Журнал Наш Современник №11 (2003)

Конечно, где, как не у Уваровых, он после почти месячного отсутствия сможет узнать самые последние новости из Петербурга. Для Тютчева, всегда бывшего в курсе всех российских политических событий, проезд через Москву генерал-адъютанта, светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова (1787—1869), во время пере­говоров с Портой в 1853 году назначенного чрезвычайным послом в Константинополе, был событием, исполненным давних надежд на занятие Константинополя и черноморских проливов. Светлейший князь, великолепно образованный человек, прекрасный собеседник, тем не менее окажется бездарнейшим военачальником российских войск в Крыму. Газеты предрекали победы русскому воинству, но если бы они могли предугадать, во что выльется предстоящая война!

* * *

Петербург, 18/30 сентября

Благодарю тебя за вести с прекрасных гор, которые мне мерещатся на горизонте более великолепными, чем когда-либо. Ах, как человек — или, по крайней мере, некоторые люди печально созданы и несовершенны как относи­тельно внешних впечатлений, так и самых сокровенных чувств. Ему дано испытывать в некоторой полноте лишь голод, жажду да еще скуку. Чего бы я теперь не дал, чтобы иметь перед собой красивую, настоящую гору, а когда я был около них — как я этим воспользовался? И обо многом, увы, можно сказать то же, что и о гораx... Взамен величественных альпийских картин у нас здесь, благодаря нескольким хорошим осенним дням, была прелестная игра света на водах Невы, таких прозрачных и как бы покорных, и на группах разноцветной зелени, которая скоро исчезнет. [...] В субботу я поеду в Павловск обедать у Блудовых, которых я уже посетил. Как я и ожидал, я нашел Антуанетту более сербкой и болгаркой, чем когда-либо; но, кроме нее, никто в Петербурге не принимает особенно к сердцу Восточный вопрос, и примиряются самым беспечным образом со всеми триумфами и славой, которые Господу угодно будет нам ниспослать. Однако в министерстве начинают верить в войну и предвидят, что враждебные действия начнутся со стороны турок.

Аминь.

Что же касается гостиных, то они под впечатлением, очень еще живым, смерти бедной княгини Долгорукой, рожденной С.-При, которая умерла после двух дней болезни, несколько похожей на холеру. Она вернулась несколько дней перед тем из Москвы в таком нервном возбуждении, что боялись скорее за ее рассудок, чем за жизнь.

Так как ты еще занимаешься русским языком, то вот тебе нечто для испытания твоих познаний. Это стихи, о которых я тебе говорил, навеянные Неманом. Чтобы их уразуметь, следовало бы прочесть страницу из истории 1812 года Сегюра, где говорится о переходе через эту реку армии Наполеона; или, по крайней мере, вспомнить картинки, так часто попадающиеся на постоялых дворах и изображающие это событие.

Неман

(Проездом через Ковно)

Ты ль это, Неман величавый?

Твоя ль струя передо мной?

Ты столько лет с такою славой —

России верный часовой!

Один лишь раз, по воле Бога,

Ты супостата к ней впустил,

И целость русского порога

Ты тем навеки утвердил.

Ты помнишь ли былое, Неман,

Тот день годины роковой,

Когда стоял он над тобой,

Он сам — могучий, южный демон?

И ты, как ныне, протекал,

Шумя под вражьими мостами,

И он струю твою ласкал

Своими чудными очами.

Победно шли его полки,

Знамена весело шумели,

На солнце искрились штыки,

Мосты под пушками гремели,

И с высоты, как некий бог,

Казалось, он парил над ними

И двигал всем, и все стерег

Очами чудными своими.

Лишь Одного он не видал;

Не видел он, воитель дивный,

Что там, на стороне противной,

Стоял Другой — стоял и ждал...

И мимо проходила рать,

Все грозно-боевые лица,

И неизбежная Десница

Клала на них свою печать.

И так победно шли полки,

Знамена гордо развевались,

Струились молнией штыки,

И барабаны заливались...

Несметно было их число...

И в этом бесконечном строе

Едва ль десятое чело

Клеймо минуло роковое...

* * *

С.-Петербург, суббота

С сегодняшней почтой пишу тебе лишь несколько слов. И знаешь, почему? Потому что мне крайне стыдно, что, хотя я и пишу из Петербурга, но не могу тебе сказать, будем мы воевать или нет. Ах, в какой странной среде я живу! Бьюсь об заклад, что в день Страшного суда в Петербурге найдутся люди, которые станут притворяться, что они об этом и не подозревают. Вот, впрочем, что кажется достоверным: князем Горчаковым только что получено от Турции требование очистить княжества в кратчайший срок. Это было бы, конечно, очень смешно, если бы не являлось началом событий столь важных и столь роковых, что никому из живущих ныне не охватить умом ни значения их, ни размаха... Я вернулся из Царского , куда ездил за новостями, но все, что мне удалось узнать, это — подробности, правда, очень любопытные, о вертящихся и пишущих столах; по-видимому, только одни столы и занимаются текущими событиями, ибо именно стол, отвечая на мой вопрос, написал мне самым красивым своим почерком, что в будущий четверг, то есть 8/20-го этого месяца, появится манифест с объявлением войны. Итак, два важных вопроса должны будут сразу разрешиться самое позднее через пять дней (ибо сегодня 3/15 октября): во-первых — вопрос о войне, а затем о том — правду ли говорят столы. Хотелось бы мне прибавить к ним и третий, разрешение коего не перестает занимать меня посреди катастроф и чудес, но когда я спросил у стола насчет себя, он набросал под моей рукой лишь фестоны и арабески, что меня вовсе не удовлетворило. Льщу себя надеждой, что в течение ближайших недель я буду лучше осведомлен более обычным, но зато более точным путем — посредством письма, полученного по почте.

