Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Это было уже безумием.

Столько оскорблений не могли остаться безнаказанными.

В ожидании справедливого наказания, ожидая смерти за Клеопатру, Антоний более, чем когда либо опьяненный любовью, жил только для Клеопатры.

Да, он безумно любил ее! Он любил ее до преступления, до низости.

Два факта могут служить тому доказательством.

У Клеопатры была сестра Арсиноя, моложе ее двумя годами, которая, когда старшая сестра, по воле Юлия Цезаря, получила царский скипетр, не побоялась попробовать вырвать этот скипетр из ее рук, напав во главе громады невольников, пиратов, беглецов из Сирии и Сицилии, на легионы диктатора.

Побежденная в первой же битве и взятая в плен, Арсиноя, несмотря на свои мольбы и слезы, должна была следовать за Цезарем в Рим, где он имел жестокость отдать ее во время триумфа на народное поругание. Вслед за тем, обосновавшись в одном из самых отдаленных городов Азии, Эфесе, она жила в нем в бедности, забытая и печальная…

Но она жила, а Клеопатра не прощала.

Однажды, встав поутру, царица Египта, предстала перед триумвиром с лицом искаженным синеватой бледностью.

– Что с тобой, моя милая? – спросил с беспокойством Антоний.

Она молчала.

– Что же с тобой? – повторил он.– Быть может, дурной сон, воспоминание о котором тебя тревожит?

– Да, – ответила Клеопатра, – я видела страшный, ужасный сон!.. Сон, который предвещает мне ужасную катастрофу.

И прижавшись к груди своего возлюбленная, Клеопатра продолжала со всеми признаками ужаса:

– О! спаси, спаси меня! Умоляю тебя Антоний! Она убьет меня! Она убьет моих детей!.. твоих детей!..

– Кто?..

– Арсиноя, сестра моя, которая уже намеревалась похитить мою корону.

– Но она ведь далеко, далеко отсюда, в Ефесе.

– Разве для ненависти существуешь расстояние! Говорю тебе, она убьет меня. Она растерзает всех, кто мне дорог. Сны не лгут. Я видела сегодня ночью; она проникла сюда и ногами топтала безжизненные трупы Цезариона, Птолемея и Александра,– моих сыновей, и приставив к моему горлу кинжал, она мне крикнула: «Я хочу царствовать. Я буду царствовать! Умри!..»

– Полно, – сказал, улыбаясь, Антоний, – ты однако не умерла. Цезарион и Александр тоже живы. Успокойся, моя царица. Сон – ложь.

Клеопатра подняла свое бледное лицо, в чертах которого выражение гнева сменило ужас.

– Так-так! – воскликнула она. – Ты говоришь, что любишь меня, а когда я прошу твоей помощи и покровительства, – у тебя одни только насмешки.

– Я не смеюсь, душа моя! Но чего же ты хочешь?

– Арсиноя хотела меня убить; я хочу, чтоб она умерла.

– Она хотела убить тебя… во сне…

– Довольно! это слишком! Если ты не веришь снам, – я им верю. При том, ее прошедшее не убеждает ли в ее будущем? Нет, нет не без цели боги потрясли мой сон этим могильным видением. Кто знает, что в эту минуту Арсиноя не замышляет погубить меня!

– Можно убедиться в этом, послав в Ефес взвод солдат.

– Я только этого и прошу! Пошли в Ефес взвод Сагонтинцев, под начальством Энобарба. Он мне предан; он не захочет, чтобы царице Египта, жене его полководца, угрожала гордость соперницы…

– Угрожала? – весело повторил Антоний, который ни как не мог принять всерьез боязнь Клеопатры, по поводу сна.

Но она снова сдвинула брови. Опять сделавшись важным, Антоний поспешил ее успокоить. Энобарб был призван, и ему дано было поручение. В тот же день, со взводом Сагонтинцев, он отправился в ионический город.

Клеопатра была права, сказав, что Энобарб был ей предан – он был так предан, что убил Арсиною, хотя ему и не было это положительно приказано.

Несчастная сестра царицы, пораженная зловещим пред– чувствием, при виде солдат любовника Клеопатры, спаслась в храм Дианы, как неприкосновенное убежище. Энобарб последовал за ней и умертвил на самом алтаре богини.

Когда он возвратился в Александрю:

– Ну что? – спросили у него Антоний и Клеопатра.

– Я ее убил, отвечал он.

– Так она составляла заговор? – спросил Антоний

– Конечно! – вскричала Клеопатра, – ведь он же убил ее! Я тебе говорила, что сны не лгут.

Другая черта постыдного падения Антония еще более характерна.

Между женщин, находившихся в услужении у Клеопатры была одна девушка, из Кассалы, в верхней Нубии, по имени Жевра, – редкой красоты, хотя ее кожа была бронзового цвета. Для Антония цвет кожи не значил ничего, если ему нравилась форма. Жевра ему понравилась. Однажды утром, во дворце Антирода, предполагая, что Клеопатра в саду, Антоний ощутил желание изменить мрамору ради бронзы.

Но Клеопатра была не в саду. Она находилась в соседней комнате и появилась в ту самую минуту, когда, увеченный страстью Антоний принимал, за царицу простую невольницу.

За кратковременную любовь к ней цезаря Жерва заплатила жизнью. Клеопатра потребовала, чтоб Антоний своими руками подал чашу со смертоносным ядом той, с которой только что наслаждался. И Антоний раболепно исполнил это бесчеловечное требование, и когда несчастная, испустив два или три стона, упала у ног Клеопатры, сидевшей па троне с своим любовником без– страстно смотревшим на предсмертные конвульсии.

– Я люблю тебя! – произнесла Клеопатра. И их уста слились в поцелуе.

Клеопатра умерла тридцати девяти лет, процарствовав двадцать два года, из которых четырнадцать с Антонием.

Она умерла добровольно от укуса ядовитой змеи, после того как Антоний был разбит на голову Октавием.

За отсутствием живой Клеопатры Октавий во время своего триумфа велел нести ее изображение.

Но, исполняя ее желание, выраженное в ее завещании, он повелел похоронить египетскую царицу в одной гробнице с Марком Антонием.

В том же завещании мать препоручала своих детей властителю вселенной.

Но властитель мира был гуманен только до тех пор, пока полагал, что его гуманность не повредить его интересам.

Он призвал в Италию Александра и Птолемея, двух сыновей любви Клеопатры и Марка Антония и дочь, названную по имени матери Клеопатрой.

Принятые доброй и благородной Октавией после триумфа Августа, Птолемей, Александр и Клеопатра были воспитаны ею, как ее собственные дети.

Но что касается Цезариона, сына Цезаря, он был умерщвлен в Египте.