него сделает доклад оставшийся член правления.

После доклада предлагают список кандидатов в правление: 4 партийца и один непартийный. Председатель говорит:

– А ну… кто против этих кандидатов? Поднимите руки!

Почему-то никто против руки не поднимает, так что командные высоты бескровно переходят к коммунистам.

Как только служащим стало известно, а они присутствовали на выборах, что в правление выбрали Шатунова, отого Петрова из комхоза, о котором мы уже знаем, слышали от Петра Степановича, Калмыкова, Гордиенко и Трофима Захарьевича, как беспартийного из старых членов правления, то все ахнули! Зашушукались, зашевелились… Иван Григорьевич так саданул под бок здесь присутствующего Краулевича, что тот даже ойкнул.

– Неужели у вас в партии только это барахло и есть, что вы вперли к нам в райсельхозсоюз! – воскликнул Иван Григорьевич.

Краулевич сознался, что, действительно, состав правления попался слабоватый. Ну, что же: делать нечего. На следующий день все служащие пришли в полном составе и расселись по своим местам, ожидая, что будет дальше.

С опозданием посходились и все новые члены правления, – раньше всех пришел беспартийный Трофим Захарьевич, – засели в отдельной комнате и почти до шабашу совещались. К концу занятий т. Шатунов, – как выяснилось, он будет председателем, – собрал всех служащих в бухгалтерию и произнес такую речь:

– Товарищи, от имени правления прошу вас исполнять работу также добросовестно, как и до сего времени вы ее исполняли. Не бойтесь: перемен в служебном персонале мы не будем производить, а в доказательство и для спайки, по случаю годовщины нашего союза, через месяц, устроим вечеринку с буфетом, где познакомимся как следует, ибо люди узнают друг друга только в семейной обстановке, и вы увидите, что со стороны правления будут только хорошие к вам отношения, чего мы просим и от вас.

Служащие похлопали в ладоши, особенно «неответственные», и тяжелая атмосфера рассеялась. До чего люди непостоянны в нынешние времена! Нашлись такие, что даже сообщили сначала неуверенно, а потом стали говорить уверенно, громогласно, что новое правление даже лучше. Кассир, Петр Петрович, оглядывая через очки нового председателя, произнес как-то нейтрально:

– Наше дело маленькое: принимаешь деньги и выдаешь.

В общем, разбился народ на фракции, как в китайском Гоминьдане.

Слава богу, хоть с арестованными все хорошо окончилось. К удивлению всех служащих, арестованных членов правления не били, а сейчас же после перевыборов отправили в Харьков. Через три дня было уже известно, что т.Шкодько дали в одном из банков солидную должность, а бывшего председателя тоже устроили прилично – замом в одном из центральных учреждений Харькова.

Так что жизнь пошла своим чередом.

Как и предсказывал Иван Григорьевич, члены правления сели по кабинетам, по крайней мере, три, а тех двух, маловажных, Трофима Захарьевича и сбоку припеку т.Гордиенка, посадили в общих комнатах: Трофима Захарьевича посадили в Торговом отделе, а т. Гордиенка – во вновь организованном отделе колхозов. Трофим Захарьевич и т.Гордиенко сделали вид, что они этого не заметили, и покорно сели в общих комнатах. Но все это еще ничего… А вот председателю правления отдали стол Ивана Григорьевича, и рано утром, когда Ивана Григорьевича еще не было на службе, стол перенесли в кабинет председателя, захватив еще и барометр. Иван Григорьевич приходит…