Журнал «Если», 2004 № 9
Шрифт:
Видимо, октябрь, дожди и резкие перемены атмосферного давления стали причиной несвойственной ему хандры. Он думал, что работа, всегда приносившая ему радость, забирает и здоровье; о том, что он потолстел в последнее время — к сорока годам окажется обрюзгшим, лысеющим толстяком. О том, что побаливает печень.
Странное дело: часто, впав в полудрему, он начинал думать о соседе. О том, как тот ходит, бесшумно перемещается по свежеотремонтированной квартире. Он будто воочию видел соседские тапочки из натуральной кожи — как они ступают по сверкающему ламинату прихожей, по паркету гостиной, по пробковому покрытию спальни.
Сосед виделся засыпающему Артему три или четыре вечера подряд. На пятое утро они встретились в лифте, чего прежде никогда не бывало. От предположительно-немца пахло свежо и мощно, и Артем вспомнил, что на шлейф этого дорогого запаха ему случалось натыкаться и раньше — в лифте, где запах держится часами. На лестничной площадке, где он смешивается с застарелой табачной вонью. Во дворе, где даже ветер не сразу справляется с зависшим над асфальтом парфюмерным маревом.
Сосед улыбался. Он был совершенно такой, как представлялось Артему. У него была рыжеватая бородка, длинный тонкий нос и рябоватые, в бледных веснушках, щеки.
— Гутен таг!
— Гутен таг, — пробормотал в ответ Артем.
И больше они не сказали друг другу ни слова.
Тот день оказался особенно трудным. Студенты раздражали, начальство вело себя по-хамски. К восьми часам Артем едва закончил проверку письменных работ, в большинстве своем написанных из рук вон плохо. Назавтра предстоял неприятный разговор с шефом. Маршрутки пришлось дожидаться сорок минут, и когда Артем добрался наконец до своего дивана, была уже ночь.
За стеной, прикрытой вытертым ковриком, было тихо, но Артем почему-то знал, что сосед не спит. Он бесшумно бродит по квартире, курит трубку, бормочет под длинный нос непонятные Артему слова. И улыбается. Обязательно улыбается в рыжеватую бородку.
И Артем, хоть и устал сегодня, не мог заснуть.
Он думал о своих студентах, которые с каждым набором становятся все глупее и бездарнее. Об их родителях, выкладывающих каждый месяц кругленькую сумму, из которой ему, преподавателю, достаются крохи. О своих коллегах, завистливых и двуличных, о докторской, которую ему никогда не защитить, потому что он неудачник…
Слово пришло из ниоткуда и заставило его сесть на кровати. Все сделалось ясно — так ясно, как не бывало давным-давно, с самого детства…
Неудачник. Вот оно что. Вот почему все его ровесники, однокурсники, бывшие друзья обретаются кто в Европе, кто в Америке, кто, на худой конец, в Корее. Вот почему он торчит в институте, который медленно, но верно загибается, где нет денег на самое необходимое, а если есть — они сразу же достаются проходимцам, дармоедам, нахлебникам…
И ведь он, Артем, заслужил такую участь. Он всегда был недостаточно умен, недостаточно дальновиден, мягкотел и наивен. Он такая же бездарность, как наиничтожнейший из его студентов…
На часах было четыре утра.
Странно, почему осознание очевидного пришло к нему только теперь. Почему даже уход Ирины — а как можно жить с таким ничтожеством?! — не открыл ему глаза? Как мог он тешить себя надеждами, что-то планировать,
чего-то ждать?За окном стояла плотная черная осень. Артем лежал под холодным одеялом, скрючившись, глядя в потолок.
Утром вышло солнце — впервые за много дней, и Артем сказал себе, что классический «час быка» стал всего лишь реакцией на переутомление. Осень, хандра, поссорился по телефону с сестрой, на работе сквозняки — вот и простудился к тому же… Переживем!
Все хорошо, говорил он себе, шагая под дождем к остановке маршруток. Я здоров… Родители более-менее здоровы. Работа есть… любимая работа. Квартира есть. О чем сокрушаться?
В маршрутку набилось полно народу. Пришлось стоять.
… Жизнь такова, какой мы ее видим, думал Артем. Самый богатый миллионер и самый удачливый победитель не владеют всем, никогда не достигнут всего… А у меня руки-ноги целы, котелок пока еще варит… Вижу, слышу… не голодаю…
Маршрутка резко затормозила. Артем ударился головой о поручень.
… Надолго ли?
Что-то случится… А что-то все время случается — с другими… Внезапная болезнь. Увечье. Катастрофа. Случается с другими — значит, рано или поздно случится и с ним. Может быть, его кошмар уже лежит, готовенький, на конвейере судьбы. И шестеренки крутятся медленно, но верно. Ползет гладкая черная лента, и на ней лежит, например, телеграмма. Или…
— Вы выходите? — спросила веснушчатая девушка из-за его спины.
Он посмотрел на нее так, что она, кажется, испугалась.
Телефонный звонок в полвосьмого заставил его содрогнуться. «Со всеми случается. Случилось и со мной…»
Звонил отец, но Артем не сразу узнал его голос. У мамы ночью случился инфаркт, она в реанимации.
Последующие несколько дней слились в один долгий «час быка». Артем говорил с врачами и задабривал медсестер, дежурил у кровати, добывал лекарства, ждал. Ситуация стабилизировалась — никто не знал, надолго ли. Проходили недели. Врачи бесили Артема равнодушием и тупостью; тем временем надвигалась зимняя сессия, его теребили и дергали, и он разрывался между больницей и институтом.
Изредка заезжая домой, он обязательно встречал соседа. Тот либо стоял перед подъездом, задумчиво изучая свое отражение в темных стеклах кремового БМВ, либо ждал Артема в лифте, заботливо надавив кнопочку «Стоп», либо поворачивал ключ в скважине бронированной двери.
— Гутен таг! — и улыбка.
Артем, чтобы не показаться невежей, растягивал в ответ губы и бормотал ответное приветствие.
Через месяц маму выписали, но страх не желал уходить. Телефонный звонок в любое время суток повергал Артема в панику. Касаясь трубки, он лихорадочно уговаривал себя, что ничего страшного не произошло — и заранее знал, что лжет.
Ему звонили сообщить, что его старый приятель и однокурсник погиб, сбитый машиной. Что его учительница, с которой он до сих пор иногда перезванивался, умерла. Что маме опять стало хуже.
Студенты раздражали его все больше. Артем не понимал, какая сила собрала вместе этих уродов, каким волшебным образом вступительной комиссии удалось создать паноптикум в рамках одного курса. Работа над докторской давно была заброшена: Артем возненавидел тему, когда-то казавшуюся ему столь перспективной.