Журнал «Компьютерра» № 19 от 22 мая 2007 года
Шрифт:
Впрочем, сам термин «Большая наука» появился позднее… «Big Science» был впервые употреблен в 1961 в журнале «Science». Тогда Элвин Вайнберг (Alvin Weinberg, 1915—2006), крупный физик, создатель энергетических реакторов большой мощности, и не менее крупный администратор – директор Окриджской Национальной лаборатории, – опубликовал статью «Impact of Large-Scale Science on the United States» («Влияние крупномасштабной науки на Соединенные Штаты»). По Вайнбергу «классическая» Большая наука началась с проектов, оплаченных в ходе Второй мировой войны правительством Соединенных Штатов. Это проект «Manhattan» и менее известный проект Лаборатории излучений (Radiation Laboratory), центра радарных исследований Массачусетского технологического
То, что современная эпоха есть эпоха Большой науки, сегодня знают практически все. Даже те, кто ограничивается СМИ общего назначения, слышали кое-что о телескопе Хаббла и о расшифровке человеческого генома. А кто совсем не читает газет и журналов, мог видеть в голливудских лентах радиотелескоп в Аресибо. Не только в «Контакте» по Карлу Сагану, но и в похождениях Бонда, Джеймса Бонда…
Как обычно определяют основные признаки Большой науки?
– большой бюджет, куда больший, чем могли дать филантропия или даже промышленность;
– большие штаты – количество ученых возрастает такими темпами, что уже создает трудности в управлении такими коллективами; [Впрочем, задача управления коллективом, занятым в проекте Большой науки, достаточно тривиальна. Тривиальна не в том смысле, что легко решаема, а в том, что на удивление традиционна. И здесь та же неразбериха, та же грызня, игра амбиций и уязвленных честолюбий, склоки, служебные романы. К тому же, если занятый в Большой науке коллектив организован правильно, большую часть его составляет вспомогательный персонал, управление которым неплохо описал Тейлор – отец научной организации труда, систему которого не раз упрекали в бесчеловечности. А научные коллективы, составленные сплошь из научных работников, мы наблюдали на закате СССР. Но об успехах подобных коллективов автор ничего не слышал. Успехи же одиночек, выбравшихся из таких клоак и встроившихся в мировую науку, – это совсем другая история, о человеческой воле и нонконформизме…]
– большие инструменты – первым из них считается циклотрон Эрнста Лоуренса в его Лаборатории излучений;
– большие лаборатории. Увеличение размеров и стоимости научных приборов приводит к появлению гигантских лабораторий. Таких как Лоуренсова Национальная лаборатория в Беркли, CERN или Объединенный институт ядерных исследований советской эпохи.
То есть все вроде бы так – выбить из государственного бюджета большие деньги, нанять много ученых, купить, а точнее, построить большой (типа ускорителя) научный инструмент. Оформить все это в структуру большой лаборатории, на большом земельном участке и с большим штатом бюрократов, бухгалтерш и охранников, и – новые знания потекут бурным потоком. Или нет?..
Европейская наука, породившая НТР, стартовала тогда, когда Галилео Галилей усовершенствовал и направил на небо изобретенную самоучкой Яковом Метиусом зрительную трубу – первый телескоп [Вот это – наука малая. Делающаяся одиночкой. Легко воспроизводимая. Лет сорок назад «Пионерская правда» учила, как сделать Галилеев телескоп из «плюсовой» и «минусовой» очковых линз, приклеенных к трубке из зачерненных изнутри газет. Получалось вполне адекватно]. Эпохальные открытия – горы Луны, фазы Венеры, спутники Юпитера.
Но еще до Галилея был «нулевой цикл» европейской науки. И относился он, скорее, к науке Большой. Это – Ураниенборг на острове Гвеен в Зундском проливе. Датский король
Фридрих II подарил его Тихо Браге (1546—1601) и субсидировал возведение Небесного города. Весьма дорогого. Один лишь колоссальный медный небесный глобус стоил пять тысяч талеров. И не дешевле были гигантские бронзовые угломерные инструменты, с помощью которых велись наблюдения высочайшей точности. День за днем. Год за годом. Именно те, которые позволили Кеплеру вывести его законы. И работал в Ураниенборге внушительный коллектив. Включая, собственно, и самого Кеплера.Выполнить такие работы одиночка не мог. Уже в шестнадцатом веке они требовали королевского бюджета.
Да и Галилей нуждался в господдержке – вспомним имя, данное им спутникам Юпитера, – Медицийские звезды, в честь тамошнего суверена.
Телескопы долго, до конца девятнадцатого века, были по карману отдельным людям. Правда, к концу этого времени, лишь богатейшим меценатам – риэлтеру Лику, построившему обсерваторию Калифорнийского университета с 36-дюймовым рефлектором, трамвайному магнату Йерксу, благодаря которому Чикагский университет обзавелся рекордным 40-дюймовым рефрактором.
Фонд Хукера, лос-анджелеского бизнесмена, приобрел для обсерватории Маунт Вилсон 100-дюймовый рефлектор. Именно на нем Бааде выполнил наблюдения внегалактических туманностей.
И последним объектом благотворительности был 200-дюймовый телескоп обсерватории Маунт Паломар, оплаченный фондом Рокфеллера.
Дальше астрономия стала государственной.
Естественно, государственным был и советский шестиметровый БТА, долго удерживавший звание крупнейшего телескопа в мире.
И вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что самыми эффективными миссиями американских челноков были те, что связаны с телескопом Хаббла. Его вывод на орбиту. Ремонт. Модернизация и обслуживание. Затраты, посильные лишь сверхдержаве. И поток ценнейшей научной информации.
«Ум человеческий имеет три ключа, всё открывающих: знание, мысль, воображение – все в этом».
Виктор Гюго
Вот старое советское определение. Политическая экономия – наука, изучающая общественные отношения, складывающиеся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, и экономические законы, управляющие их развитием в исторически сменяющих друг друга общественно-экономических формациях.
Политическую экономию следует разделять с экономической политикой. Вот, по бессмертным словам бывшего премьера, лапидарное описание экономической политики – «хотели как лучше». А политическая экономия описывает и объясняет, почему же в очередной раз «получилось как всегда».
…Дорогостоящие научные инструменты существовали и ранее. Скажем – телескопы. Когда-то их строили на пожертвования риэлторов и трамвайных магнатов. Но работали на них вполне в классическом стиле. Ведущий исследователь. Ассистент. Несколько дипломников «на подхвате».
А исследования Большой науки – это уже совсем иное качество. Их продукт – уже не статья или книга, пусть даже такая, как «Zur Elektrodynamik bewegter Kurper» («К электродинамике движущихся тел» Эйнштейна) или «On the Origin of Species» («Происхождение видов» Дарвина).
Результаты Большой науки – это отрасли. Не только науки, но и – техники, и – экономики. Большой экономики. Народного, национального, а то и глобального хозяйства.
И еще раз вернемся к различию экономической политики и политической экономии. Успешная экономическая политика осуществляется посредством директивных решений. Пусть волевых, но весьма удачных. С точки зрения ограниченного числа изначально сформулированных критериев.