Журнал «Если», 1998 № 09
Шрифт:
— Молчать!
— Иерихонский, — не выдержал Сергей Сергеевич, — как вы смеете!..
Паша начал стрелять на звук голоса. Пули свистели возле ушей Сергея Сергеевича, но, по счастью, пролетали мимо.
И тут прозвучал пронзительный голос:
Прекратить!
Стало тихо.
К Сергею Сергеевичу подошел сам Барбудов, лысый и внушительный.
— Поймите его, — сказал он. — Жизнь, полная лишений, презрение и обиды, наносимые русофобами…
— Отец Паши Иерихонского работал в горкоме, — твердо сказал Сергей Сергеевич.
— Неужели
Барбудов дал Сергею Сергеевичу удостоверение, тот попытался открыть книжечку, заглянуть внутрь, но книжечка оказалась склеена намертво.
— Мне нужны беспартийные активисты, которые пользуются доверием населения, — сообщил Барбудов. — А то нам, диктаторам, так трудно в одиночестве!
Он обнял Сергея Сергеевича за плечо и повел к двери. У выхода обернулся и вытащил пистолет.
— Не надо, — сказал Сергей Сергеевич.
— Нет, надо! — крикнул Барбудов и выстрелил в директора Райзмана. — За всех погубленных тобою детей!
Сергей Сергеевич вырвался из объятий Барбудова и побежал на улицу.
Барбудов гнался за ним и управлял движением Сергея Сергеевича.
Сергей Сергеевич успел заметить, что на всех домах уже висят портреты Барбудова — в косоворотке или в черном мундире — с надписями: «Наш отец — патриотизм без косых, черномазых и интеллигентов!», «Он не забудет мать родную», «Плоть от плоти, кровь от крови». Некоторые портреты разевали рот и говорили речи, но на бегу Сергей Сергеевич не успевал услышать, что они произносили.
Вскоре они оказались на вокзале. Играл духовой оркестр. Барбудов взбежал на трибуну и встал рядом со старым мэром.
— Мы будем достойны! — закричал он. — Доверия! Мы подхватим ваше знамя! Наше знамя!
Бывший мэр, Пичугин, из секретарей горкома, одряхлевший на этом сытом месте, вздыхал как морж, и никак не мог понять, что произошло.
— От имени общественности слово прощания произнесет наш любимый учитель биологии…
Сергей Сергеевич догадался, что речь идет о нем и, пытаясь спрятаться, сел на корточки.
Но Барбудов указал на него пальцем.
Сергей Сергеевич с некоторым успокоением понял, что сидит уже не на корточках, а на ночном горшке. Толпа перед ним расступилась, телевизионная камера жужжала прямо в лицо.
— Иди с горшком, — потребовал Барбудов.
— Не могу! — отозвался Сергей Сергеевич.
— Он у нас принципиальный, — сказал Барбудов, склоняясь к уху предшественника. — Быстро в поезд. Все готово.
Мэра, его заместителей и иных важных персон старого времени бегом сопроводили к вагонам. Сергей Сергеевич стоял с горшком и не знал, куда его вылить.
— Постыдился бы, — сердилась заведующая музеем.
Барбудов стоял на трибуне и махал рукой вослед поезду. Мэр и его заместители высунулись в окно и махали в ответ. Когда они чуть проехали, поезд взорвался, и его обломки усыпали пути.
На площади скопилось
много людей, и все кричали «ура» Барбудову.И тут паровозная труба спустилась и ударила Сергея Сергеевича по голове… И он пошел домой. Из последних сил доплелся до койки и, хотя день еще не кончился и музыка играла из-за ставен, рухнул на диван…
Он проснулся.
Утро было светлым и чистым, за окном пели птицы и перекликались автомобильные гудки. У соседей заиграло радио.
Сергей Сергеевич лежал, не в силах свалить с себя гнет ужаса.
Приснится же такое!
Как только он подумал о кошмаре, сразу охватила тревога: кто же победил на выборах?
Босиком Сергей Сергеевич подбежал к телефону.
Он позвонил в школу. Долго не подходили. Старого учителя начала глодать тревога. Но тут он услышал ворчливый голос Нюши, пожилой уборщицы, знавшей в городе всех и вся.
— Нюша, — закричал Сергей Сергеевич. — Почему никто не подходит?
— Некоторым спи, сколько желаешь, а другие должны подводить бессонные итоги.
— Ты скажи, кто победил?
— Бешбармак взял верх, наш-то теперь подавать будет на пересчет, а какой пересчет, если у Бешбармака перевес в двадцать процентов. Нельзя народ мучить недоплатами и, прости за выражение, коррупцией.
— То есть у нас теперь… национальные патриоты в городе?
— Они самые, милый, они самые.
— И талоны уже выдают?
— Вот этого не скажу, — ответила Нюша. — Если больше вопросов не имеешь, я пойду убираться, а то нашкодили за вчерашний день — тут бригада нужна, а не одна старуха на нищенской зарплате.
Сергей Сергеевич долго не мог заставить себя выйти на улицу.
Кошмар, привидевшийся только что, оказался лишь репетицией к реальности.
«Ну нет! — сказал он себе. — Ну уж нет! Общественность не допустит! Есть же в городе здоровые силы. Мы можем объединиться и дать отпор. Москва не за горами».
Сергей Сергеевич решительно оделся, но, правда, при этом с внутренним ужасом прислушался, не раздастся ли звонок в дверь. И когда звонок все же раздался, то он пошел к двери без задержки, обреченно и подавленно.
За дверью стоял молодой человек, в котором Сергей Сергеевич узнал своего бывшего ученика Пашу Иерихонского. В черном мундире без знаков различия. Он был худ, бледен и восторжен.
— Простите, что я поднял вас с постели, Сергей Сергеевич, — сказал он. — Но сегодня наш день — день победы национальной идеи!
— Начинаем выяснять состав крови? — спросил Сергей Сергеевич. — Или искать чернозадых?
На лице Паши Иерихонского отразилось удивление.
— Как вы можете так говорить? — спросил он. — Я же был вашим учеником! Неужели вы капитулируете? Неужели вы не могли вложить в меня доброго и вечного?
Сергей Сергеевич смолчал.
— А я вам пригласительный билет принес, — обиженно сказал Паша. — Мы устраиваем гала-концерт. Вы в первом ряду, через два места от Никифора Фокиевича.
— Это кто еще?