Здесь — в салонах, разумеется, — беспечность, равнодушие и косность умов феноменальны. Можно сказать, что эти люди так же способны судить о событиях, готовящихся потрясти мир, как мухи на борту трехпалубного корабля могут судить об его качке... К счастью, это только пена, плавающая на поверхности, и так или иначе мы скоро увидим, что таится в глубине.

Еще до отъезда Тютчева за границу, в мае 1853 года, из-за отказа Турции признать привилегии православного населения в Турции, произошел разрыв русско-турецких отношений; в результате в июне того же года русские войска под командованием князя М. Д. Горчакова (1793—1861) заняли дунайские княжества Молдавию и Валахию. 27 сентября/9 октября Турция потребовала от России очистить княжества, а 4/16 октября объявила ей войну. В начале 1854 года в коалиции с Турцией вступили в войну Англия и Франция. He узнав подобные сведения в Царском Селе, поэт обратился к “вертящимся” и “пишущим” столам. “Столоверчением” в то время увлекались в гостиных и придворных кругах. От этого, кстати, предостерегали поэта его дочери. Еще более точных сведений Тютчев ждал от жены, едущей на свидание к своему брату.

* * *

Петербург, 10/22 октября

Знаешь ли, что я вчера делал? Я ездил в Царское дежурить при вел. кн. Марии Николаевне на церемонии крестин новорожденного ребенка* Цесаревны... На этот раз дежурство, которое мне пришлось нести, было менее компрометирующим, чем выпавшее мне на долю несколько лет тому назад, при подобном же случае, когда я имел честь служить вел. кн. Ольге Николаевне, на ее бракосочетании с Вюртембергским королевским принцем. Мне пришлось только присутствовать с сотней других камергеров на церемо­нии, на которой великая княгиня была крестной матерью. Она очень гра­циозно исполнила свои обязанности и особенно была привлекательна во время хождения вокруг купели, причем крестная мать несет ребенка на руках. После церемонии крестин была обедня и молебен, и действительно захватывающее исполнение митрополичьей службы при пении придворных певчих утешило бы тебя в убожестве нашей бедной греческой церкви в Мюнхене. По принятому обычаю, при крещении молитвы поются вполголоса — sotto voce, и эта умеренная и как бы приноровленная к слабости новорож­денного гармония, эти красивые и полные голоса Императорской капеллы — все это очень трогательно. Все почувствовали также некоторое волнение, но музыка была тут ни при чем, в тот момент обедни, когда Церковь, вознося свои молитвы за Государя, просит для него: “На враги же победу и одоле­ние...”, а в публике ходили неясные слухи, что накануне приехал курьер из Лондона, который привез известия, не оставляющие никакого сомнения в том, что обе западные державы готовятся стать во враждебное положение относительно нас. Наружность Государя, которого я видел в десяти шагах от меня, выражала спокойствие и достоинство, но чувствовалось, что он молится, и он особенно истово крестился каждый раз, когда произносилась молитва за “Христолюбивое воинство”.

Вчера, в воскресенье, новый манифест о войне был прочитан во всех церквах, кроме придворных. Утверждают, что он произвел мало впечатления, что и не могло быть иначе, так как он уже несколько дней был известен и, к тому же, его текст, составленный в нашем министерстве, бледен и бесцветен, как и все, что от него исходит. Тут было бы уместным выяснить тебе конфи­ден­циально настоящее политическое положение, но Восточный вопрос, как он велся до сих пор, внушает мне отвращение, и только пушечные выстрелы могли бы опять возбудить во мне интерес к нему. Единственное соображение, утешающее и успокаивающее меня немного, — это та мысль, что в настоящее время вопрос этот уже более не в руках человеческих и стремится, увлекаемый собственной тяжестью, к той цели, которая указана ему судьбой...

Вчера вечером Рашель дебютировала в “Федре”, в Михайловском театре. Я там не был и по уважительной причине. Цены страшно высоки, как в Итальянской опере, но я рассчитываю на одно или два приглашения в ложу, чтобы ее увидеть. Ее брат Феликс, именующий себя директором отпусков М-mе Рашель, выговорил ей за несколько месяцев, которые она проведет в России, пустяшную сумму в 400 тысяч франков. Она даст около 50 представ­лений в Петербурге и столько же в Москве и Варшаве.

Камергерское звание обязывало Тютчева дежурить при царственных особах, что он не всегда с желанием исполнял. Но на этот раз это была великая княгиня, с которой он дружил, а матерью новорожденной цесаревны Марии Александровны (1853 — 1920) была будущая императрица Мария Александровна, у которой дочь поэта Анна служила фрейлиной. Удивляет прекрасное знание не столь уж ревностным прихожанином Тютчевым отдельных моментов процессов крещения, его память о подобных службах в давно прошедших временах.