Жозеф Бальзамо. Том 2

— Хочу.

— Подожди… Андреа.

— Верно. Да, ты читаешь в моих мыслях. Но у меня остается последнее опасение. Ты все так же способна видеть на расстоянии, даже если перед тобой находятся материальные преграды?

— Проверь меня.

— Дай мне руку, Лоренца.

Лоренца порывисто протянула Бальзамо руку.

— Ты можешь последовать за мной?

— Куда угодно.

— Идем.

И Бальзамо мысленно покинул улицу Сен-Клод и мысленно повел за собой Лоренцу.

— Где мы? — спросил он у нее.

— Мы на горе, — ответила она.

— Да, правильно, — дрожа от радости, подтвердил Бальзамо. — Что ты видишь?

— Прямо перед собой? Слева? Справа?

— Прямо перед собой.

— Вижу широкую долину, по одну сторону лес, по другую — город, их разделяет река, которая протекает мимо большого замка и исчезает за горизонтом.

— Все так и есть, Лоренца. Это лес Везине, а город — Сен-Жермен, замок же принадлежит де Мезонам. Войдем в дом, который находится за спиной у нас.

— Мы вошли.

— Что ты видишь?

— В передней сидит негритенок в нелепой одежде и ест конфеты.

— Это Самор. Идем дальше.

— Великолепно обставленный салон, в котором никого нет. Двери расписаны богинями и амурами.

— В салоне никого?

— Никого.

— Дальше, дальше.

— Ах, мы в восхитительном будуаре с атласными обоями, на которых вышиты цветы, неотличимые от живых.

— Он тоже пуст?

— Нет, на софе лежит женщина.

— Кто она?

— Погоди.

— Тебе не кажется, что ты уже видела ее?

— Да. Это графиня Дюбарри.

— Все верно, Лоренца, все верно. Я схожу с ума от радости. Что она делает?

— Думает о тебе.

— Обо мне?

— Да.

— Ты можешь прочесть ее мысли?

— Да, ведь я же тебе сказала, она думает о тебе.

— Но что, что?

— Что ты ей обещал.

— Что обещал?

— Обещал дать ей тот самый напиток красоты, который Венера, желая отомстить Сафо, подарила Фаону [107] .

107

По преданию, великая древнегреческая поэтесса Сафо умерла от неразделенной любви к красавцу корабельщику Фаону, получившему от Афродиты дар влюблять в себя всех женщин.

— Правильно. И что же дальше?

— Она приняла решение.

— Какое?

— Постой. Она протягивает руку к сонетке, звонит. Входит еще женщина.

— Брюнетка? Блондинка?

— Брюнетка.

— Высокая? Маленькая?

— Маленькая.

— Это ее сестра. Послушай, что говорит ей госпожа Дюбарри.

— Она велит ей распорядиться, чтобы подавали карету.

— И куда она собралась ехать?

— Сюда, к тебе.

— Ты уверена?

— Такой она отдала приказ. О, его уже исполняют: я вижу лошадей, карету. Через два часа она будет здесь.

Бальзамо упал на колени.

— Если она и вправду через два часа будет здесь, — воскликнул он, — мне не о чем больше тебя просить, Господи! Молю только об одном: смилуйся над моим счастьем.

— Мой бедный друг, ты все еще боишься? — промолвила Лоренца.

— Да.

— Чего же тебе бояться? Любовь, которая дополняет физическое бытие, облагораживает и бытие духовное. Любовь, как всякая возвышенная страсть, приближает к Богу, а от Бога исходит просветленность.

— Лоренца, Лоренца, еще немного, и я сойду с ума от радости!

И Бальзамо опустил голову на колени своей прекрасной возлюбленной.

Он ждал доказательства, которое сделало бы его совершенно счастливым.

Этим доказательством должен был стать приезд г-жи Дюбарри.

Два часа промчались мгновенно — время для Бальзамо перестало существовать.

Внезапно Лоренца вздрогнула и взяла руку Бальзамо.

— Ты все еще сомневаешься, — сказала она. — Хочешь знать, где она сейчас?

— Да, — подтвердил Бальзамо.

— Карета мчится по бульвару, приближается, въезжает на улицу Сен-Клод, останавливается у ворот, в ворота стучат.

Комната, где они находились, была удалена от входа и так изолирована от всего дома, что стук бронзового молотка не был слышен в ней.

Тем не менее Бальзамо привстал на одно колено и замер, прислушиваясь.

Два удара, которыми постучался Фриц, заставили его вскочить: то был условный знак, что прибыл нежданный визитер.

— Значит, это правда, — прошептал Бальзамо.

— Ступай, Бальзамо, убедись, только поскорее возвращайся.

Бальзамо подошел к камину.

— Позволь мне проводить тебя до двери на лестницу, — попросила Лоренца.

— Идем.

Они оба прошли в комнату, украшенную шкурами.

— Ты не выйдешь из этой комнаты? — спросил Бальзамо.

— Нет, я же буду тебя тут ждать. Будь спокоен: Лоренца, которую ты любишь, это не та Лоренца, которой ты боялся, и ты сам прекрасно это знаешь. Впрочем…

Она замолчала и улыбнулась.

— Да? — поинтересовался Бальзамо.

— Разве ты не читаешь у меня в душе так же, как я в твоей?

— Увы, нет.

— Тогда вели мне уснуть до твоего возвращения, вели мне оставаться недвижной на этой софе, и я засну и не сдвинусь с места.

— Ну что ж, усни, любимая Лоренца, и жди меня.

Лоренца, уже борясь со сном, приникла поцелуем к устам Бальзамо, пошатнулась и упала на софу, шепча:

— До скорого свидания, мой Бальзамо, до скорого…

Бальзамо помахал ей рукой от двери, но она уже спала.

Приоткрыв рот, Лоренца лежала с распущенными волосами, на щеках играл лихорадочный румянец, глаза затуманились, и она была так прекрасна и чиста, так не похожа на земную женщину, что Бальзамо вернулся, поцеловал ей руку, поцеловал в шею, но не осмелился приникнуть к устам.

Снова раздался двойной стук — то ли графиня торопилась, то ли Фриц опасался, что Бальзамо в первый раз не слышал сигнала.

Бальзамо направился к двери.