Журнал «Если», 1999 № 05

— Понятно. Короче говоря, ты полагаешь, что никто другой не справится.

Индира начинала работу подмастерьем у Влада Симонова. Теперь работала на него в качестве «вольного художника». Он был из первого поколения охотников, один из немногих выживших, когда охота на монстров — биологическое макрооружие, оставшееся от Тихой войны — только начиналась. Владу нравилось изображать из себя пирата. У него были две жены и пятеро детей, он пил бренди и курил огромные сигары, носил буйную черную гриву, в которой проглядывали седые пряди. Но при том во всем океане Европы, спутника Юпитера, не было другого столь надежного и профессионального охотника.

— Дракон… — задумчиво сказала Индира.

— Предположительно дракон. Ты боишься?

— Я всегда боюсь.

В конце последней операции на нее напала из засады стайка ежей. Она шла в глубину по длинной расщелине в чистой водяной льдине, а за ней плыл напарник, боязливый рабочий с фермы. Расщелина была отполирована выделениями метана. Фонари Индиры отражались от гладкой поверхности, создавая бело-голубое сияние, так что впереди было мало что видно. Ежи посыпались на нее из трещины во льду. Она рванула вверх, раздавила двух ежей на защитной маске — их колючки оставили глубокие царапины на стекле — и начала посылать стрелы из своего пистолета, отбрыкиваясь от нападавших сзади. Напарник окаменел от страха и закрыл путь к отступлению, ежи сыпались на них из пляшущего сияния отраженных огней, но она методично уничтожила всех — со спокойствием, достойным дзен-буддиста. Только когда побоище кончилось, она позволила себе испугаться.

— Я не могу идти на дракона в одиночку. Если это действительно дракон, — заявила Индира.

— Тебе и не придется идти в одиночку. У монахов большая водорослевая ферма: рабочие помогут. Но, скорее всего, это обыкновенный мако. Уже годы, как драконов не видно — вымерли, я думаю. Так вот, монахи заметили какое-то чудище, которое пряталось как раз у границы их владений, а у страха глаза велики. Ладно, излагаю подробности.

Через два часа вернулась Элис, дочь Индиры. Пришла и увидела, что мать возится в мастерской, а на полу лежит открытый багажный контейнер.

— Но ты же едва успела возвратиться, — сказала Элис.,

— Да, моя радость.

Элис стояла в дверях, плавно опускаясь и поднимаясь, словно воздушный шарик на привязи. Девочка семи лет, умная и реши-тельная. Одета в мятые шорты и нейлоновый жилет с массой карманов; над головой вздымается, подобно гребню ящерицы, иридисцентный мигающий воротник. На тонких ручках — светящиеся татуировки, не те, что были утром, когда она уходила в школу. Тогда это были переплетенные ящерицы и птицы; сейчас — развевающиеся знамена, красные, лиловые и темно-бордовые. Волосы заплетены в тугие косички и украшены крошечными желтыми и зелеными кисточками-огоньками. Дочь спросила:

— Ты уже объявила Карру?

Индира сосредоточенно укладывала свой «сухой» костюм в контейнер, стараясь избежать складок. Проговорила, не поднимая головы:

— Он скоро вернется. Как в школе?

— Я делаю самостоятельную работу.

— Расскажи.

— Это секрет.

Они замолчали. Мать знала, что дочь снова побывала на служебных уровнях города, у основания льда. Договорившись с Владом о контракте, Индира отследила ее по телеметрии, и Элис это знала. Дочь внимательно наблюдала за тем, как Индира проверяет чемоданчики с оружием — плоские металлические коробки, выстланные пенопластом. В малой коробке лежали три стеклянных флакона с разбрызгивателями, содержащие три сорта специфических нейротоксинов. Индира тщательно изучила упаковку. Наконец Элис спросила:

— Ты знала, что город раньше назывался по-другому?

— Конечно.

— Он назывался Миносом. Почему так вышло?

— Потому, что Минос был одним из сыновей Европы. Плод любви Европы и Зевса.

Элис топнула ногой — так, что на метр поднялась в воздух.

— Да знаю я это! Он был царь и построил под своим дворцом лабиринт. Нет, почему имя поменяли?

— Политика…

— Ага. Из-за войны, значит.

Элис родилась спустя десять лет после Тихой войны. Подобно всем своим ровесникам, она не понимала, зачем взрослые постоянно говорят о войне, если так огорчаются из-за этих разговоров.

— Из-за войны. Где ты это узнала?

— Я видела указатель.

— Что?! В школе?

Элис покачала головой и важно ответила:

— Уж конечно, не в школе. Дуболомы поменяли все указатели, о которых пронюхали, только они знают не все.

«Дуболомами» в последнее время звали солдат оккупационной армии Трех сил.

— И где этот указатель?

Элис спокойно сказала:

— Карр разозлится, когда узнает, что ты так скоро уезжаешь.

— М-м… Потому что он меня любит… как и тебя. Так где ты видела указатель, Элис?

— Мама, это для моей самостоятельной работы. Пока не закончу работу, это секрет.

Индира закрыла багажный контейнер. Послышалось короткое жужжание — контейнер сам себя запечатал. Ей не хотелось ссориться с дочерью перед самым отъездом, но нельзя ведь, чтобы Элис вообразила, будто может не подчиняться матери:

— По-моему, будет лучше, если мы поговорим. С глазу на глаз, — сказала Индира.

Вечером Карр сообщил ей:

— Там, внизу, девочке ничто не навредит.

— Не становись на ее сторону.

— Ничего подобного. Детишки постоянно туда ездят, им нравится таращиться наружу. Во тьму.

— Она одевается на манер кольценосцев. Эти огоньки в волосах…

— Одевается, как все дети ее возраста. Они набираются этого из сказаний — безобидное занятие.

— Почему ты столь мерзко рассудителен?

— Такой уж у меня талант…

Индира прижалась к нему всем телом. Они были еще потные — только что занимались любовью на широкой кровати, под изображением звездного неба на потолке. Карру нравилось, чтобы в спальне было тепло и влажно; он держал здесь саженцы бамбука, папоротника и банановых пальм. Стены были настроены на изображение туманных глубин тропического леса. Карр родился на Земле; его семья эмигрировала на Европу из Бразилии за несколько лет до Тихой войны. Он работал в группе экологического развития города — в прежние времена его назвали бы садовником. Сильный, серьезный, надежный человек. Они с Индирой жили вместе уже девять лет; несколько месяцев назад во второй раз начали покупать билеты «детской лотереи».

— По-моему, это чудесно, что она хочет устраивать сады подо льдом, — сказал Карр. — Немножко взяла от тебя, немножко — от меня. Она тебе показывала свои рисунки?

— Конечно. Однажды показала — после спора насчет ее прогулок в служебные ярусы… Дружелюбные рыбы, крабы и тому подобное.

Карр потянулся всем телом и приказал роботу подать газированной воды с лимоном и льдом. Отхлебнул из стакана и заявил:

— Она хочет, чтобы планета избавилась от монстров. Следовательно, желает быть генинженером.

— На прошлой неделе она хотела водить трактор.

— Нет, это было два месяца назад. Она задала мне массу вопросов о генинженерах, спрашивала, почему в океане нет ни одной рыбешки. Понимаешь, я думаю, что она разговаривает со мной потому, что я от нее ничего не скрываю.

— И только-то… — пробормотала Индира.

Некоторое время Карр прихлебывал воду, потом спросил:

— Откуда такая спешка? Ты ведь собиралась отдохнуть.

— Очередной монстр. Одна из тех злобных тварей, которых Элис хочет заменить добренькими.