Журнал «Если», 2006 № 04
Шрифт:
— Начинаем, мэтр Максон.
— Полагаю, его следует все-таки отпустить, — вмешался Рэндол. — Он уже наказан и, главное, никому больше не сможет причинить зла.
— Мы его отпустим, — успокаивающе произнес Райнихт. — Наше колдовство вреда здоровью не причинит. Но закон должен быть исполнен.
— Называвший себя магом, яви свое искусство! — торжествующе возопил Максон. Затем он повернулся к Райнихту и произнес буднично: — Я не наблюдаю в нем никакой силы.
— Я был, был великим магом! — взвыл Эхоу. — Это вы, негодяи, подло отняли мою силу! Вы не смеете делать этого!
— Я тоже не могу обнаружить ни малейших проявлений силы, —
Максон вздел руку со скрюченными пальцами. Казалось, сейчас он вцепится в глаза Эхоу, но и без того связанный, тот визжал и бился сильней, чем в ту минуту, когда его жгло железо.
Не коснувшись лба, Максон опустил руку. Слово «Вор» на лбу Эхоу вспыхнуло ярким, негасимым светом.
— Теперь можно развязывать, — кивнул Райнихт.
Почувствовав свободу, Эхоу вскочил и бросился бежать. Том Брэдли засвистел вслед.
— Замечательно! — объявил Максон, потирая ладони. — Мне кажется, следует отметить столь удачное завершение дела.
Меньше всего Рэндолу хотелось что-либо отмечать с этим человеком, а вернее, магом. По счастью, Райнихт выручил его.
— Согласен, друг мой, — сказал он. — Вы пока ступайте, распорядитесь насчет праздника, а я доделаю кое-какие мелочи и подойду.
Максон расплылся в улыбке, послал присутствующим воздушный поцелуй и исчез.
— Я правильно сделал, забыв пригласить вас на пирушку к Максону? — спросил Райнихт. — Мне кажется, вы не слишком рвались туда. К тому же ваша жена скорее сгорит в башне, чем выйдет, пока мы здесь.
— Спасибо, — сказал Рэндол. — Вы очень добры.
— Я не добр, — поправил Райнихт. — Я всего лишь справедлив. Мне показалось справедливым, чтобы вашей жене вернулся разум, — она здорова. Мне показалось справедливым, чтобы гадина Максон мог поквитаться с обидчиком; Максон сполна насладился местью. А доброта здесь ни при чем, это понятие бытует только среди людей. Мне нет дела, что, по мнению окрестных поселян, ваша супруга добра, а Максон — зол. Пусть с этими вопросами разбираются любители копаться в этических проблемах. Я всего лишь блюду закон справедливости, да и то лишь в те минуты, когда мне приходится колдовать. Может быть, я не прав?
— Пожалуй, вы правы, — Рэндол глянул в лицо волшебника и добавил: — Сейчас у меня будет слишком много дел, но как только жизнь хоть чуточку наладится, я буду рад видеть вас у себя. Просто так, безо всякого колдовства; я очень устал от чар. Посидеть, поговорить о жизни. Я не философ и плохо разбираюсь в этических сущностях, но что такое добро, я постараюсь объяснить.
— Договорились, — Райнихт кивнул, приложил два пальца к шляпе, повернулся и пошел в ночь, из круга, освещенного заревом пожара.
Теперь поблизости от гибнущего замка не оставалось ни одного волшебника, и в самой его гибели тоже не было ничего чудесного. Огонь подошел уже близко к старой башне. Босуэл вывел наружу Беатрис и мальчишек. Хотел было идти вытаскивать вещи, но Рэндол остановил его.
— Пусть. Там не осталось ничего нужного.
Пламя взлетело по плетям старого плюща, заглянуло в бойницы третьего и четвертого этажей, пробежалось по пыли и мелкому сору, охватило пересохшее дерево перекрытий, и башня запылала разом, словно бочка с перегретой смолой. Из темноты потянуло ветром, и весь остальной пожар ненадолго оживился, дожигая то, что еще могло гореть.
Беатрис подошла к мужу, укрылась за его спиной, положила
ладони на плечи. Мальчишки, взявшись за руки, стояли рядом.— Они ушли? — она не уточнила, «кто» ушел, но Рэндол понял и ответил не переспрашивая:
— Да, конечно.
— Это хорошо. Теперь все наладится. Смотри, как горит… ведь это вся наша прошлая жизнь… (с долгим треском рухнула крыша правого крыла) — там был зал для балов, а теперь ассамблеи будет проводить кто-то другой. А тут… (новый столб искр) — наша спальня. Надо же, все сгорело, а мне ничуть не горько.
— Пусть горит, — согласился Рэндол. — Пускай сгорает все. Самое дорогое я сумел вытащить.
Генри Лайон Олди
Турнир в Блезуа
Из архива «Сопредельного Вестника», выпуски V–VI за Год Сизого Грифона, рубрика «Светская хроника». Опубликовано под псевдонимом Этьен Хурделица (предположительно, Агафон Красавец) в адаптированном для юношества варианте. Финал «Турнира…», сожженный автором и не предназначенный к публикации, был восстановлен Горацием Цукром, мэтром-верстальером II категории, по остаточным творческим дуновениям. Сигнальные экземпляры переданы Гувальду Мотлоху, верховному архивариусу Надзора Семерых, для очной ставки.
Дядько Сил! Эй, дядько! Лупоглазка опять в болоте тонет! Колдун Сильвестр Фитюк нехотя оторвался от важного занятия — минутой раньше он клал заплату на прохудившуюся полу кафтана — и хмуро воззрился на запыхавшегося белобрысого Фильку.
— В Выпейной Пади небось? За Куликовым Пойлом? — уточнил он на всякий случай, хотя никаких других болот в округе отродясь не водилось.
Тем не менее замечание достигло цели: Филька преданно закивал, заглядывая в рот наставнику. «Вот что значит — настоящий колдун! Сразу догадался!..» — трехвершковыми рунами было написано на конопатой физиономии ученика. — Ага! Это она нарочно!
Филька состоял при колдуне больше года и уже умел готовить зелья от запора и похмелья. Еще он ловко снимал случайный «вырви-сглаз» при помощи заговоренной кисточки из хвоста пятнистого злобарика. Зимой Фитюк начал знакомить ученика с основами гадания на бобах и на бараньей лопатке. Однако к немногим серьезным заклятиям, которыми владел сам, мальца пока не подпускал.
И, похоже, зря. Тащись теперь на болото, твори «тяни-швыряй», чары трудные, с побочными эффектами, выволакивай стерву Лупоглазку из трясины, где она тонет с завидным постоянством… Прав Филька: нарочно она это делает. Не иначе, летать понравилось. Вот сейчас бы послал ученика, а сам остался дома. Мало ли у старого колдуна дел по хозяйству?
Вздохнув, Фитюк спрятал иглу с нитками в кошель, где хранил всякую мелкую, но нужную дребедень, накинул на плечи кафтан с недозаплатанной дырой и вразвалочку направился к дому.
— Ты куда, дядько Сил?! А Лупоглазка?!
Фитюк не ответил, скрывшись в сенях. Филька остался на дворе, приплясывая от нетерпения. Вскоре колдун вновь возник в дверях, обутый в бахилы с высокими голенищами, купленные прошлой осенью на ярмарке. Пачкать дорогую обувку вонючей грязью не хотелось, но отдирать пиявок-прилипал, расплодившихся в Выпейной Пади сверх меры, хотелось еще меньше. Да и наступить босой ногой на болотную гадюку — удовольствие сомнительное.