ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №8 2007 г.

– Но если он все же захочет драться?

– Не захочет, – отрезал Астольфо. – Иди готовься. Через час выходим.

Однако перед тем как отправиться в путь, Астольфо вооружился шпагой, которую именовал «Избавительницей». На этот раз он не пытался рядиться торговцем пряностями, а вместо этого надел обычный костюм: красновато-коричневый камзол и панталоны, а также мягкие сапоги, в широких голенищах которых прятались просторные карманы. В руке он держал свернутый футляр из мягкой кожи, в котором обычно носил большие карты.

Мы неспешно шествовали на убогую городскую площадь, окруженную сонными лавчонками портных, сапожников и лудильщиков.

Добредя до студии Максинио, мы постучались. Дверь отворила та же самая девочка. Теперь, по приказу Астольфо, я пристальнее присмотрелся к ней, но ничего нового не обнаружил: худенькое невысокое создание с черными волосами и огромными темными глазами, сиявшими, словно мокрый обсидиан. Поношенное серое платье судомойки надежно скрывало ее фигуру.

Она повела нас в репетиционный зал. Там все было как раньше: строгая наставница грубо орала на подопечных, скучающий лютнист лениво перебирал струны инструмента, Максинио, сидя на кожаном походном стуле, громко отбивал ритм короткой тростью с серебряным набалдашником.

Нужно сказать, что при виде нас он отнюдь не засиял от радости.

– Опять ты, Астольфо! – рявкнул он. – Похоже, ты, неведомо отчего, чувствуешь себя обязанным оказывать мне честь своим присутствием.

– Доброго тебе утра, – смиренно поклонился Астольфо.

– Никак ты пустил с молотка свою лавку пряностей? Вижу, сегодня ты обрядился в более привычное платье.

– Сегодня я защищаю интересы свои, а не чужого торговца.

– Которого вообще не существовало, – вставил танцмейстер.

– Совершенно верно. Но ведь ты не в обиде, поскольку с самого начала не верил моей истории. Да и как можно обмануть столь проницательного человека?

– А вот теперь я носом чую очередное мошенничество, – отрезал тот. – И предупреждаю: если мне надоест терпеть твои жалкие махинации, заставлю своих девушек выкинуть тебя из окна. Кроме того, они не прочь отправить той же дорогой этих двух негодяев, которые липнут к тебе, как сережки к мочкам ушей.

– Умоляю о милосердии, – не сдавался Астольфо. – Посмотри, какой чудесный день: позор, если он будет омрачен насилием. Я пришел только сообщить сведения, которые вряд ли тебе известны.

– То есть явился поделиться сплетнями? Не надейся, что я заплачу тебе за твои «сведения».

– Я всего лишь прошу взглянуть на рисунки, которые принес с собой. Интересно, что ты о них скажешь?

Он развязал тесемки кожаного футляра и стал его разворачивать.

– Единственные произведения искусства, которые меня интересуют, это эскизы декораций нового балета, – отрезал Максинио. – Те, что уже имеются – сущая чепуха, и нам придется начать заново.

– Ты только взгляни на это! – попросил Астольфо и, развернув рисунок, сделанный на тонкой бумаге, поднес его к глазам танцмейстера.

Заметив, что Максинио ошеломленно хлопнул глазами и содрогнулся, я осторожно заглянул через плечо учителя. Увидев красующуюся на бумаге фигуру, я от изумления охнул. Максинио ничего не заметил, пристально вглядываясь в рисунок, безразличный ко всему окружающему.

На рисунке была танцовщица, лишенная тени, та самая женщина, которую я узрел в приоткрытую дверь. Лицо поднято к небу, фигура удлиненная и словно невесомая, руки воздеты вверх, волосы рассыпались по плечам. Мои последние упражнения в рисовании, пусть и неуклюжие, позволили по достоинству насладиться шедевром, неизвестно откуда появившимся у Астольфо.

Наконец Максинио перевел взгляд с рисунка на мастера теней. Мне стало не по себе: лицо танцмейстера искажала бешеная ярость. Сейчас он невероятно походил на маленькие статуэтки демонов, предназначенных отгонять злых духов от храмовых садов.

– За это ты поплатишься жизнью, – произнес он едва слышно, задыхаясь от гнева.

– Мои помощники позаботятся о моей безопасности, – заверил Астольфо. – Но почему ты угрожаешь мне? Я принес тебе в подарок это изысканное произведение искусства.

– Танцовщица – моя тайна, гарантия успеха нового спектакля. Не понимаю, как ты набрел на ее изображение. Я не выпускал ее из дома. Никто не должен видеть ее до нового сезона, когда назначена премьера балета «Духи света».

– Она не появится в танце духов света. И никогда не будет танцевать на публике.

– Она должна. Все решено окончательно и бесповоротно.

– Ты спас от нищей и убогой жизни много молодых девушек, – продолжал Астольфо. – Самых способных сделал танцовщицами, а для других нашел работу. Но тебя интересует только дело. Ты почти ничего не знаешь о том, откуда девушки взялись, кто они и кем были прежде.

– У меня не приют и не богадельня, – буркнул Максинио. – И они учатся быть не личностями, а всего лишь балеринами. Стремятся жить только ради танца, как живу я сам.

– Поэтому ты даже не можешь назвать истинного имени девушки. Значит, вот почему ты лишил ее тени, продал эту тень, чтобы она не смогла ее вернуть, и теперь представишь на сцене танцовщицу, исполненную безупречной чистоты.

– Я легко могу отнять тени у всех девиц. Но только она одна воплощает идеал, который я искал так долго. Именно в отсутствии тени и заключается ее совершенство.

– Но мне удалось обнаружить, что она побочная дочь знатного и могущественного аристократа, которому вовсе не хочется видеть, как она выламывается перед всякой швалью. Тебе придется отдать ее мне. Я доставлю девушку к отцу, и за это он пощадит твою жизнь и жизни всех, кто служит тебе, и не сожжет этот дом до основания.

– Кто этот кошмар, которым ты мне угрожаешь?

– Тебе не стоит знать.

– Но как ты докажешь, что он действительно существует?

– Довольствуйся тем, что я тебе сказал. Кроме того, у меня ее портрет, не так ли? Кстати, взгляни на это. Что ты видишь?

Астольфо свернул первый рисунок и отдал Мюрано, который перевязал его черной атласной лентой, а сам развернул еще один листок и поднес к глазам Максинио. Тот недоуменно вскинул брови, подался вперед и пристально всмотрелся в изображение.

– Кажется, я видел эту тень, хотя не помню где.

– Это тень твоей серебряной танцовщицы. Максинио покачал головой.

– Нет. Ее тень обладает непревзойденной грацией, а в этой что-то не так. Она ущербна. Ее словно поразила чахотка, какая-то болезнь.