Жребий Флетча
Шрифт:
– Совершенно верно. Очень влиятельный человек. Но вы, скорее всего, понятия не имеете о том, что происходит в его спальне.
– Мой бог, – ахнул Флетч, – да ему больше семидесяти.
– И что? – Эггерз, похоже, полагал, что для мужчины это не возраст. – Я читал в книге...
– Уолтер Марч, – прервал его Фейбенс. – Мы очень хотим подружиться с Уолтером Марчем.
– Допустим, я выполню вашу просьбу. Что потом? – спросил Флетч. – Я отправлюсь в тюрьму?
– Нет, нет. Все ваши налоговые неурядицы исчезнут, как по мановению волшебной палочки. Они утонут в Потомаке, и уже никогда
– Как так?
– Мы об этом позаботимся, – ответил Эггерз.
– Могу я получить письменные гарантии?
– Нет.
Фейбенс положил на стол фирменный конверт «ТУЭ» с билетом.
– Генуя, Лондон, Вашингтон, Хендрикс, Виргиния. Ваш самолет вылетает в четыре часа. Флетч глянул на загорелую руку.
– Мне нужно принять душ. Эггерз рассмеялся.
– Не лишне надеть и брюки.
– Как я понял, вы решили вернуться домой без наручников? – уточнил Фейбенс.
– Вы сами сказали, что у меня нет выбора, – огрызнулся Флетч.
ГЛАВА 2
– Значит, ты решил шпионить за всей элитой американской журналистики? Лишь потому, что кто-то попросил тебя об этом? Интересная мысль.
Голос Джиббса едва прорывался сквозь помехи. Когда Флетч звонил из Лондона, слышимость и то была лучше.
В другом конце зала ожидания Национального аэропорта духовой оркестр заиграл «Америку».
Флетч ногой вытолкнул коричневый чемодан, который чуть раньше достал из ячейки 719, и захлопнул дверь телефонной будки.
– Флетч?
– Я здесь. Закрывал дверь.
– Ты уже в Вашингтоне?
– Да.
– Долетел хорошо?
– Нет.
– Мне тебя жаль. А что случилось?
– Сидел рядом со методистским священником.
– А что плохого в том, что твоим соседом оказался методистский священник?
– Ты что, шутишь? Его самодовольство росло с каждым футом подъема.
– О Господи, Флетч.
– Вот-вот, он разве что не представлялся Иисусом Христом.
– Ты еще можешь спеть пару строчек гимна Северо-западного университета?
– Я бы и раньше с этим не справился.
Студентом Дон Джиббс верил в футбольную команду (играл в основном составе), пиво (выпивал ящик в промежутке между субботним вечером и утром понедельника) , машины фирмы «Шевроле» (ездил на сине-желтом седане), методистскую церковь (для женщин и детей) и прикладную физику (имея в виду постоянный доход, гарантируемый специалистам этого профиля американской промышленностью, в которую он тоже верил, но американская промышленность не ответила ему взаимностью, не предложив работу после получения диплома). Не вызывали у него доверия поэзия, изобразительное искусство, философия, психология, короче, весь блок гуманитарных ценностей. Собственно, такая точка зрения всегца преобладала в американской промышленности, но никем не выражалась столь явно при приеме на работу.
В студенческом городке они с Флетчем жили в одной комнате.
– Из университета я вынес только одно, – прокричал Флетч в трубку. – Все мои наименее удачливые сокурсники пошли работать в государственные учреждения.
– Кто кому звонит? – Джиббс даже осип от негодования. – Скажи мне, Флетчер. Ты – мне или я – тебе. Ты просишь о помощи
или я?– Остынь, Дон. Сегодня утром ты забыл принять античувствительную пилюлю.
– Меня тошнит от вашего брата-журналиста, поливающего нас грязью во всех газетах. Но, стоит у вас вскочить прыщику, вы бежите к нам, заливаясь горючими слезами.
– Не болтай ерунды. Дон. Я никогда не цеплял тебя в своих статьях. Ты слишком мелкая сошка.
– Неужели?
Точно в такой же манере, семнадцатилетними, они спорили в одиннадцать вечера, кому первому идти в душ. Флетча бесила привычка Джиббса двадцать минут стоять под струей. Джиббс терпеть не мог запотевших зеркал.
– Да. Более того, я не прошу тебя об услуге. Я лишь задаю тебе вопрос.
– Зато какой вопрос, Ирвин Морис? Имеешь ли ты юридическое право шпионить за цветом американской журналистики? Нет! Абсолютно нет! – Джиббс понизил голос. – Но, честно говоря, Ирвин Морис Флетчер, я подозревал, что ты всегда именно этим и занимался.
– Забавно, забавно, – Флетчу пришлось хохотнуть, показать Джиббсу, что он ценит юмор. – С каких это пор ты стал адвокатом? Я не просил совета. Я и сам знаю, что тайком записывать разговоры моих друзей с последующим использованием пленок для шантажа – нехорошо, даже если снимать сливки, то есть вить из них веревки, буду не я. Вопрос в другом: должен ли я это делать?
На другом конце провода повисла тишина.
– Эй! Дон?
В трубке щелкнуло.
– Флетч?
– Я здесь.
– Я попытаюсь ответить на твой вопрос. Не мог бы повторить основные моменты.
Голос Джиббса звучал на пол-октавы ниже. Серьезный, уравновешенный, ответственный.
– Я же все рассказал тебе, когда звонил из Лондона, Дон.
– Я хочу убедиться, что ничего не перепутал.
– Ты просто прикрываешься звонком приятеля по местному телефону, чтобы создать видимость работы. Негодяй.
Флетч знал, что телефон отнюдь не местный. Если судить по номеру, он звонил вроде бы в Пентагон. На самом деле Дон Джиббс сидел в подземной штаб-квартире разведывательного ведомства в горах Северной Каролины.
– Мне пора на самолет.
– Давай с самого начала, Флетч. В общих чертах.
– Хорошо. Вчера днем, в воскресенье, двое ваших громил вломились в мой дом в Канья. Это в Италии.
– Имена.
– Гордон Эггерз и Ричард Фейбенс.
– Эггерз, Гордон и Фейбенс, Ричард. Так?
– Чиновники все переворачивают с ног на голову.
– Ты запомнил личные номера их удостоверений?
– Нет. Но номера были. Длинные-предлинные.
– Это неважно. Что конкретно ты имел в виду, говоря, что они вломились в твой дом?
– Я думаю, они вошли через французские окна <Двухстворчатое окно до пола.>. Так, кажется, они называются. Днем я их никогда не закрываю.
– То есть фактически они ничего не сломали?
– Фактически, как это не странно, нет.
– Значит, они вошли в твой дом.
– Вошли без приглашения. Я их не звал. Не приглашал. Они нарушили право собственности.
– А как ты оказался в том доме в Италии?
– Я там живу.
– Понятно, но почему ты там живешь? Работаешь в каком-то международном информационном агентстве?