Жулик. Часть 2. СВ

– Надеюсь, мое присутствие вас не смутит, - и с пафосом добавил: - Я, как верный пес, буду охранять ваш покой и сон!

– Так и сделал? – съерничал я.

– Отбивалась – не помогло: настойчивым оказался. Утром стало все равно, с кем, и я отдалась! Знаю, поступила аморально, но затем полюбила его.

– С латыни мораль переводится как «традиция». Время идет, устои меняются. Что раньше считалось безнравственным, сейчас норма жизни, хотя порог искушения у всех разный.

– У меня его вообще нет! – она звонко рассмеялась. – Непонятно в кого. Родители заводские. Городок маленький, все на виду, и держали меня в строгости, как пример другим. Музыкальная школа, уроки, никакой личной жизни. Зато когда в Тверь учиться уехала, сразу же от невинности избавилась.

– Как так?

– Пошла на дискотеку. Одна. Девчонки нарасхват, а ко мне не подходит никто, только пялятся. Уже тогда пятый номер носила. Досада взяла, и я к дежурному менту пристала. Дома ему водки налила…

– И как?

– Ужасно! Когда он понял, что девка я, на грудь сдрочил. Измазал всю. Появился комплекс. Года два никого не подпускала, – Анель задумчиво посмотрела в окно. Улыбка на лице попутчицы исчезла.
–  Я падшая женщина! – и она сделала большой глоток.

Ее история захватила меня, и я заметил:

– Судя по вам, падали вы, зная, куда и с кем!

– Не грубите! – злая гримаса исказила ее лицо, однако она быстро овладела собой.
–  Хотите расскажу правду в обмен на возможную вашу помощь?!

– Окей!

– Я в бегах, и этот пароход – единственный шанс начать жизнь заново. Пятнадцать лет я прожила с влиятельным человеком из правительства. Он еще с Борей начинал. Фамилию не назову, она известна.

– Как попали туда? «Семья» посодействовала?

– Нет. Оказалась случайно, по протекции.

– В каком качестве?

– Как личный врач. Везде с ним с конца 90-х.

– Что же вас не устроило? Об этом мечтают миллионы женщин!

– Не жизнь, а иллюзия. Я давно не принадлежу себе. Много лет делаю то, что надо ему, еду туда, куда скажет он! Надеть не могу что хочется – все согласно протоколу или его прихоти. Первые годы хоть спали вместе, однако политика милого быстро «съела» и возраст тоже. Про секс забыла давно! Хотела уйти - не пускает, и без охраны никуда. В старуху превратилась, один ботокс и выручает! – на ее глазах навернулись слезы.

– Про старуху вы загнули! А как выбрались?

– Готовилась долго. Выжидала, когда в Бочаров Ручей поедем, билет заранее купила, вещи в камере хранения спрятала и на шопинге сбежала.

– Дальше куда?

– В Европу.

– Не проще ли самолетом из Адлера?

– Перекроют аэропорт. Не выпустят. Остается морем. Он знает, что воды я боюсь больше всего на свете. Молю бога, чтобы не догадался.

– Крым же теперь тоже наш!

– Переберусь к хохлам, а там без проблем.

– У вас есть семья?

Она приложила платок к покрасневшему лицу:

– Семья – старенькие папа с мамой в Тульской глубинке, за ними соседи смотрят. Сын тоже врач.

– А жить в Европе есть на что?

– Есть, давление не даром мерила! Но хватит вопросов! И так много разболтала, напоили женщину! Давайте лучше музыку послушаем, – и она, вставив диск, нажала пульт. Раздалось аргентинское танго.

– Вы умеете танцевать это? – Анель лукаво посмотрела на меня.
–  Могу показать движения!

Пока думал, она взяла мою руку и потянула с дивана. Представление о танго я имел слабое.

– Не волнуйтесь. В нашем дуэте главная я, а вы не забывайте передвигать ногами!
–  Анель положила левую руку на мое плечо, и мы приготовились. Она повела, и я вынужденно пошел за ней.

– Молодец!
–  она рассмеялась.
–  А сейчас влево, вправо и снова влево.

