Жорж - иномирец

– Жорж! – Страх заставил Лялю метаться.

– Всё, бежим.

Мы схватили вертел. Он жег руки, но я старался не обращать внимания. На ум сразу пришла поляна с речкой. Образ ее еще был свеж, и мне не составило труда, несмотря на приближающиеся угрожающие крики, представить его. Мы вывалились на то же место, еще хранившее на траве следы нашего присутствия вместе с каменным топором, просвистевшем в сантиметре от моего уха.

Топор вонзился в траву.

– Я же тебе говорила, надо спешить. Тебе могло размозжить голову этой штукой. – Ляля тряхнула руками, чуть не выронив вертел.

– Я не думал, что они смогут добросить. Зато теперь у нас есть каменный топор. Я сдам его в музей.

– Смешно. Он не выглядит, как ископаемый.

– Тогда бате подарю в новую машину, чтобы вместо биты возил.

– Ладно, пронесло и слава всевидящему, но в следующий раз, не стоит испытывать судьбу. Обещай мне.

– Обещаю. Пойдем дровишек поищем.

Мы насобирали ветки, оставшиеся от низкорослых кустистых деревьев, растущих вдоль реки, и разожгли огонь. Дым от них поднимался довольно едкий, а угли не образовывались совсем. Кое-как удалось довести курицу до готовности. Несмотря на свой хищный ротовой аппарат, Ляля категорически не принимала сырое мясо.

– Все эти заболевания от сырого мяса, они такие стыдные.

– М-да, глисты нам сейчас не нужны. Пусть лучше наша попа чешется в предчувствии приключений.

– Ты опять?

– Что, опять?

– Портишь аппетит перед едой.

– Как ты с таким воображение еще не научилась ходить по мирам?

– Надо перевести умение ходить по мирам в разряд фобий, тогда мое воображение заработает в полную силу.

– А что если и глисты могут быть разумными? Как-то неудобно получается травить их.

– Жорж, прекрати.

Видимо, воображение Ляли включилось в полную силу. Я не стал ее провоцировать больше. Птица оказалась жестковатой для моих зубов и несоленой. Хорошо, что мне хватило взять из дома пузырек с солью. Я срезал ножом небольшие кусочки, макал их в соль и жевал. Зато Ляля не замечала жесткости мяса, рвала зубами и жевала без всякого дискомфорта. А когда она перекусила крупную бедренную кость зубами, я понял, что мы воспринимаем одну и ту же еду по-разному. Природа еще не успела лишить ее вид наследия диких предков полностью.

После обеда мы полежали немного. Я даже успел задремать. Ляля разбудила меня, предложив помочь ей потренироваться в перемещении по мирам.

– Мы сами же решили, что этому делу не учат. – Напомнил я ей. – Всё, что ты должна знать, это то, что перемещения возможны. Вспомни, как ты смогла отправить панд в другой мир?

– Ну, мне в тот момент казалось, что я имею такое право жить, которое сильнее желания этих сволочей отобрать его у меня. Я ощутила силу, которую питало это убеждение, злость и уверенность, что я могу сама решать, сколько мне жить. Вот. В голове у меня крутилось что-то типа, убирайтесь к черту. После этого они исчезли.

– М-да, прямиком в ад. Не сказать, что они этого не заслужили. Особенно их командир, который расстреливает в любом случае. Даже не знаю, как применить это для собственных перемещений.

– Вот и я не знаю. В отношении себя я не могу испытывать такие же эмоции.

– У меня идея! – Я вскочил на ноги. – Расскажи мне о своем мире подробнее, я буду воображать для перемещения, а ты будешь мне ассистировать.

– Это как?

– Корректировать своим воображением.

– Жорж, вряд ли у тебя получится. Наш мир очень сильно отличается от тех, в которых мы бывали.

– Не беда, постепенно мы приблизимся к тому, в котором ты живешь. Расскажи, какой он.

– Э, во-первых, мы живем на деревьях.

– В смысле? Строите дома на деревьях?

– Все строим, города, дома, дороги. Мы выращиваем деревья, гигантские деревья, которые являются фундаментом для всего. В процессе роста мы адаптируем их под свои нужды. На нашей планете остается все меньше места, которое не заняли бы деревья, из-за чего очень сильно страдает экология.

– Почему? У нас все наоборот.

– Потому что свет не попадает под корни, там собирается слишком много влаги и происходит заболачивание. Люди, которые вынуждены жить ниже, страдают от удушья, насекомых, мучаются кожными заболеваниями. Одним словом, нас становится слишком много, чтобы планета смогла выдержать.

– Вот это да. Теперь я непреодолимо хочу увидеть своими глазами мир, где деревья портят экологию планеты. У нас ровно все наоборот.

– У вас красиво, светло, хотя пахнет тоже не очень, но ощущение открытого пространства создает чувство свободы. За всю свою жизнь я только два раза поднималась на самый верх, чтобы увидеть небо. У нас довольно сумрачно, а ночью так вообще, полный мрак.

– Даже с твоими двумястами оттенками серого?

– Да какие там оттенки, вообще ничего не видно.

– Ты меня интригуешь. Теперь я хочу увидеть твой мир больше всего на свете. Только у меня вопрос, а вниз грохнуться нельзя?

Ляля рассмеялась.

– Только на одну ветку вниз. Архитекторы и инженеры планируют деревья так, чтобы перемещение по уровням было безопасным. В доме твоих родителей намного опаснее, чем в моем доме.

– Да у нас тоже, насколько я знаю, всего один человек разбился, снег зимой на крыше чистил и сорвался. Не насмерть, правда.

– Я достаточно тебе рассказала, чтобы ты представил?

Я задумался. Попытался представить себе мир, опирающийся на могучие ветки, но моя память, не имеющая представления ни о чем подобном, подсовывала разный самодельный бред, типа плотно стоящих деревьев с большим количеством скворечников и веревочных лестниц, перекинутых между деревьями.

– Не представляется. – Признался я. – Чушь какая-то лезет в голову.

– Я знала, что у тебя не получится. Представь себе, как я была удивлена, увидев твой мир? Я в жизни бы не смогла себе такое представить.

– Честно признаться, я не заметил у тебя такой реакции.

– Просто, я старалась не выглядеть дикой кошкой в твоих глазах.

– У тебя получилось. Батя даже шепнул мне, что если бы у него былая такая кошка, то он, может быть, и не женился бы никогда.

– Он что, тоже решил, что мы с тобой…

– Не, это цитата из мультика, которая пришлась очень кстати. Ты его впечатлила тем, что через пять минут знакомства он перестал воспринимать тебя, как нечеловека.

– Спасибо. Мне тоже понравились твои родители.