Журнал «Если», 1998 № 03

— Тому, кто передал его слова, я верила, как себе!

— Глупые вы, женщины, — вздохнул Маркус.

Настоятельница Луиза встала, простерла вверх руки, словно призывая всех замолчать:

— Остыньте, высокородные! Графиня Хелен, тебе было поручено отбить Ильмара у святого паладина Церкви?

— Да!

В пылу перепалки я как-то не обратил внимания на эти слова Хелен. Но тут стало совсем тошно.

Церковь пыталась доставить меня в Урбис втайне от Дома. Владетель, прознав про то, послал Хелен, да и не одну Хелен, наверняка, это просто ей удача привалила, отбить меня и использовать как ищейку. Что уж говорить, Владетель поступил умнее, видно, лучше знал своего незаконнорожденного отпрыска, понимал, что тот со мной тайной никогда не поделится.

Значит, мало того, что в самой Церкви раскол назревает! Еще и власть светская с властью духовной на ножах!

И все из-за старого фолианта, что лежит у Маркуса на Слове…

— Марк! — крикнул я. — Кто учил тебя Слову? Кто? Он может забрать с него книгу?

Меня вдруг обуял страх, что мальчик по наивности об этом не думал. Но Маркус покачал головой, ничуть не удивившись запоздалой панике.

— Никто меня не учил, Ильмар-вор. Я сам… прочитал.

— Так у тебя то самое Слово? — выпалил я, уже не соображая, к чему катится мир. — Изначальное?

— Да… нет… не знаю… — Маркус смешался. — Это трудно, понимаешь? Я пробую по-разному, но Слово все еще слабое. Может быть, у меня способностей нет. Может, я просто не умею.

— Покажи мне книгу, — попросил я. — Те страницы, где описано…

— Нет!

У меня никаких сомнений не было — Маркус не покажет.

— Мальчик, — Хелен подошла ко мне, словно подчеркивала — мы сейчас действуем заодно. Маркус чуть отстранился. — Что бы там ни было, на твоей совести уже полсотни жизней. И скоро могут наши прибавиться. Что нам делать?

Маркус затравленно посмотрел на настоятельницу. И взгляд этот возымел свое действие, та вздохнула, укоризненно взглянула на Хелен:

— Графиня, чего вы требуете от бедного затравленного ребенка? Он понял, что люди еще недостойны этой святой книги. Понял, что знания, в ней описанные, не для нашего жестокого века. И сделал то, что смог придумать — убежал, унося с собой бесценное сокровище…

— Скорее — все сокровища мира, — тихо сказал я.

И вспомнился мне вдруг, встал перед глазами, старый лекарь Жан. Как он о Маркусе говорил: «Решил, кто будет для него более полезен…»

Неужели и впрямь?

Когда же он настоящий: когда по невинно убиенным плачет или когда помощников себе вербует? Или и так, и этак?

А Маркус, словно решив подтвердить мои слова, шагнул к Хелен. Опустил голову и прошептал:

— Графиня, лучше вы скажите, что мне теперь делать… Скажите…

Он вдруг вскинул на летунью сияющий взгляд:

— Давайте, я отдам вам книгу! Доставьте ее в Урбис или в Версаль! Пусть не ищут меня только…

Я мысленно крикнул: «Соглашайся!» Проверь, всерьез ли говорит! Но Хелен вздрогнула, будто от удара.

— Мне такого счастья не надо, мальчик. Я… я недостойна.

— Тогда что же мне делать? — жалобно спросил Маркус.

Вот. Уже не мы вопросы задаем, а он. Связаны мы теперь, едва узнали тайну, страшной силой святой книги. Именно страшной, прости, Господи. Рано она из тьмы вынырнула, не готовы к ней люди. Не рассказ о жизни Искупителя, Сестрой написанный, каждому нужен, а только лишь — Изначальное Слово. И пусть желание это каждый объяснит благородно и возвышенно — Владетель заботой о державе и простых гражданах, Преемник — тягой к святому. Одно, одно стоит перед глазами у каждого, знающего тайну, — горы сокровищ. Железо и сталь, медь и золото, оружие и доспехи, машины и книги, картины и скульптуры… Власть — чего стоят заносчивые маркизы и герцоги, когда в любой миг можно лишить их всего состояния?

— Раньше надо было делать… Вешаться! — рявкнула Хелен.

— Думайте, что говорите, графиня! — настоятельница вновь повысила голос. — Святая книга сама решает, когда к людям прийти! Из тьмы веков выплыла, себе хранителя избрала! И наш долг теперь…

— Луиза Миллер, баронесса Франкфуртская, вам не к лицу напыщенность и экзальтация! — бросила Хелен.

Они знакомы!

— Я давно не баронесса, милая графиня, и моя мирская жизнь…

— То-то и оно, что мирская жизнь вам покоя не дает, — устало сказала Хелен. — Ваш долг, как верной служительницы Церкви, состоял в том, чтобы со всей любовью и заботой проводить принца Маркуса в Урбис. И тем спасти множество жизней.

Женщины окинули друг друга ненавидящими взглядами.

Беда с этими высокородными! Все они друг друга знают, за каждым тянется хвост титулов, интриг, тайн. Даже помыслить страшно, что произойдет, если в их кругу окажешься.

— Тихо, тихо! — завопил я, бросаясь между Хелен и Луизой. Похоже, и старая баронесса, и молодая графиня уже были готовы выяснять отношения словно базарные торговки. — Забудем старые распри! Опомнитесь! Что произойдет, если мы доставим мальчика в Версаль или Урбис?

Маркус тихо стоял в углу, будто всецело отдался нашей воле. Ох, не люблю таких тихих и покорных!

— Смерть! — рявкнула Хелен. — Кто бы ни завладел книгой — всегда будет опасаться, что мы тоже знаем Изначальное Слово.

— Смерть, — подтвердила Луиза. И, словно смутившись оттого, что согласилась с летуньей, добавила: — Возможно, вечное заточение. Под Версалем глубокие подземелья.

— Под Урбисом тоже, — буркнула Хелен, ухитрившись оставить последнее слово за собой.

— Так оно и есть, — согласился я. — Маркус?

Мальчик пожал плечами:

— Если Владетель сам не клялся нас помиловать лично, значит…

Все ясно.

— Хорошо, — я не давал женщинам времени на перебранку. — Сдавать Маркуса уже поздно, все равно нас прикончат.

Хелен промолчала.

— Что тогда нам остается? Я говорю нам — потому что мы теперь все меченые, обреченные и в одной западне. И ссориться — только себя карать.

Летунья вздохнула:

— Не знаю. Я даже не думала, что так все повернется. Наверное, бежать надо, Ильмар. Куда угодно. В Колонии, в Африку, в Китай. Чем дальше уйдем, тем больше проживем.

— Нельзя нам убегать! — радостно возвестила Луиза. — Книга не зря на державной земле хранилась, тут ее место! Судьба нас свела, чтобы мы святую книгу берегли, хранили, ждали, пока сердца людские смягчатся, и станем мы достойны подлинного Слова. Тогда… тогда и подарим ее Церкви, Дому, людям. Каждый бедный крестьянин Словом Божьим владеть станет! Все в мире станет общим, кому что понадобится — тот в Холод потянется и возьмет, сколько нужно! Вот тогда и настанет Железный Век, воцарится на земле Царство Божие, уверуют язычники, просветлеют грешники…