Журнал «Если», 2000 № 06

Зайцев понял, что без помощи местных выхода не найдет, и заискивающе произнес:

— Покажете?

— Давай еще по одной, — сказал мужик. — Потом, может, и покажу.

Зайцев даже содрогнулся при мысли, что ему еще раз придется проглотить эту гадость.

— А что это ты от Танькиной любови отказался? — вдруг поинтересовался хозяин норы. — Она баба хоть и подлая, но горячая.

— У вас что здесь, телефон? — спросил Алексей.

— Чего-чего? — не понял мужик.

— Да это я так, — пробормотал Зайцев и тяжело вздохнул.

Они допили самогон, и во второй раз эта процедура показалась не такой мучительной. Алексей дожевал картофелину, положил под голову кулак и закрыл глаза, но сделал это лишь по привычке — темнее от этого не стало, зато появилось уютное ощущение замкнутого пространства.

— Как же вы так живете? — обращаясь, скорее, к себе, спросил он, но ему никто не ответил.

Пока он закусывал, хозяева уснули. А может, они не поняли вопроса или не пожелали отвечать на эту в общем-то бессмысленную реплику.

«А в сущности, что такое дом… родина? — погружаясь в себя, подумал Зайцев. — Место, где ты родился. Дворец это или грязная нора, не имеет значения. Да и традиции — всего лишь правила, которые в тебя вбили еще в детстве. Даже если они людоедские, все равно будешь цепляться за них, потому что они с рождения отпечатаны у тебя на подкорке. Наверное, условия жизни вообще не играют никакой роли, когда не с чем сравнивать. И помойка ничем не отличается от комфортабельной квартиры, если не знать о существовании приличного жилья. Известно ведь: птицы, рожденные в клетке, не покидают ее, а виварные крысы, выпусти их на волю, сдохнут от стресса. Что ты им хочешь поведать? Что неправильно живут? Они не поймут или докажут тебе обратное. Дети подземелья… Мир — это описание мира и не больше. Может быть, когда-нибудь из них выведется этот самый Homo… как же это по-латыни?.. Боже мой, какие они все-таки вонючие!»

Глава 3

Проснулся Зайцев от храпа, причем храпели попеременно двое, да так громко и протяжно, что у него засосало под ложечкой, как от жирного у больного печенью. Алексей не стал будить хозяев. Он ногой нащупал выход и, развернувшись, выполз в тоннель. Тошнота не отпустила его, даже когда он удалился метров на сто.

Тоннель плавно пошел направо. Алексей миновал поворот и впереди увидел на стене оранжевый отсвет, а затем услышал странные звуки — что-то похожее на рычание или предсмертный хрип.

«Корову что ли забивают?» — подумал он.

Зайцев пополз быстрее и вскоре очутился у входа в освещенную нору, точную копию той, где очнулся утром. Алексей хотел было поздороваться с хозяевами и спросить, в какой стороне выход из подземелья, уже раскрыл рот — и тут же закрыл его. В глубине пещеры на травяной подстилке бесились два голых человеческих обрубка, которые сплелись в жирный, словно агонизирующий клубок. У верхнего из четырех конечностей была всего лишь одна рука, у нижнего — одна нога.

Зайцева заметили, но оба обитателя норы при виде случайного гостя ничуть не смутились. Их иссеченные лица ощерились в улыбках, и мужик изумленно произнес:

— Стояк!

— Мне надо наверх, — наконец выговорил Алексей и отвернулся.

— Я не знаю, как выбраться отсюда.

— Исть хочешь? — отвалившись к стене, как-то невпопад, рассеянно спросила женщина, и Зайцев застонал от отчаяния и бессильной злобы.

— Как выйти на поверхность? — на этот раз громко и довольно грубо повторил он. — Я знаю, что сейчас Время божьего гнева, но мне очень надо. Я стояк, не умею ползать, отбил себе все руки.

