Журнал 64
Шрифт:
– «Чистые линии» пропагандируют гораздо более широкий спектр решения проблем, нежели простое вмешательство в мягкотелое общественное отношение к теме иммиграции. Кроме того, нас беспокоит рождаемость в среде низших и наиболее слабых социальных групп, так как дети, рожденные от обездоленных родителей, часто рождаются слабоумными, становятся наркоманами или обладают дурной наследственностью, усугубленной асоциальными тенденциями. Отсюда возникает огромный пласт проблем. Наше общество вынуждено бороться с ними ежедневно, на борьбу уходят миллиарды крон, – говорил он, не давая журналисту вставить слово. – Только подумайте, сколько удастся сэкономить, если преступники лишатся возможности иметь потомство. Конечно, данная мера вскоре фактически
Нэте тяжело опустилась на стул и вгляделась в кроны каштанов.
Все в ней перевернулось. Кто он такой, чтобы сметь решать, кто годится для жизни, а кто нет?
Курт Вад, конечно.
На мгновение она почувствовала приступ тошноты.
Нэте стояла перед своим отцом. Она еще никогда не видела, чтобы его лицо было таким мрачным. Мрачным и расстроенным.
– Я защищал тебя все твои школьные годы, ты осознаешь это, Нэте?
Женщина кивнула. Конечно, она прекрасно знала. Множество раз их приглашали на беседу в класс. Отец парировал угрозы инспектора и классной дамы, прилежно выслушивал все жалобы и извинялся от ее имени. Да-да, ему следует научить ее бояться Бога и следить за словами, какие она употребляет. И, конечно же, ему необходимо направить Нэте на правильный путь, если уж говорить о распущенном поведении дочери.
Но она никогда не понимала, почему в таком случае он сам позволял себе грубо ругаться, а также плохо говорить о том, что касается отношений между полами, в то время как все и вся на хуторе утверждали обратное.
– Они говорят, что ты глупая и невоздержанная на язык и развращаешь всех вокруг, – сказал отец. – Тебя выгнали из школы, и теперь мне придется приглашать специальную даму, чтобы обучала тебя дома. Если бы ты хоть научилась читать… но ты не смогла даже этого. Повсюду на меня смотрят с негодованием. Я – тот самый фермер, чья дочь позорит весь город. Священник, школа – все осуждают тебя, а тем самым и меня. Ты не прошла конфирмацию, а теперь, ко всему прочему, еще и беременна, и утверждаешь, что виновник – твой кузен…
– Но так и есть. Мы вместе.
– Да нет же! Таге говорит, что у него с тобой ничего не было. Так кто же это в таком случае?
– Таге и я – вместе.
– Нэте, встань на пол на колени!
– Но…
– Встань!
Она сделала, как он просит, и увидела, как отец тяжелой походкой подошел к сумке, лежащей на столе.
– Вот, – он высыпал горкой перед ней на пол плошку рисовых зерен. – Ешь! – Затем поставил рядом кувшин с водой. – И пей!
Она огляделась. Взглянула на портрет матери, улыбчивой и стройной, в свадебном платье. На стеклянный шкаф с посудой, на настенные часы, давным-давно остановившиеся. И ничто в этой комнате не могло ее утешить, ничто не могло помочь ей.
– Скажи, Нэте, с кем ты трахалась. Или ешь.
– Только с Таге.
– Вот! – прорычал отец и трясущимися руками запихнул ей в рот первую горсть риса.
Рис резал горло, несмотря на то, что она пила как можно больше. А следующая горсть причинила еще большую боль. Эти крошечные острые и твердые зерна, сахарной головой возвышающиеся на полу…
Когда отец закрыл лицо ладонями, зарыдал и принялся умолять ее, чтобы она призналась, кто ее обрюхатил, девушка резко вскочила, так что кувшин с водой разлетелся на кусочки. Четыре шага по направлению к полуоткрытой двери, и Нэте оказалась на улице. И там, на воле, она
обрела уверенность, ловкость и легкость. Улица была ее стихией.Она слышала позади себя крики отца, все отдалявшиеся, однако это не остановило Нэте. А остановила ее боль в диафрагме, когда рисовые зерна начали впитывать желудочный сок и размокать. Когда желудок раздулся, заставив ее запрокинуть голову и жадно хватать ртом воздух.
