Жуков. Рожденный побеждать

б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах» ^{346} .

В приказе № 227 ни слова не сказано о том, кто же действительно виноват в поражениях Красной Армии летом 1942 г. Всю вину за это Сталин возложил на «паникеров». Да, в определенной степени «паникеры» оказывали отрицательное влияние на ход боевых действий. Но истинным виновником неудач советских войск была Ставка ВГК и, в первую очередь, Сталин, который при определении характера действий Красной Армии поступил необдуманно. Виноваты и члены Ставки ВГК, которые не сумели, а часть и не собиралась этого делать, отстоять свое мнение перед Верховным главнокомандующим.

Г. К. Жуков, готовясь к выступлению на Пленуме ЦК КПСС в 1956 г., который не состоялся, отмечал: «Был издан ряд приказов, в которых личный состав наших войск, особенно командиры и политработники, огульно обвинялся в малодушии и трусости. Уже после того как наши войска показали себя способными не только обороняться, но и наносить серьезные удары по врагу, Сталин нашел нужным в одном из своих приказов написать: „Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток“. Таким приказом Сталин незаслуженно опорочил боевые и моральные качества наших солдат, офицеров и генералов». По мнению Жукова, «это сделано с целью отвести от себя вину и гнев народа за неподготовленность и допущенные ошибки в руководстве войсками от Ставки до дивизии включительно» ^{347} .

Позднее, в своих «Воспоминаниях и размышлениях», Жуков поменял оценку: «Кое-где в войсках вновь появились панические настроения и нарушения воинской дисциплины. Стремясь пресечь падение морального духа войск, И. В. Сталин издал 28 июля 1942 г. приказ № 227. Этим приказом вводились жесткие меры борьбы с паникерами и нарушителями дисциплины, решительно осуждались „отступательные“ настроения. В нем говорилось, что железным законом для действующих войск должно быть требование „Ни шагу назад!“. Приказ был подкреплен усиленной партийно-политической работой в войсках» ^{348} .

Маршал Советского Союза А. М. Василевский в книге «Дело всей жизни» придерживается почти той же оценки: «Приказ этот сразу же привлек внимание всего личного состава Вооруженных Сил. Я был очевидцем, как заслушивали его воины в частях и подразделениях, изучали офицеры и генералы. Приказ № 227 — один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности… Я, как и многие другие генералы, видел некоторую резкость и категоричность оценок приказа, но их оправдывало очень суровое и тревожное время. В приказе нас прежде всего привлекло его социальное и нравственное содержание. Он обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора наркома и Верховного главнокомандующего И. В. Сталина с советскими воинами, начиная от рядового бойца и кончая командармом. Читая его, каждый из нас задумывался над тем, все ли силы мы отдаем борьбе. Мы сознавали, что жестокость и категоричность требований приказа шли от имени Родины, народа, и важно было не то, какие будут введены меры наказания, хотя и это имело значение, а то, что он повышал сознание ответственности у воинов за судьбы своего социалистического Отечества. А те дисциплинарные меры, которые вводились приказом, уже перестали быть непременной, настоятельной необходимостью еще до перехода советских войск в контрнаступление под Сталинградом и окружения немецко-фашистской группировки на берегу Волги» ^{349} .

Во время войны отношение к приказу № 227 было неоднозначным, о чем свидетельствуют документы того времени. В спецсообщении начальника Особого отдела НКВД Сталинградского фронта старшего майора госбезопасности Н. Н. Селивановского, направленном 8 августа 1942 г. заместителю народного комиссара внутренних дел СССР комиссару государственной безопасности 3-го ранга В. С. Абакумову, отмечалось:

«Среди командного состава приказ правильно понят и оценен.

Однако, среди общего подъема и правильной оценки приказа, фиксируется ряд отрицательных, антисоветских пораженческих настроений, проявляющихся среди отдельных неустойчивых командиров. Так, например, среди работников фронтового радиовещания имеют место факты осуждения политики партии в вопросах воспитания масс. В частности, ответственный секретарь фронтового радиовещания Заславский, после прочтения приказа, заявил: „…Народ мы воспитывали неправильно. Все это следы и результаты излишнего демократизма. Каждый смел критиковать руководителя учреждения или предприятия. Это положение сложилось сейчас в армии — это результат всей системы воспитания и общественной организации, когда руководитель должен был бояться каждого, если хотел жить. 1937–1938 гг. тоже наложили неизгладимый след на это. Молодежь мы неправильно воспитывали. Мы должны были создать у себя фанатичную молодежь. Теперь не время перевоспитывать командира“.

