Жозеф Бальзамо. Том 1

Андреа ничего не слышала.

Ее прекрасные, молочной белизны пальцы перебирали клавиши пожелтевшей слоновой кости; напротив нее находилось зеркало в резной раме, некогда золоченой, но теперь позолота облупилась и была скрыта под слоем серой краски.

Мелодия, которую играла девушка, была печальна. Впрочем, то были скорее простые аккорды, нежели мелодия. Несомненно, Андреа импровизировала, доверяя клавесину воспоминания и мечты, рождавшиеся в ее уме и воображении. Быть может, ее мысль, запертая в унылом Таверне, ненадолго покидала замок и блуждала в огромных садах монастыря Благовещения в Нанси, полных веселыми воспитанницами. Как бы то ни было, ее рассеянный, подернутый дымкой взгляд был устремлен в стоявшее перед ней темное зеркало, в котором отражался сумрак, коего не могла рассеять единственная в комнате свеча, стоявшая на клавесине и освещавшая музыкантшу.

Иногда она внезапно обрывала игру. В эти минуты она вновь вспоминала странное видение нынешнего вечера и неведомые впечатления, которые оно за собой повлекло. Мысли ее еще не успели ни на чем остановиться, но сердце уже забилось, и по телу пробежала дрожь. Она содрогнулась, словно что-то живое коснулось ее в уединении, и прикосновение это ее потревожило.

Пытаясь разобраться в своих странных ощущениях, она внезапно почувствовала, что ощущения эти возобновились. Девушка вся затрепетала, словно под действием электрического разряда. Взгляд ее прояснился, мысли обрели, так сказать, твердость, и она заметила в зеркале какое-то движение.

Это была бесшумно отворившаяся дверь гостиной.

В дверном проеме выросла какая-то тень.

Андреа вздрогнула, пальцы ее сбились и замерли на клавишах.

Между тем в том, что кто-то заглянул в гостиную, не было ничего необычного.

Этой тенью, которую невозможно было узнать, поскольку она не выступила из темноты, мог оказаться и барон де Таверне, могла оказаться Николь. Да и Ла Бри перед тем, как лечь спать, имел обыкновение бродить по комнатам; что-нибудь могло понадобиться ему в гостиной. Такое случалось нередко, и во время подобных обходов скромный и преданный слуга ступал всегда бесшумно.

Но духовным зрением девушка видела, что это и не отец, и не Николь, и не слуга.

Тень приближалась глухими шагами, все лучше и лучше различимая посреди темноты. Когда она вступила в круг света, исходившего от свечи, Андреа узнала приезжего: бледный, в черном бархатном рединготе, он был очень страшен.

По какой-то таинственной причине он расстался с шелковым платьем, в которое был одет прежде [38] .

Она хотела убежать, крикнуть.

На Бальзамо простер руки вперед, и девушка замерла.

38

Как известно, шелк — дурной проводник и отталкивает электричество. Замагнетизировать человека, одетого в шелк, совершенно невозможно. — Прим. авт.

Сделав над собой усилие, она обратилась к вошедшему:

— Ради всего святого, сударь, что вам угодно?

Бальзамо улыбнулся, зеркало повторило его улыбку, и Андреа жадно поймала ее.

Но он не отвечал.

Андреа снова попыталась встать, но не смогла: невидимая сила, какое-то оцепенение, не лишенное сладости, пригвоздило ее к креслу, а взгляд ее был прикован к магическому зеркалу.

Это новое ощущение ее ужаснуло: она чувствовала, что находится всецело во власти человека, о котором ничего не знала.

Она сделала нечеловеческое усилие, чтобы позвать на помощь; рот ее раскрылся; но Бальзамо простер обе руки над головой девушки, и с губ ее не слетел ни единый звук.

Андреа была безмолвна; грудь ее наполнилась каким-то удивительным жаром, он медленно подымался, пока не достиг мозга, и неудержимо распространялся, клубясь, подобно пару.

У девушки не осталось ни сил, ни воли; голова ее склонилась к плечу.

В этот миг барону послышался какой-то шум, шедший со стороны окна; Бальзамо поспешно обернулся, и ему показалось, что он заметил снаружи отпрянувшее от стекла мужское лицо.

Он нахмурился, и, странное дело, такое же выражение отразилось на лице девушки.

Тогда он снова обернулся к ней, опустил обе руки, которые держал все время над ее головой, вновь воздел их жреческим жестом, вновь опустил и, помедлив несколько мгновений, прежде чем обрушить на девушку мощные потоки электричества, произнес:

— Спите!

Потом, видя, что она еще сопротивляется его чарам, барон властно повторил:

— Спите! Спите! Я так хочу.

И тут Андреа уступила его могучей воле. Она облокотилась на клавесин, опустила голову на руку и уснула.

Затем Бальзамо вышел, пятясь, затворил за собою дверь, и слышно было, как он поднялся по лестнице и вернулся к себе в комнату.

Едва за ним затворилась дверь гостиной, как за окном снова появилось лицо, которое мельком видел Бальзамо.

Это был Жильбер.

8. СИЛА ПРИТЯЖЕНИЯ

Жильбер, не допускавшийся в гостиную по причине своего низкого положения в замке Таверне, весь вечер наблюдал за особами, которые благодаря своему рангу проводили там время.

Во время всего ужина он видел, как улыбался и жестикулировал Бальзамо. От него не укрылись ни внимание, которое уделила гостю Андреа, ни неслыханная приветливость, с какою обращался к нему барон, ни почтительность Ла Бри.

Позже, когда все встали из-за стола, он спрятался в зарослях сирени и калины из опасения, как бы Николь, запирая ставни и возвращаясь к себе в комнату, не заметила его и не помешала его расследованию, а вернее, слежке.

В самом деле, Николь обошла всю гостиную, заперла ставни, но одно из окон оставила открытым, потому что петли, на которых висели ставни, наполовину отошли, и окно не затворялось.

Жильберу это было хорошо известно. Поэтому он, как мы видели, не покинул своего поста, уверенный, что продолжит наблюдение, как только Леге уйдет.

Наблюдения — сказали мы, но читателю это слово, быть может, покажется чересчур расплывчатым. В самом деле, какими наблюдениями был занят Жильбер? Ведь он и так знал замок Таверне как свои пять пальцев, поскольку там воспитывался, знал и всех его обитателей во всех их проявлениях, благо виделся с ними ежедневно в течение семнадцати или восемнадцати лет!

Но дело в том, что нынче вечером на уме у Жильбера были не наблюдения, а совсем другое: он не столько поглядывал, сколько ждал.

Николь ушла из гостиной, оставив там Андреа; затем она медленно и небрежно затворила двери и ставни и вышла прогуляться в цветник, словно поджидая кого-то; затем, украдкой оглядевшись, сделала то, что сделала и что предстояло сделать и Жильберу, и, наконец, решившись удалиться, вернулась к себе в комнату.

Жильбер, само собой разумеется, замер, спрятавшись за стволом дерева, пригнувшись и не смея лишний раз дохнуть, но от него не укрылось ни одно движение Николь, ни один ее жест: затем, когда она скрылась из виду и он увидел, как осветилось окошко мансарды, он на цыпочках пересек открытое пространство двора, подобрался к окну, присел на корточки под окном и замер в ожидании, сам не зная, быть может, чего ждет, и пожирая глазами Андреа, спокойно сидевшую за клавесином.