– Это Та-а-аге! – пронеслось над тростником и речным потоком, несущим свои воды мимо нее.
Затем она упала на колени и что было силы прижала кулаки к низу живота. Стало немного легче, однако желудок продолжал растягиваться; тогда она попыталась отрыгнуть и вставила в горло палец, но ничто не помогало.
– Это Таге, мама, скажи отцу! – плакала она, обратив глаза к небу.
Но отреагировала на ее фразу не мама, а пятеро парней с удочками.
– Нэте-Грохалка! – крикнул один из них.
– Нэте-Грохалка, Нэте-Грохалка! – подхватили остальные.
Она закрыла глаза. Все казалось ей чужим в собственном теле. В грудной клетке и в животе. Органы, о существовании которых она никогда не догадывалась. Она впервые почувствовала сильное пульсирование в глазу, отзывавшееся в своде черепа; в этот момент она впервые ощутила запах собственного пота. Ныла каждая клеточка тела – организм стремился вернуть здоровое состояние. Дыхание перехватило. Нэте не могла даже закричать, не могла и ответить парням, когда они спросили, не приподнимет ли она подол, чтобы им было получше видно.
Через свою глупую просьбу они разоблачили собственную сущность: сущность маленьких, глупых, невежественных мальчиков, прошедших конфирмацию, которые всегда поступали так, как требовали от них отцы, и никак иначе. И то, что она не отвечала, не просто вызвало у них гнев, но и неловкость, довольно неприятное для них чувство.
– Она шлюха! – заорал один. – Нужно сбросить ее в реку и отмыть хорошенько.
Парни без предупреждения схватили Нэте за ноги, за плечи, за живот и кинули как можно дальше в реку.
Все услышали глухой звук, когда она в падении наткнулась животом на камень, а потом увидели, как Нэте взмахнула руками и вода между ног девушки стала окрашиваться кровью.
Но никто ничего не сделал. То есть, конечно, кое-что они сделали. Всей гурьбой. А именно – убежали. А из ледяной воды разнесся крик.
И этот крик принес определенную пользу, ибо на звук пришел отец, вытащил дочь из воды и отнес домой. Сильные руки, вдруг ставшие нежными. Он тоже видел кровь и понял, что она больше не в состоянии за себя постоять.
Дома отец уложил Нэте в постель, охладив живот тряпкой, и попросил прощения за свою вспыльчивость, однако она не ответила ему. Стреляющая боль в голове, животе и желудке не позволяла это сделать.
Больше он ни слова не упомянул о том, кто отец ребенка, ибо никакого ребенка уже не существовало. У матери Нэте тоже случались выкидыши, тут не было секрета, и симптомы не оставляли сомнений. Даже Нэте знала.
Вечером, когда лоб девушки стал раскаленным, отец позвал доктора Вада. Спустя час тот приехал вместе со своим сыном Куртом, по-видимому, не удивившись состоянию Нэте. Он лишь повторил то, что уже слышал, – что она споткнулась и упала в ручей, убедившись собственными глазами, что так все и было на самом деле. Неприятно, что у девушки открылось кровотечение, сказал он и спросил отца, не беременна ли она, даже не потрудившись проверить сам.
Она наблюдала за лицом отца, парализованная стыдом и растерянностью. Тот отрицательно покачал головой.
– Это ведь было бы незаконно, – тихо произнес отец. – Так что, естественно, нет. Не нужно вызывать полицию. Всего лишь несчастный случай.
– Ты поправишься, – сказал сын доктора, как-то чересчур медленно погладив Нэте по руке, при этом кончиками пальцев легонько прикоснулся к ее груди.
Тогда она впервые встретилась с Куртом Вадом и уже тогда ощутила дискомфорт от его присутствия.