ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г.

— Нет, полагаю, специальный наблюдатель нам не нужен. По регламенту персы могут беспрепятственно высадиться. Подойдут к берегу и будут стоять — мы не имеем права расстреливать баржу. А высадку начнут, когда захотят.

— Генеральный штаб заявит протест.

— Только на это и надежда. Ладно, ротмистр, ждем.

Сысоев прервал соединение. Я поднялся на чердак одной из избушек — облюбовал позицию там еще днем. Нечто похожее на баржу держалось примерно в километре ниже по течению реки. Но была ли это баржа противника или какое-то судно наблюдателей — сказать сложно. Прижимаясь к противоположному берегу Волги, шли теплоходы. Навигацию никто не отменял.

— Разрешаю покинуть окопы, — скомандовал я с чердака. — Далеко не разбредаемся, неприятель может появиться в любую минуту. Джальчинов, назначаетесь дежурным.

— И что мне делать? — совсем не по уставу подал голос Батыр.

— Следить за рекой. Можете подняться наверх — отсюда открывается прекрасный вид. В случае опасности дадите сигнал тревоги.

Отделение полковника тоже получило приказ отдыхать, но на виду бойцы не маячили. Вполне возможно, что с баржи за нами наблюдают в бинокль — незачем выдавать расположение позиций.

Прошел час, два. Десант не появлялся. С командованием мы связаться не могли — по регламенту боя у нас не было никакого командования. Мы получили приказ держать местность и должны остановить врага. Точка.

Я лежал на кровати в избушке, временно оборудованной под штабную, когда туда поспешно вошел Старостин.

— Нашли! — радостно заявил он.

— Взрыватели?

— Нет. Флаг. Бродили с Пальцевым по деревне, в одной из избушек открыли сундук — а там флаг. Ветхий, но от старости не рассыплется.

Поручик развернул передо мной бело-сине-красное полотнище.

— Вы предлагаете поднять флаг над нашей позицией?

— Да. Древко я сейчас смастерю — и вывесим над самой высокой крышей.

— Действуйте.

Солнце еще не зашло, когда в его последних лучах заплескался флаг Империи. Пусть отделению не выдали боевого знамени — оно нам и не было положено, — мы нашли его сами!

— Ура! — закричали казаки.

— Ура! — хриплым голосом крикнул из своего окопа Иванов.

— Ура-а! — протяжно затянул Джальчинов.

На позициях полковника наш флаг тоже заметили — раздались выстрелы в воздух и крики «ура». Сысоев позвонил еще раз.

— Выражаю благодарность за поднятие настроения личного состава.

— От вашего имени выражу благодарность поручику Старостину. Наступала ночь. Персов не было.

Берег Волги неплохо просматривался в прибор ночного видения. Но на всякий случай примерно раз в полчаса мы пускали в воздух осветительную ракету. Она разрывала лунные сумерки, отражалась в водах реки и гасла, оставляя после себя черноту, которая постепенно рассеивалась светом луны и звезд.

— Измором берут, — тихо сказал Иванов, с которым мы дежурили в паре. Ночью на одного наблюдателя надежда слабая — вдруг дрема одолеет?

— Сами у себя время отнимают — нам меньше продержаться придется. Или поломка на барже — полагаю, генеральный штаб торговался, требовал, чтобы баржа от Астрахани шла, если не с персидского берега. Мы окопы сами роем, так пусть и персов укачает.

— Хоть бы они вообще не приплыли.

— На это я бы надеяться не стал…

Иванов достал из нагрудного кармана пачку сигарет, распечатал, закурил.

— А я полагал, вы противник табачного дыма.

— Противник, — кивнул Федор, закашлявшись. — Но, говорят, успокаивает. Ребята из порта сигареты сунули, когда собирали сюда. Сам-то я почти никогда…

В воздухе раздался стрекот вертолетных винтов. Потом в небе вспыхнула осветительная ракета — похоже, ее пустили с вертолета, горизонтально к земле. Наблюдатели. Смотрят, не занимаемся ли мы чем-то неположенным? Так ведь за оцеплением стоим. Но оцепление-то наше, можно найти солдата, который глаза закроет. Только зачем? Еще окопы прокопать? Еды и боеприпасов у нас вдоволь — если не считать взрывателей для снарядов. Но запросить боеприпасы дополнительно нельзя. Дисквалифицируют.

— С танком что делать будем? — спросил я Иванова.

— Из гранатометов, что тут думать. А близко подберется — казаки ручную гранату бросят. Пальцев похвалялся, что он два танка так подбил.

— Где же это он ухитрился? На учениях?

— Не иначе. Не слышал, чтобы наша армия где-то с танками в рукопашную билась.

Да, Россия в военном и техническом отношении превосходит все страны, лежащие по соседству. Кто может соперничать с нами? Британия? На море — несомненно, но сухопутная армия Британской империи гораздо слабее. Германия? У немцев слишком мало ресурсов, и колонии в Африке дела не спасают. Америка? Страна растет и развивается, техника там развита не хуже, чем у нас, а кое-где и лучше — но общих сухопутных границ нет. Танки с Аляски не пройдут через всю Канаду. Да и есть ли у нас на Аляске танки? Зачем они там нужны?

Иванов последний раз затянулся, отбросил окурок подальше от себя.

— Господин Волков, а вы в Бога веруете?

— Отчего спрашиваете, Федор?

— Так ведь страшно, ротмистр.

— Драться?

— Нет, умирать. Как нас там примут? Я вздохнул.

— Ах, если бы приняли, Федор. Бог — свет, абсолютное добро. Нет никакого ада — в нас самих ад. Вот только не знаю, есть ли Бог. Это и страшно.

— Да как же нет? — степенно улыбнулся Иванов. — Кто ж тогда мир сотворил? Душой нас наделил? Чудеса миру явил? Кому храмы строят и молитвы возносят?

— А если нет никакой души, а мир наш — лишь флуктуация неведомой ткани мироздания? Возник мир, когда Большой взрыв произошел, и сгинет в никуда, следа после себя не оставив. Все наши мучения, все подвиги, вся доброта и сострадание — всё зря. Игра природы, программа биологических компьютеров, созданных по прихоти эволюции из комбинации атомов.

— И как вы с такими мыслями живете, господин Волков?

— Да нет, не живу я с этим, Федор. Сам хочу верить и доказательства ищу, что не напрасно все. Иногда кажется — поверил. А иногда — сомнения гложут. И страшно. Не за себя страшно. Какой-то из святых на муки в аду или небытие соглашался, лишь бы другие были способны к жизни вечной. Я не святой, но тоже так не отказался бы. Не за себя страшно — за цель жизни. Ведь если цели нет — ужаснее ничего и придумать нельзя.

— Есть цель, господин ротмистр.

— Есть ли?

— Точно вам говорю.

Повинуясь безотчетному порыву, мы обнялись.

— Ну, так тогда и бояться нам нечего, — сказал я. — А какие грехи совершили — так то простится или отработается. В вечные муки не верю. Или блаженство, или небытие, или труд.

Край неба начал светлеть. Внизу по течению реки раздалось пыхтение. К берегу ползла баржа. Та самая. Мы не определили это по каким-то признакам, не вычислили, не получили экстренного сообщения. Мы просто знали.