Жупочка стреляет на поражение

Вот и встретились. Вот и свиделись...

***

Маман не была бы собой, если бы быстро не пришла в себя. Она баба работящая, не неженка, долго разлёживаться не привыкла.

Оказалось, привыкнуть к двум Жупочкам всё же гораздо проще, чем к дорогому платью и дворцу.

– И которая из вас новая? – поинтересовалась родительница.

– Ой, да какая разница! – отмахнулась Вторая. – Мы же обе тебя с младенчества знаем.

– Но я-то нет! Даже не подозревала!

– Я, – закатила глаза сестрица.

– Ох, – маман драматично приложила руки к груди. – Одинаковые ведь! Не отличишь! – вдруг она перескочила на другую тему: – Ой, а у меня тут что-то есть для вас... – из сумочки она достала жёлтый конверт и передала почему-то Второй, а не мне. – Вот. Аристарх очень хотел поехать со мной, но ему не позволили, поэтому он душевно велел передать послание.

От души душевно в душу, ага.

– Могла не везти сюда эту макулатуру. Не знаешь, что ли, что Аристарх дерьмовый поэт? – Вторая швырнула нераскрытый конверт в камин. Благо, тот не горел, ибо лето, жара.

– Зачем ты так? – а мне почему-то стало жаль Аристарха. Он ведь долгие годы был моим единственным другом.

– Нашла, по кому скучать! Забыла, как он на каждом собрании клуба самодеятельности делал вид, что мы не взаимно в него влюблены? Да он дружил с тобой только чтобы кушать на халяву!

– Ну и что? Мне было не жалко.

– У тебя теперь новая жизнь. И старым лузерам в ней не место, – хлесталась словами Вторая.

Я, не слушая сестру, подошла к камину и взяла конверт.

Маман покачала головой и изрекла:

– Одинаковые, но совершенно непохожие! – это о нас со Второй.

– Я – это модернизированная версия. Без провинциальной жалкости и тоски по былому, – ещё одно заявление, как пощёчина.

Мне на глаза почему-то набежали слёзы, но я всё равно распечатала конверт.

А там...

«Моя дорогая Жупочка!

Я знал, что водоворот дворцовых страстей и интриг поглотит тебя. Хотелось бы пожелать тебе счастья, но ты же сама знаешь, что твоё место здесь, в Сарайске. Верно говорят: где родился, там и пригодился. Родная земля – она всего дороже.

Я тоскую по нашим посиделкам, философским беседам...»

Ага, философским... Не знала, что рассуждения на тему связи слов «жалованье» и «жалость» можно назвать философией. Скорее, окололингвистическая болтовня.

Да и мне ли не знать, что больше всего Аристарх страдает по моим пирогам и травке. В общем, права Вторая. Абсолютно.

Далее шло стихотворение. Как всегда, в лучших традициях Аристарха, «душно от души»:

Ты для меня – воздух и вода,

Без тебя я не смогу отличить «нет» и «да».

Твои глаза, твой голос, твой смех –

Жупа, ты затмеваешь всех!

Обнимать, целовать и ласкать

Я желаю тебя днём и ночью.

Я желанье не в силах скрывать!

Я хочу тебя. И многоточье.

Ты единственный мой огонёк,

Моя страсть, роковая подруга,

Мой прекрасный любовный порок,

Без тебя одиноко и туго.

Умоляю тебя – будь со мной,

Не оставь погибать в одиночку.

Угости ты рагу, пирожочком,

Накури ты кайфовой травой.

Я тебе буду верность хранить!

И забуду я имя Дануты!

Нам с тобой будет сказочно круто!

Если будем друг друга любить!

Круто. Ещё и Дануту приплёл. Видимо, чтобы я поревновала.

Вторая заглянула ко мне через плечо и выдала:

– Да-а, трудно быть лохом. Душная душевная лирика Душнявского.

– Он же по-другому не умеет, – пожала плечами я, хотя, по большому счёту, была согласна с сестрой.

Вторая отняла у меня бумаги, разорвала их в клочья и бросила обратно в камин со словами:

– Больше не бери в руки каку.

– Ну и дела... – ошеломлённо качала головой маман, переводя взгляд с меня на сестру и обратно.

Стоило теме Аристарха иссякнуть, как сестрица припомнила родительнице о главном безобразии:

– Мама. Как. Ты. Могла. Его. Простить? – и Вторая указала пальцем на папашу, который сопровождал маман всюду. Как прилип, честное слово.

Маменька замялась. Понимает ведь, что снова пускает козла в огород, и всё равно ведётся. А ведь давно не молоденькая девочка.

– Кто старое помянет... – развела она руками.

М-да, аргумент так себе.

– Ты забыла, как скиталась беременная в одном исподнем?! Забыла, как чуть не отморозила себе босые ноги и едва не померла, зарабатывая себе на хлеб тяжёлым трудом? Да если бы не старый граф, ни нас, ни тебя на свете не было бы! – разошлась Вторая. – А хочешь знать, что делал этот холёный перец в то время? ОН СТРУГАЛ ДЕТЕЙ! Пока ты питалась крошками со столов в забегаловке, наш с Жу папаша наплодил несколько сотен бастардов от каждой служанки! Уверена, ни одному шейху не побить его рекорда в сексе!

Блин. Я бы так не смогла. Мне даже стыдно стало оттого, что слышу такое. Но! Горжусь Второй. Всё по делу говорит. Чётко. Хлёстко.

Мама сидела на диване вся белая и боялась повернуть голову в сторону папаши.

Но это был ещё не конец тирады Второй:

– Почему тебя как магнитом тянет на всяких негодяев?!

– Жупа, он же твой отец...

– Да. И бла-бла-бла! Я знаю, что он нас признал и передаст нам трон. Это всё прекрасно, но от этого он не перестаёт быть негодяем, – тут Вторая бесстрашно посмотрела отцу в глаза и выдержала его злой взгляд. – Я не боюсь высказать тебе в лицо всё, что чувствую! Ты мамы недостоин! Я предупреждала, чтобы ты не приближался к ней!

– Мы с Дульсенорой разберёмся без тебя, – процедил он сквозь зубы.

– Не позволю! Потому что я сумею напомнить маме, как нам жилось после того, как ты нас бросил. Причём, ты ЗНАЛ, что мама беременна! Может, ты себя и простил. Может, даже простодушная мама снова повелась на твои обещания сладкой жизни, но мы с Первой – нет! – Вторая вопросительно посмотрела на меня, и я утвердительно кивнула, добавив:

– Искупай свои грехи сколько хочешь, но оставь маму в покое.

И тут мама всхлипнула. Причём, заметно, что она до последнего сдерживалась, внушала себе, что всё хорошо, но вот, вырвалось.