Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Шрифт:

Тон письма к Евгению вполне извинителен: у Наполеона висит на пятках вся Европа, и пишет он в перерыве между сражениями.

Однако, получив через мать приказ отчима, Евгений оскорбился. Так с ним говорят впервые. Ведь даже по поводу его ответа князю Турн и Таксис Наполеон обронил лишь:

— Узнаю политику Австрии: вот как она плодит предателей.

Поэтому Евгений пишет матери: «Твое письмо привело меня в растерянность… Я не думал, что наступит минута, когда мне придется давать императору доказательства своей верности и преданности; вижу во всем этом только одно — у меня есть враги, которым завидно, что я так, осмелюсь сказать, достойно выпутался из самых трудных обстоятельств».

И 27 февраля он отправляет с тем же курьером письмо императору, где удивляется, почему отчим считает, что его, Евгения, «надо подгонять» обратно во Францию. Измена Мюрата, только что перешедшего на сторону противника, позволяет ему закончить заявлением о том, что

он не заслуживает ни упреков, ни «недоверия» императора.

Когда он получает наконец письмо Наполеона от 19 февраля, повелевающее ему немедленно отправить Августу рожать в Париж, Евгений «глубоко опечален и уязвлен формой этого приказа», о чем и пишет отчиму. Но Августа не сетует, как Евгений, а встает на дыбы. Она — дочь короля, настоящего короля, и позволяет себе роскошь написать императору такое письмо, каких он не привык получать: «Я не ожидала, что после доказательств верности, какие Евгений не перестает вам давать, вы потребуете, чтобы он еще рискнул здоровьем, а возможно, и жизнью своей жены и детей, единственного блага и утешения, которым обладает в этом мире… Мы не прибегаем к интригам и руководствуемся только честью и добродетелью. Как это ни печально, приходится сказать, что в награду мы получали только огорчения и обиды, которые переносили молча и терпеливо… Чем я провинилась, чтобы заслужить такой сухой приказ об отъезде? Выходя замуж, я не предполагала, что доживу до такого. Король, мой отец, нежно любящий меня, предлагал мне в сегодняшних трудных обстоятельствах взять меня к себе, чтобы я могла спокойно родить. Я, однако, отказалась из боязни, как бы этот шаг не представил в двусмысленном свете позицию Евгения, хотя его действия говорили в его пользу, и я решила ехать во Францию. Но с тех пор я заболела, и врачи предупредили меня, что я пойду на большой риск, отважась на такой долгий переезд, поскольку ношу ребенка уже по восьмому месяцу…»

Августа не желает ехать ни в Мальмезон, ни в Париж — раз Евгений в Италии, она остается с ним. «Если неприятель вступит в Милан, — добавляет она, — я покину город, но мой долг и сердце велят мне не оставлять мужа, и, коль скоро вы требуете, чтобы я рискнула здоровьем, я хочу, по крайней мере, иметь хоть то утешение, что окончу свои дни в объятиях того, кому отдана вся моя любовь и кто составляет мое счастье».

Евгений, восхищенный «прекрасной душой» и «высоким характером» супруги, снимает с письма Августы две копии и отправляет их матери и сестре. Бесспорно, что Наполеон нередко третировал невестку Жозефины. Будучи супругой приемного сына императора, она должна была бы обладать правом старшинства по отношению к другим принцессам дома. А ей вечно приходилось уступать это право — ей, дочери Виттельсбахов! Ладно бы еще уступать Екатерине Вюртембергской, но появляться позади Бонапартов и Клари!.. Когда она выходила замуж, Наполеон обещал молодым в наследство Италию. Теперь же речь идет лишь о великом герцогстве Франкфуртском. Правда, несколькими днями позднее, 15 марта, на Шатильонском конгрессе [176] Коленкур получил приказ уведомить союзников, что император отказывается от короны Италии в пользу принца Евгения Наполеона.

176

Шатильонский конгресс — с 5 февраля по 19 марта 1814 в городе Шатильоне в верховьях Сены состоялся конгресс, где союзники в последний раз пытались заключить мир с Наполеоном.

Самое время!

Меньше чем через две недели австрийцы, русские, пруссаки, шведы будут в Париже. Тем временем император испытывает чувство стыда. 1 2 марта он пишет Августе из Суассона письмо с извинениями, где объясняет свое поведение: «Я полагал, что при вашем характере вам будет трудно рожать в стране, ставшей театром военных действий и наводненной неприятелем, и что наилучший способ обеспечить вашу безопасность — это ваш приезд в Париж. Признайте же, что были не правы, и пусть вас накажет ваше сердце».

По адресу Евгения он не может удержаться от иронии:

«В жалкий же век мы живем, если ваш ответ королю Баварскому завоевал вам уважение всей Европы; что до меня, я не поздравляю вас с ним, потому что вы всего лишь выполнили свой долг, а это просто. Во всяком случае, вы уже вознаграждены за свой поступок хотя бы высокой оценкой его со стороны неприятеля, с глубоким презрением отнесшимся к вашему соседу».

К соседу! Речь, разумеется, идет о незадачливом Мюрате.

Но все это уже не имеет значения — Франция побеждена. Людовик XVIII складывает чемоданы, будущий Карл X следует — на расстоянии, разумеется, — за вражескими армиями, и даже при дворе Марии Луизы, более официальном, чем двор Жозефины, придворные строят заговоры, хотя и щиплют корпию для раненых. Начались отпадения, читай — измены. Вьей-Кастели, Ремюза, Пурталесы, Монталиво, даже Тюрпены думают лишь о возвращении

лилий, а кое-кто из них втайне от Жозефины принялся способствовать этому.

