Журавленок и молнии (с илл.)
Шрифт:
Иринка и Горька принесли Журке домашние задания, но он сказал, что лучше пойдет делать их к Иринке.
– Если, конечно, можно…
– Вот балда-то! Почему же нельзя? – возмутилась Иринка.
– Я, пожалуй, тоже приду, – сказал Горька.
Так они и сделали. Едва пришла Лидия Сергеевна, Журка поспешил к Брандуковым. Горька был уже там. Они засиделись у Иринки до вечера. Пришел Игорь Дмитриевич. Журка один на один, тихо и сбивчиво сказал ему спасибо за книжку. А тот поспешно ответил, что все это пустяки, мелочи жизни, не стоит говорить
Журка вернулся к Лидии Сергеевне около восьми часов и почувствовал себя виноватым. Он узнал, что, пока его не было, Максимка маялся, тосковал и мучил родителей вопросами, когда Журка вернется.
Они сели дочитывать "Приключения Буратино".
…Наутро Журка пошел в школу, и там все было как всегда. Не спросили даже, почему прогулял день. После школы он часа два играл с Максимом в морское путешествие, а потом отпросился у него и побежал к Иринке.
А еще через день, когда они с Максимом обедали на кухне, кто-то позвонил у дверей. Лидия Сергеевна вышла и скоро вернулась. Тихо сказала:
– Там твой папа… Хочет поговорить, но не заходит.
У Журки тоскливо засосало под сердцем. Он аккуратно отодвинул тарелку, коротко вздохнул и вышел в прихожую.
Отец стоял у порога. И Журке на секунду показалось, что ничего плохого не было. Потому что папа – вот он, такой же, как всегда. И Журка потянулся к нему, чуть-чуть не шагнул, чтобы прижаться к знакомой старой кожанке, которую помнил с младенчества. И увидел руки отца с нервными шевелящимися пальцами. И вспомнил, как эти руки скручивали, ломали его. И отшатнулся – не от страха, не от обиды, а от болезненного отвращения.
Но все случилось в один миг, незаметно для других. Журка молча встал перед отцом и вопросительно посмотрел на него. Глядя в угол, отец негромко сказал:
– Вернись домой, сегодня маму выписывают.
Мама! Журка обрадовался в душе, он истосковался по маме. И по своей комнате с Ромкиным портретом. И по прежней жизни.
Хотя прежней жизни все равно уже не будет…
Журка потрогал языком подживший рубчик на нижней губе и ровным голосом отозвался:
– Хорошо, я приду.
– Пойдем…
– Я один приду. Собраться надо.
– Тогда возьми ключ. – Отец протянул его, Журкин, ключик на тонком шнурке.
…Максимка опечалился до глубины души, когда узнал, что Журка уходит.
– Я буду у тебя часто бывать, – пообещал Журка. Ему тоже стало грустно. – Часто-часто. Даже надоем.
– Нет, не надоешь!.. А зачем ты Федота забихаешь? Мне без него скучно будет.
Журка растерянно посмотрел на Лидию Сергеевну.
– Может, правда, оставишь? – спросила она. – Пока в садике карантин… Максимке все же веселее. Ты не будешь мучить Федота, Максим? Журка, он не будет…
– Да разве мне жалко? Пускай! – Журка был рад, что хоть чем-то может утешить Максима.
Лидия Сергеевна обняла Журку.
– Я думаю, ты помиришься с папой. Вы должны разобраться во всем сами… Тут, Журавушка, никто вам не поможет: ни друг, ни учитель. Может быть,
только мама…"А чем поможет мама?" – подумал Журка.
Отец, хотя и отдал ключ, не ушел. Ждал Журку на улице. Журка увидел его, остановился на миг, потом пожал плечами и пошел. Сам по себе. Отец нагнал, зашагал рядом.
– Надо поговорить, Юрий.
Журка молчал, глядя перед собой.
– Слышишь?
– Что?
– Поговорить надо.
– Я слышу, – сказал Журка. – Но я не знаю, про что говорить. Если знаешь, говори.
День был хороший, синий и солнечный. Грязь подморозило, на лужах блестел стеклянный ледок. Журка щурился от солнечных лучей. Иногда трогал языком рубчик на губе.
– Я вот что… – стараясь держаться деловитого тона, сказал отец. – Давай условимся маме ничего не рассказывать. Не надо ее волновать после больницы.
– Хорошо, я не буду рассказывать, – отозвался Журка. Он и сам понимал, что маму лучше не расстраивать.
– Ну, вот так значит… Что было, то было. Что ж об этом теперь…
– Теперь – ничего, – согласился Журка и проводил глазами воробьев, стайкой сорвавшихся с забора.
– А в школе как?
– Что "как? – ровно переспросил Журка.
– Ну, как дела…
– Какие дела?
– Учеба, отметки…
– С отметками у меня все нормально. За первую четверть троек не будет.
– Ну и молодчина! – бодро отозвался отец. – Если дальше так пойдет, к весне мопед купим.
– Зачем?
– Как зачем? Кататься будешь.
– Да? – сказал Журка и почувствовал, как подкатывает смех. После всего, что было, – мопед. Это надо же придумать! Удержаться Журка не смог, начал смеяться сильнее и сильнее. Это было плохо. Страшно даже. Потому что Журка понял: вслед за смехом сейчас рванутся слезы. С испугом и отчаянием он скрутил себя, заставил замолчать, закусил губу.
– Ты что? – удивленно сказал отец.
– Ничего. На мопеде можно ездить только с четырнадцати лет.
– Да ерунда какая! Все мальчишки ездят.
– Нет. Нельзя нарушать правила, – очень серьезно проговорил Журка.
Потом они долго молчали. Только у самого дома отец хмуро сказал:
– Хотел я выкупить обратно твою книгу, только нету ее уже в магазине.
– Книгу мне вернули.
– Кто?
– Ее купил Игорь Дмитриевич, отец Иринки.
– А… Ну, что ж… Деньги ему отнесешь потом.
– Думаешь, он возьмет? – со спокойным сомнением спросил Журка.
У отца прорвалась досада:
– А почему не возьмет? Презирает, что ли?
– Не знаю. Но он не возьмет, он ее мне подарил.
Дома было все, как прежде. Да и что могло измениться за три дня? Это только казалось, что он, Журка, вернулся из далекой и долгой поездки.
Веселый Ромка смотрел со стены вслед улетевшим птицам и готов был вот-вот взглянуть на Журку.
– Ты не сердись, что я тебя здесь оставил, – прошептал Журка.
Потом он разложил на столе учебники, поставил на полку "Сочинение об описи морских берегов". На прежнее место. Это было нетрудно. А как расставить и разложить по местам все, что скомкалось и перемешалось в жизни?