Жребий
Шрифт:
Бен принес лежавшую в углу сумку.
Выхватив ее у Бена из рук, Джимми подошел к секционному столу и поставил сумку на него. Мертвенно-бледное лицо сияло от пота. Из рваной раны на шее беспощадно выплескивалась кровь. Судорожно, со свистом дыша широко раскрытым ртом, Джимми присел на стол, открыл сумку и порылся в ней.
— Она меня укусила, — пробормотал он в раскрытую сумку. — Ее рот… о Боже, ее грязная поганая пасть…
Джимми вытащил из сумки флакон антисептика, и снятый колпачок, крутясь, пролетел по кафельному полу. Оперевшись на руку, Джимми откинулся
— Джимми, что я могу…
— Минутку, — пробормотал Джимми. — Погоди. Думаю, уже лучше. Погоди, просто погоди…
Он отшвырнул флакон, который вдребезги разлетелся на полу. Отчетливо была видна отмытая от свернувшейся крови рана. Бен увидел, что ран две — два прокола рядом с яремной веной, один — со страшно искромсанными краями.
Джимми достал из сумки ампулу и шприц, содрал с иглы защитную оболочку и проткнул ампулу. Руки тряслись так, что ему пришлось сделать два захода. Заполнив шприц, он протянул его Бену.
— Противостолбнячная, — объяснил он. — Коли. Вот сюда.
Он вытянул руку, поворачивая так, чтобы стала видна подмышечная впадина.
— Джимми, ты вырубишься.
— Нет. Не вырублюсь. Давай.
Бен взял шприц и вопросительно заглянул Джимми в глаза. Тот кивнул. Бен воткнул иголку.
Тело Джимми напряглось, как стальная пружина, он на секунду превратился в агонизирующее изваяние. Все жилы от резкого облегчения натянулись, потом, мало-помалу Джимми начал расслабляться. Тело в ответ на введение сыворотки содрогнулось, и Бен заметил, что пот на лице Джимми смешался со слезами.
— Приложи ко мне крест, — сказал Джимми. — Если я все еще не очистился от нее, со мной… со мной что-нибудь произойдет.
— Думаешь?
— Уверен. Когда ты погнался за ней, я посмотрел на тебя и мне захотелось погнаться за тобой. Господи помилуй, захотелось! Потом я посмотрел на этот крест и… меня чуть не вывернуло. Бен приложил крест к шее Коди.
Ничего не случилось. Сияние — если крест вообще сиял — бесследно исчезло. Бен убрал крест.
— Ладно, — сказал Джимми. — Думаю, больше мы ничего не можем сделать.
Он порылся в сумке, нашел пакетик с двумя пилюлями и разжевал их.
— Наркота, — сказал он. — Великое изобретение. Слава Богу, я сходил в сортир до того… до того, как это случилось. По-моему, я обдулся, но вышло всего капель шесть. Можешь забинтовать мне шею?
— Наверное, — отозвался Бен.
Джимми дал ему марлю, пластырь и хирургические ножницы. Нагнувшись, чтобы наложить повязку, Бен увидел, что кожа по краям ран приобрела скверный густо-красный цвет. Когда Бен осторожно прижал повязку к месту, Джимми вздрогнул от боли. Он сказал:
— Пару минут мне казалось, что я чокнусь. По-настоящему, в клиническом смысле этого слова. Ее губы на моей шее… укус…
Он сглотнул.
— Когда она кусала меня, мне это нравилось, Бен, вот что самое гадкое. Честно говоря, у меня встал. Веришь,
нет? Если б ты ее не оттащил, я бы… я бы позволил ей…— Наплюй, — сказал Бен.
— Я должен сделать еще одну вещь, которая мне не нравится.
— Какую?
— Сейчас. Посмотри-ка на меня.
Бен закончил бинтовать и немного отстранился, чтобы взглянуть на Джимми.
— Что…
И вдруг Джимми сильно ударил его. В голове у Бена рассыпались звезды, он сделал три неверных шага назад и тяжело сел на пол. Он потряс головой и увидел, что Джимми осторожно слезает со стола и направляется к нему. Он бешено вцепился в крест, а в голове проносилось: вот это и есть «концовка по О'Генри», ах ты срань тупая, идиот, кретин…
— Ты в порядке? — спросил Джимми. — Извини, но, когда не знаешь, что предстоит, немного легче.
— Господи Иисусе, что…
Джимми опустился на пол рядом с ним.
— Сейчас я расскажу тебе нашу версию, — сказал он. — Версия убогая до безобразия, но я абсолютно уверен, что Мори Грин ее подтвердит. Что сохранит мне практику и убережет нас обоих от тюрьмы или сумасшедшего дома… Кстати, раз уж пошел такой разговор, меня заботит не столько все перечисленное, сколько как сохранить свободу и дать еще один бой этим… этим тварям — называй их как угодно. Понимаешь?
— Суть — да, — отозвался Бен.
Он потрогал челюсть и сморщился. Слева на подбородке вскочила шишка.
— Пока я осматривал миссис Глик, кто-то вломился сюда и напал на нас, — сказал Джимми. — Сперва вмочил тебе, потом сделал боксерскую грушу из меня. Во время борьбы этот кто-то укусил меня, чтобы я его выпустил. Вот все, что мы с тобой помним. Все. Ясно?
Бен кивнул.
— На этом хмыре была темная куртка — может, синяя, может, черная — и не то серая, не то зеленая вязаная шапка. Больше ты ничего не видел. Лады?
— Ты никогда не думал о том, чтобы бросить лечебное дело ради карьеры писателя?
Джимми улыбнулся.
— Способным к творчеству я становлюсь только в те минуты, когда крайне необходимо соблюсти свои интересы. Сумеешь запомнить нашу историю?
— Само собой. По-моему, она вовсе не такая убогая, как тебе кажется. В конце концов, это не первый труп, который исчезает за последнее время.
— Надеюсь, два и два они сложат? Но шериф округа куда сообразительнее, чем Паркинс Джиллеспи когда-нибудь думал стать. Надо будет поостеречься. Не приукрашивай нашу сказочку.
— Думаешь, власти заметят во всем этом взаимосвязь?
Джимми покачал головой.
— Шансов ноль. Нам придется вожжаться самим. И помни, что с этого момента мы преступники.
Немного позже он пошел и позвонил Мори Грину, а потом — шерифу округа Хомеру Маккаслину.
В Евин пансион Бен снова попал в четверть первого ночи. Сварив себе в пустынной кухне первого этажа чашку кофе, он медленно выпил его, заново прокручивая в голове события вечера и восстанавливая их в памяти с тщанием человека, который только что избежал падения с высокой лестницы.