Вторник, 29 марта.

Дождь.

Мария Луиза, Римский король, министры, казначейство, коронационные кареты направляются из Тюильри на Луару. В Мальмезоне Жозефина садится в экипаж, собираясь укрыться в Наваррском замке. На весь Мальмезон всего шестнадцать гвардейцев охраны. Оставаться здесь и дальше, когда казаки уже в лесу Бонди, было бы безумием. Экс-императрица не может даже посоветоваться с Наполеоном. Где он? Где-то позади вражеских армий. Она покидает Мальмезон с отчаянием в душе. Когда и как увидит она свой любимый дворец!

Жозефина плачет.

Все рухнуло за несколько недель. Что с ней теперь станется? Как жить дальше? У нее же нет ничего, кроме долгов. Гортензия привезла ей 24 000 франков, герцогиня д'Аренберг — 25 000, Анри Таше — 7500. Она велит зашить свои бриллианты и жемчуга в «юбку на вате». Боясь, что сменить лошадей будет негде, беглянка уводит с собой всех своих коней и экипажи. Форменный эскадрон! Поэтому в день не сделать больше пятидесяти километров.

В десяти лье от Мальмезона ломается ось «Опала». Нужен ремонт. Вдруг бывшая императрица видит вдалеке отряд кавалеристов, которых принимает за пруссаков. Потеряв голову она бежит по полю. В трехстах шагах от дороги ее настигает один из лакеев, прозванный затем «Надеждой». Это всего-навсего французские кавалеристы из 3-го гусарского. «Почти что в беспамятстве» Жозефина снова садится в карету, но переночевать ей удается в Манте, не дальше.

30 вечером экс-императрица добирается наконец до Наваррского замка, а тем временем Париж капитулирует, и Наполеон восклицает в Жювизи:

— Подоспей я раньше, все было бы спасено!

Жозефине станет все это известно только на другой день, 1 апреля, от присланного Гортензией курьера. Экс-королева Голландская, в свой черед, добралась с сыновьями до Наваррского замка с ночевками по дороге в Глатиньи, Рамбуйе и замке Луи. Она отказалась подчиниться регентше Марии Луизе и Людовику, которые послали ей распоряжение присоединиться ко двору в Блуа.

Жозефине и ее дочери придется прождать ночь со 2 на 3 апреля, прежде чем они узнают от аудитора Государственного совета г-на де Мосьона об измене Мармона и шагах, предпринятых Коленкуром от имени Наполеона в Париже, где теперь штаб-квартира союзников. Затем всю неделю, от субботы 2-го до субботы 10-го, в Наваррский замок безостановочно поступают все новые известия. «То, что происходит, надрывает нам сердце, особенно неблагодарность французов, — пишет Жозефина одной приятельнице. — Газеты полны самой мерзкой ругани. Если вы их не читали, не давайте себе труда заглядывать в них: вас стошнит».

Жозефина поочередно узнает об отказе союзников вести переговоры с побежденным, о создании временного правительства, о первом отречении Наполеона, где он оговорил права Наполеона II, о передаче острова Эльбы во владение бывшему повелителю ста тридцати двух французских департаментов и о сцене с маршалами: «Вы хотите покоя? Нате, получайте!», — о втором отречении и отказе императора за себя и своих наследников от корон Франции и Италии и, наконец, о скором прибытии в Париж графа д'Артуа.

9 апреля Жозефина пишет Евгению: «Какую неделю я прожила, милый Евгений! Сколько выстрадала из-за обращения, какому подвергнут император! Сколько оскорблений в газетах, сколько неблагодарности со стороны тех, кого он больше всего взыскал своими милостями! Но надеяться ему больше не на что. Все кончено, он отрекается. Ты теперь свободен и не связан больше присягой; все, что бы ты ни сделал для него, будет бесполезно; думай только о своей семье… Я живу в трансе и страшной тревоге…» Процитировать лишь подчеркнутый нами отрывок этого письма, как это обычно делалось еще недавно, значило бы усугубить производимое им впечатление жестокого отказа от прошлого и почти бесцеремонной манеры разрыва с ним. Конечно, мы предпочли бы не читать подобных строк, родившихся под пером бывшей жены низвергнутого императора, но ведь 9 числа Жозефина несомненно уже ознакомилась с «Монитёром» от 6-го, где были опубликованы верноподданические письма Людовику XVIII от наполеоновских генералов. Продолжать сопротивление французской армии в Италии было бы безумием. А Евгений мог на это пойти.

11 апреля подписан Парижский мирный договор. Статья VII определяет судьбу Жозефины: «Ежегодное содержание императрицы Жозефины уменьшается до одного миллиона, поступающего в виде доходов от поместий или за счет государственного бюджета. Она сохраняет за собой все личное движимое и недвижимое имущество и вправе распоряжаться им в соответствии с французскими законами».

Даже теперь, когда не стало «почетной службы» и не придется платить столько пенсионов, на пять наших миллионов Жозефина могла бы жить по-княжески. Со своей стороны, королева Гортензия с детьми получает 400 000 франков дохода, а «принц Евгений, вице-король Италии, будет должным образом устроен за пределами Франции».

Поделиться с друзьями: