Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Вдруг голос, как будто сошедший с неба, раздался среди неистово пляшущей толпы…

Этот голос принадлежал доктору Вектию Валенсию, старинному любовнику Мессалины, – а кто не был ее любовником!– теперь товарищу по оргии…

Без сомнения, с целью дышать свободнее, Валенсий влез на вершину сикоморы и оттуда закричал:

– Гей! гей! друзья! берегитесь!.. Я вижу со стороны Остии приближается громадная гроза!..

Гроза, когда на небе не было ни облачка! Доктору отвечали свистками.

Мессалина бросила в него свой тирс.

И снова все начали прыгать и скакать…

Но потому ли, что менее пьяный, чем его товарищи, Валенсий предугадал кровавую развязку, или случайно пьяница сделался пророком,– только не прошло еще часа с того времени, как доктор с своей обсерватории произнес зловещее предсказание, как со всех концов начали являться гонцы, извещая Мессалину и Силлия, что Клавдий, узнав обо всём, идет мстить…

При этом, громовом известии все друзья и собеседники Мессалины и Силлия, отрезвев, как бы по волшебству, исчезли.

Супруги остались одни.

Правда ли, что Клавдий, полоумный Клавдий, понял, что ему изменили и что он должен наказать?…

– Он не осмелится! – прошептала Мессалина.

– Он не осмелится! – повторил Силлий.

Тем не менее из благоразумия они расстались. Силлий отправился на Форум, где, сохраняя спокойствие, занялся делами.

Мессалина удалилась в сады Лукулла к своим детям и матери.

Но вскоре новые гонцы объявили ей, что центурионы, по приказанию императора, арестовали повсюду всех тех, которые считались ее соучастниками,– всех тех, которые присутствовали на ее свадьбе с Силлием.

Даже Силлий был взят. Мессалина затрепетала; она начала верить, что он осмелится. Что делать?

Она приказала Британику и Октавию бежать в объятия отца.

Она умолила Вибидию, самую старшую из весталок, просить милосердия у римского верховного жреца.

С своей стороны, она направилась в сопровождении од– ной только своей матери на дорогу в Остию, и, так как ее слуга и невольники оставили ее, она, за несколько часов до того обладавшая двадцатью колесницами, сочла себя очень счастливой, имея возможность сесть на грубую телегу, в которой из сада вывозились нечистоты.

В ту минуту, когда волчица, вместо того, чтоб оскалить зубы, постыдно склонила выю,– она сама произнесла свой приговор.

Нарцисс, быть может, не раз подумал бы передо тем как нанести удар августейшей особе, если б она стояла прямо…

Клавдий задрожал бы при рычании той, которая была его сообщницей. Это рычание напомнило бы ему их общие преступления и общее сладострастие. #

Но Мессалина плакала… Мессалина молила… Мессалина преклонила колена…

Удалили весталку Вибидию, которая с горькой энергией говорила, что жена не может быть казнима без защиты.

Британику и Октавию помешали приблизиться к отцу.

Чтоб усилить ярость Клавдия, Нарцисс проводил его в дом Силлия, сверху до низу наполненный драгоценными предметами, похищенными преступною женой из дворца Цезаря.

При виде этого император, сохранявший во все время своего переезда из Остии в Рим, мертвое молчание, заикаясь более, чем когда либо, приказал подать лошадь, чтоб отправиться в лагерь, где он желал сказать речь своим солдатам. И в то же время, обращаясь к Нарциссу, спросил:

– Умерла она?

Отпущенник сделал отрицательный знак.

– Чего ж ты ждешь? – быстро воскликнул Клавдий.– Не хочешь ли и ты изменить мне? Кто император, а или Силлий?

Нарцис более не колебался; в то время, когда Клавдий скакал в лагерь, он приказал центурионам и трибунам стражи убить Мессалину, так как таково было приказание цезаря.

Для большей уверенности, он поручил отпущеннику Эводу проследить за быстрым исполнением приказания.

Мессалина вернулась в сады Лукулла. Лежа на меху, положив голову на грудь матери, она предавалась бесполезному плачу.

Лепида понимала это очень хорошо; более мужественная, чем ее дочь в эту высокую минуту, она предлагала ей не ждать убийственнего железа, чтоб покончить с жизнью.

Опередив трибунов и центурионов, Эвод подошел к императрице.

– Лизиска, женщина Субуры,– вскричал он, бросая ей кинжал, – покажи нам, так ли ты умеешь умереть, как умела любить!..

Лепида вскочила при этих словах бывшего невольника.

Мессалина только рыдала сильнее…

– Дочь моя, я тебе говорила, – произнесла Лепида;– и ты должна бы была меня послушаться вместо того, чтоб выслушивать клевету этого подлеца.

Проговорив эти слова, Лепида схватила ногу Эвода.

Отпущенник бросился на обеих женщин.

Но трибун, явившийся с центурионами, оттолкнул его, сказав:

– He ты, а я и мои солдаты должны исполнить правосудие Цезаря. Оставь нас исполнить нашу обязанность.

Между тем Мессалина, обезображенная, с угрюмым взглядом, смотрела на поданный ей матерью кинжал. Нужно было – умереть. Умереть, увы! в то время, когда так хорошо жить!

Трепещущей рукой она приставляла железо то к горлу то к груди.

Но у нее не хватало сил.

Трибун почувствовал сожаление к этой ужасной агонии —он мечом поразил несчастную женщину, которая тотчас испустила дух.

Это было в 801 г. от построения Рима, в 48 г. от P. X.

В тот же день погибло сто друзей Мессалины.

Погиб Гай Силлий, ее второй муж, римские всадники, друзья Силлия, один сенатор, Сульпиций Руф, префект ночной стражи – Деций Калпурний: то была настоящая бойня. Не забыли даже Мнестера, которому не простили его прошлого… Августа сошла в ад в многочисленном обществе.

Клавдий сидел за столом, когда начальник стражи, Гета, явился донести, что правосудие совершилось.

– Имею честь уведомить ваше величество, – начал он,– что ее величество императрица…

– Ах, да! – прервал его Клавдий, – где же она? Почему она не идет обедать?

– Но, – возразил изумленный Гета, – потому что она умерла.

– Умерла!

Император с минуту размышлял, потом без всякого признака сожаления, он сказал:

– А! Она умерла!.. Налей-ка мне вина.

Хотя Клавдий имел тысячу причин не вступать в новый брак после смерти Мессалины, однако он женился в четвертый раз на племяннице своей Агриппине, тоже вдове, после Домиция Энобарба, имевшей сына Нерона.