— Не-а, — ответил мужик. — Время божьего гнева кончилось. Сейчас Время сбора ранетых.

— А что же вы здесь?.. Идемте собирать.

— Какие же сейчас ранетые? Время великого затишья, — ответил мужик. — А ты прямо ползи. Там Мишка-дурачок живет. Его проси. Если отпустит… А мы — обрядовые, нам не с руки.

Зайцев решил не лезть в семантические дебри и не доискиваться, что означает «Время сбора ранетых» и «обрядовые». Не попрощавшись, Алексей пополз дальше по тоннелю. Он торопился выбраться из лабиринта засветло, яростно работал локтями, а потому довольно быстро выбился из сил.

Зайцев обливался горячим потом, тяжело дышал и до рези в глазах всматривался в кромешную темноту, но ничего не видел. В красных кругах, которые плавали у него перед глазами, то и дело возникали какие-то неясные образы ландшафтов и причудливых архитектурных монстров. Иногда ему казалось, что его со всех сторон окружают живые существа, обитатели некоей подземной мифической страны, и Алексей замирал, прислушиваясь, действительно ли днздесь один.

Наконец Зайцев остановился передохнуть. Он уронил голову на руки и начал успокаивать себя: «Черт с ним. Даже если опоздаю до темноты, переночую наверху, на песке, а завтра найду дорогу, тропинку или реку». Он вспомнил фразу: «Если отпустит», и подумал: «Что это значит? А если не отпустит? Почему какой-то Мишка-дурачок решает?»

Жилище Мишки-дурачка Алексей обнаружил только тогда, когда подполз к нему вплотную. Оказалось, что Мишка завешивает вход в нору плотной циновкой из болотных трав, и слабый свет коптилки проникает в тоннель только через едва заметные отверстия. Зайцев чуть не прополз мимо, но заметил на стене множество светящихся точек и остановился.

— Есть здесь кто? — на всякий случай спросил он и тихонько поскреб пальцем по плетеной двери.

Никто не ответил, и тогда Алексей отодвинул циновку и заглянул внутрь. Там на подстилке лежал худой и очень грязный человек неопределенного возраста, с длинными спутанными волосами и прозрачной кожей. Лицо у него было покрыто какой-то омерзительной рыжей шерстью, отчего нижняя часть от носа до подбородка больше напоминала лобок.

У хозяина пещеры имелись в наличии все четыре конечности, и одной из них он что-то усердно процарапывал на полу. Как и все обитатели подземелья, он был одет в бесформенный мешок, а локти и колени дурачка были так же обезображены наростами.

— Ты Мишка?.. — начал Зайцев, но осекся.

— Да, я Мишка-дурачок, — не поднимая глаз, ответил тот. — Заползай, стояк, я тебя давно жду. Исть хочешь?

— Нет, спасибо, — отказался Зайцев.

Предпоследняя фраза озадачила его. Алексей очень торопился изложить просьбу, но, увидев вполне нормального мужика, сразу позабыл о ней. Зайцев вполз в нору, поправил за собой циновку и только сейчас заметил, что все стены испещрены какими-то символами. Одни напоминали пиктограммы, другие — древнеегипетские и корейские иероглифы. Рунические значки и клинопись соседствовали со стилизованными латинскими буквами и кириллицей. Эта настенная роспись походила на попытку создать из всех существующих письменных систем что-то вроде графического эсперанто.

— Ого! — разглядывая письмена, невольно воскликнул Алексей, а хозяин, доцарапав очередную закорючку, наконец снизошел и посмотрел на гостя.

— Хочу свою грамоту придумать, — солидно заявил Мишка. — Жизнь нашу буду записывать, все, как есть: кто родился, кто помер, чего говорят.

«Так вот почему тебя называют дурачком», — подумал Зайцев и спросил:

— А ты-то зачем здесь сидишь? У тебя же и руки, и ноги есть. Мог бы жить, как нормальный человек.