Журнал «Если», 2006 № 10
Шрифт:
— Нет! — Лицо его стремительно чернело. — Убери это! Убери!
— Но последнее причастие…
Томпсон продолжал вопить и делать неверные движения окровавленными синими руками, точно отталкивая что-то от себя. Ноги его скребли по земле, загребая палые листья.
Потом он затих.
Только тогда священник сумел приблизиться к нему. Он наклонился над лежащим и приподнял веко. Потом перекрестил тело и обернулся к остальным.
— Умер, — заключил он. — Я полагаю… Надо все же похоронить его по-христиански.
Молодой человек оторвал напряженный взгляд от лица покойного.
— Да, — сказал он, — да, конечно. Господи, до чего же жутко он выглядит!
— Это земляная змейка, — машинально ответил отец Игнасио. — Если она жалит — конец неизбежен…
— Да, — молодой человек нервно хихикнул. — До чего своевременно это случилось, верно?
— Не говорите так, — строго сказал отец Игнасио. — Хотя, впрочем… да, конечно. Интересно, можно ли это рассматривать как Божью кару?
Мэри отчаянно плакала. Отец Игнасио неуверенно потрепал ее по плечу.
— Все уже позади.
— Почему он сказал… — всхлипнула она.
— Что?
— Нелюди. Про то, что мы… Отец Игнасио, мне страшно.
Он на миг задумался.
— Мне тоже, моя дорогая. Мне тоже.
— Fidelium Deus omnium Conditor et Redemptor, animabus famulorum famularumque tuarum remissionem cunctorum tribue peccatorum: ut indulgentiam, quam semper optaverunt, piis supplicationibus consequentur…
Per omnia saecula saeculorum.
Сырой холмик, укрытый дерном, шаткий крест…
— Amen, — проговорил он, поднимаясь с колен.
Влажная ветка скользнула по его лицу — точно женские пальцы, и он вздрогнул от этого прикосновения.
— Отец Игнасио, — Мэри подняла к нему опухшее от слез, все в красных пятнах лицо.
— Да, дорогая?
— Я хочу… покаяться.
Он оглянулся на Арчи и Элейну. Они стояли, взявшись за руки, растерянные и неподвижные, точно дети, и сказал:
— Отойдем, дочь моя.
За огромным деревом, к которому он прислонился, она горячо прошептала:
— Это ведь Божья кара его постигла, да? Я тоже виновата. У меня были дурные мысли… плотские…
— Молись, — сказал он сурово.
Она глядела на него сухими отчаянными глазами.
— Как вы думаете, если бы ее здесь не было, он бы… посмотрел в мою сторону?
— Нет, — сказал священник. — Ты не ровня ему, Мэри. И ты — невеста Бога.
«И нехороша собой вдобавок». Этого он говорить не стал.
— Да. Да. И я хочу вернуться в монастырь.
— Человек слаб, — напомнил священник, — и лишь Господь дает ему силу. Ты права. В мире тебе нет места. Я напишу матери-настоятельнице. А сейчас иди с Богом, дочь моя.
— Спасибо, отец Игнасио, — она вытерла слезы и улыбнулась, — мне сразу стало легче… Я вела себя как дурочка, да?
— Обстоятельства, —
сказал он, — сложились так, что искушение оказалось слишком сильным. И тебе надо быть сильной. Увы, нас ждут трудности. Без Томпсона нам придется нелегко.— Он был скверным? — спросила она с надеждой.
«Так ей легче, — подумал он. — Томпсон был скверным человеком, и Бог покарал его, все правильно, все на своих местах».
— Худшее возобладало в нем, — сказал он, — полагаю, в других обстоятельствах он вел бы себя достойно до самого конца.
Священник тихонько вздохнул. По крайней мере Томпсон был хотя и плохой, но человек.
— Выходит, — жалобно спросила она, — каждый прячет в себе зло? Даже я? Даже вы?
— Я не святой, — сухо сказал он. — Пойдем, девочка, здесь оставаться нельзя. Надо уйти отсюда до темноты. Запах крови может привлечь хищников.
Арчи с карабином через плечо пробивал путь через заросли. Это давалось ему с большим трудом. Не то что Томпсону.
Теперь отец Игнасио шел позади всех, позади женщин, оскальзываясь и перебираясь через поросшие разноцветными грибами упавшие стволы.
Над головой смыкались темные листья. Его преследовало ощущение неотступного взгляда, от которого ломило затылок.
Шорох…
Мэри резко остановилась и обернулась к отцу Игнасио. Ее лицо выделялось на фоне сочной зелени, словно бледный древесный гриб.
— Кто-то идет за нами, не слышите? — она ухватила его за руку. Пальцы были сильные и горячие.
— Это наверху, — сказал он… — в ветвях…
— Нет! — она дрожала. — Это обезьяны. Гигантские обезьяны! Я знаю, я слышала, они крадут женщин!
Отец Игнасио обернулся. Листва смыкалась за их спиной, пятна света и тьмы, от которых рябит в глазах, качающиеся тени, ничего…
— Ерунда, — сказал он, — охотники любят рассказывать всякие ужасы, чтобы набить себе цену. А туземцы этих обезьян не боятся. Их даже встретить и то трудно.
Огромные стволы деревьев обступали крохотную поляну, а кустарник вокруг был таким густым, что ни одна тварь не проломилась бы сквозь него бесшумно.
— Остановимся здесь. — Он скинул с плеч пожитки. — Скоро стемнеет. А тут можно разжечь костер. Звери боятся огня.
— А если это люди? — прошептала Мэри.
— Тогда нам не поможет ничто.
Но Мэри продолжала стоять, вздрагивая всем телом и озираясь по сторонам. Она и сама сейчас напоминала испуганное животное.
— Гляди, Мэри, гляди!
Гигантская бабочка кружилась над ладонью Арчи, потом села, складывая и вновь расправляя тусклые надкрылья.
— Она тебе подмигивает.
На нижних крыльях насекомого, ярко алых, то проступали, то исчезали два ярких синих глаза.
— Ox! — восхищенно произнесла Мэри.