Я выполнил и это. Ее движения вынуждали делать правильно. Повторив па, у нас получилось.

– Теперь promenade, - партнерша сделала пару шагов и резко повернулась.

Наши взгляды встретились. Ее глаза, возбужденные музыкой и алкоголем, блестели. Вырез платья оголил ногу, Анель ловким движением обвила мою и, запрокинув голову, откинулась назад. Сохраняя равновесие, я обнял женщину. Бюст уперся мне в грудь. Помедлив, она резко выпрямилась и впилась в мои губы.

Насытившись поцелуем, Анель сказала:

– Проводите до каюты.

По коридору мы шли молча. Открыв дверь, она замешкалась.

– Спокойной ночи! – пожелал я.

– Бросаете беглянку? Забыли, что моря боюсь?

– Одиночества боитесь, - и я прошел за ней.

Солнечные лучи, проникая сквозь оконные жалюзи, разбудили меня. Корабль сбавил ход и, неуклюже ворочаясь, заходил в порт. В утренней дымке угадывались очертания Ялты: дома, автомобили, рыбаки на пирсах. Я оделся и в дверях посмотрел на нее. Обняв подушку, по-детски поджав ногу, она безмятежно спала. Затертая временем бабочка, выколотая на левой ягодице, с трудом расправляла цветные крылья. Фобии, если и были, оставили ее в покое. Пароход причалил, подали трап, и я сошел на берег.

Ночное приключение забылось. Через год, в Париже, я оказался в Орсе. Повсюду бродили туристы. Не принятые в свое время, импрессионисты вызывали у публики интерес и восхищение. В зале, где обрела покой «Олимпия», толпился народ. Экскурсии сменяли друг друга, и, чтобы подойти ближе, я ждал паузу. От попытки увидеть что-то поверх голов меня отвлек приятный аромат духов. Картину рассматривали несколько женщин, и букет, несомненно, принадлежал одной из них. Маленькую брюнетку и сухощавую англичанку я отмел сразу: их образу не хватало романтики. Группа рослых скандинавок отпала по той же причине. Правее, в пол-оборота, стояла дама за сорок – скорее всего, хозяйка аромата. Бочком я протиснулся ближе. Запах, профиль и светлые волосы показались знакомыми. «Неужели она! – узнал я. – Надо подойти!», однако, воскресив в памяти свой уход «не прощаясь», передумал. Пока я сомневался, место у картины заняла новая группа, и фигура женщины, мелькнув в конце зала, скрылась в толпе. Она ушла, оставив после себя еле уловимый купаж ландыша и сирени от Dior.

Дождавшись очереди, я подошел к творению Мане и, перебрав в памяти события той ночи, так и не вспомнил ее сложное имя.

Прошло два года. Я уверенно обосновался в Европе и, путешествуя по Швейцарии, заехал в Монтре. Стоял чудесный октябрь. Окружающие горы покрылись легкой паутиной первого снега, а здесь, у озера, зеленели пальмы и цвели хризантемы. Туристический ажиотаж иссяк, и городок готовился стать унылым прибежищем обеспеченных пенсионеров. Я два дня болтался по городу. Выпил кофе в «Монтре-Палас», где жил Набоков, зашел к Фредди Меркьюри, а на следующий день отправился к Шильонскому замку, главной достопримечательности Монтре. Замок виднелся издалека, но дорога к нему, живописно петляющая вдоль озера, заняла больше часа.

Впереди филиппинка из «Swiss international hospice» катила на кресле подопечную. Подобное здесь видишь часто. Не рассчитывая на рай небесный, богатые предпочитают покинуть грешный мир в раю земном. Обогнав их, я невольно разглядел обреченную. Женщина отрешенно смотрела вперед. Длинные, костлявые руки в фиолетовых прожилках лежали поверх пледа, редкие светлые волосы жидкими прядями торчали из-под платка.

Обреченная повернула голову, и лицо ее ожило. Пытаясь что-то сказать, она приподняла руку. Недоуменно взглянув на нее, я быстро пошел прочь.