Директор фронтового радиовещания майор Борецкий и интендант 2-го ранга поэт Первомайский высказывают мысль о необходимости введения мер физического воздействия для укрепления дисциплины и отрицают значение партийно-воспитательной работы. Отдельные лица из командного состава УРа — майор Крайнев, капитан Вакуленко и другие — заявляют: „…Приказ хороший, но опоздал, нужно, чтобы он вышел в свет еще в мае, перед нашим наступлением…“ Нач. Военкниги ст. батальонный комиссар Разумовский С. В. также заявляет: „…Этому приказу надо было выйти два месяца назад“…» ^{350}

Заместитель Селивановского старший майор госбезопасности В. М. Косолапов, в свою очередь, докладывал Абакумову:

«Приказ Народного Комиссара Обороны тов. Сталина № 227 командно-начальствующим составом и бойцами частей фронта был встречен одобрительно и с большим воодушевлением. Комначсостав и бойцы восприняли содержание приказа как своевременное, справедливое и необходимое мероприятие, могущее остановить продвижение врага.

Повсеместное, многочисленное высказывание бойцов и командиров в отношении издания приказа и его требований выражено следующими заявлениями.

Командир пулеметного эскадрона 20 ГвКП 5 ГвКД ст. лейтенант Компаниец на митинге, посвященном изданию приказа, сказал: „…Приказ тов. Сталина справедливый и своевременный. Я сам теперь буду, невзирая на лицо, призывать трусов и паникеров к порядку. Погибнет родина, погибнем и мы. Если в бою мы погибнем, то враг от нашего сопротивления будет нести большие потери. Только упорным сопротивлением можно отстоять родину, и родина останется наша…“

Военврач ПАП 15 ГвСД Хандомиров, в беседе с командным составом, высказал: „…Приказ очень хороший, и если бы он вышел раньше, то, наверное бы, не было таких безобразий, которые пришлось нам пережить…“

Наряду с положительными высказываниями отмечен ряд фактов и отрицательных проявлений, исходящих, главным образом, от враждебного и малоустойчивого элемента.

Например, начальник ОВС 226 СД интендант 3-го ранга Филипченко после прочтения приказа подошел к географической карте и, рассматривая ее, сказал: „…Всегда после приказов все вдвое скорее делается. Так будет и теперь. После этого приказа Красная Армия удирает от Ростова до Сальска вдвое быстрее…“

Пом. командира батареи 20 ГвКП, 5 ГВКД лейтенант Боровкин в беседе с командным составом батареи сказал: „…Сейчас этот приказ малодействительный, потому что поздно издан. Многие наши части уже разбиты, так что драться нечем и некому…“» ^{351}

Насколько был прав Василевский относительно того, что те дисциплинарные меры, которые вводились приказом, «уже перестали быть непременной, настоятельной необходимостью», мы увидим в ходе дальнейшего повествования. Однако необходимо учесть, что в то время, когда Жуков и Василевский готовили к изданию свои мемуары, в условиях жесточайшей цензуры не принято было негативно оценивать действия высшего военного руководства. Об этом могу судить по личному опыту. В Институте военной истории существовал отдел мемуарной литературы, в работе которого принимали участие и сотрудники других отделов. Задача была проста: все цифры в мемуарах подгонялись под 12-томную «Историю Второй мировой войны 1939–1945» и 8-томную «Советскую военную энциклопедию». На мой вопрос — как можно таким образом поступать с воспоминаниями маршалов и генералов? — ответ был один — это указание сверху. До сих пор вспоминаю со стыдом, как чуть не «зарубил» мемуары одного из командиров дивизий. Он оказался порядочным человеком, пригласил меня к себе и долго рассказывал о войне и о том, что он пытался писать правду. Особенно запомнились его слова: «Вы человек молодой и не можете вот так сплеча судить о том, что происходило на войне!»

В исторической печати, особенно с конца восьмидесятых годов прошлого века, когда приказ № 227 был впервые опубликован полностью, в отношении этого документа высказывалось много точек зрения, нередко прямо противоположных друг другу. Наиболее распространенной стала точка зрения, близкая к оценке, данной Жуковым в проекте своего выступления. Если хотите, более удобной. Потому что очень удобно стало рассматривать войну через призму сплошных ошибок сталинского руководства и считать, что победа была одержана лишь вопреки действиям Верховного главнокомандующего, только благодаря брошенным на гибель огромным людским ресурсам. Такой подход не требует ни кропотливого изучения источников, ни мучительного анализа событий и явлений того исторического периода.