Журнал Наш Современник 2001 #1

Действительно громадные капиталовложения (прежде всего известного семейства Нобель) имели место в Закавказье, где в начале ХХ века было добыто 11,7 млн тонн нефти (более половины тогдашней мировой добычи)*, и в южной части Украины (около 30 млн тонн каменного угля в 1912 году); напомню, что центр Донбасса, нынешний Донецк, ранее назывался Юзовка — по имени одного из “инвесторов”, Джона Юза. А вот на Урале или в Сибири действовали исключительно российские предприниматели, — что соответствует концепции А. П. Паршева.

Перейдем к проблеме Китая. Александр Казинцев пишет об этой стране: “До 60 процентов территории — горы и пустыни. Из четырех основных климатических районов только один — Юго-Восток — благоприятен” и т. д. (с. 175). Так-то оно так, но на указанных 60 процентах территории обитает менее 10 процентов населения страны, и, кроме того, речь идет о сравнительно недавно присоединенных к ней землях других государств, землях, подавляющее большинство из нынешнего населения которых — не китайцы, а маньчжуры, монголы, уйгуры, тибетцы и т. д.

Самые северные территории теперешнего Китая находятся на 60° северной широты, но защищавшая исконную границу страны Великая китайская стена была воздвигнута гораздо южнее — между 30° и 40° северной широты.

А. Казинцев говорит о единственно благоприятном “районе” Юго-Востоке, но этот самый “район” занимает около 4 млн кв. км (то есть намного больше всей площади Индии с ее почти миллиардным населением) и его населяют более 1,1 млрд китайцев — свыше 90 процентов населения страны**. Это зона субтропиков, а в самой южной части — тропиков, расположенная между 40°, то есть на линии Баку (привлекшего в свое время Нобеля (Неаполь — Канзас-Сити), и 20° (Бомбей-Мекка-Мехико). И тот факт, что в Китай льется поток иностранных инвестиций, лишний раз подтверждает правоту Паршева, а не Казинцева.

Последний сообщает, что за 20 лет, с 1978-го по 1998 год, средний заработок городского населения Китая вырос в 3,3 раза, а сельского населения — в 4,6 раза. Но — и это крайне многозначительно — Александр Казинцев, приведя цифру среднего городского заработка 1998 года (5425 юаней в год), умолчал о соответствующей цифре сельского заработка (с. 157). Правда, в другом месте его сочинения сообщено о сельском заработке 1983 года — 504 юаня (с. 168), и, если к 1998-му, за 15 лет, он вырос в 3,5 раза, он составляет теперь приблизительно 1700 юаней в год.

Итак, средний горожанин получает в Китае 56 долл., то есть примерно 1500 руб., а сельчанин — 18 долл., то есть около 500 руб. в месяц. Но необходимо учитывать, что сельское население составляет около 80 процентов населения Китая, и, следовательно, средний заработок населения страны в целом не намного превышает 500 руб…

Правда, Александр Казинцев рассказывает, что в поселке Мачан в 25 км от Шанхая, куда привезли делегацию из России, заработок составляет 3500 руб. в месяц, но тут же оговаривает: “Конечно, поселок образцовый. Своего рода выставка достижений народного хозяйства… целая стена занята фотографиями иностранных делегаций, побывавших в Мачане” (с. 168). То есть речь идет об исключительном явлении.

В книге А. П. Паршева говорится, что в тех широтах, где обитает более 90 процентов населения Китая, вполне можно жить (разумеется, без какой-либо “роскоши”) на зарплату в 20 долл., а в России — невозможно. И Александр Казинцев в своем сочинении приводит множество фактов, показывающих, что жизнь в нынешнем Китае, в общем, “нормальная” — нет ни обнищания, ни недоедания.

Но это как раз и значит, что прав А. П. Паршев, согласно книге которого инвестиции идут в страны с наиболее дешевой рабочей силой, в страны, где люди не нуждаются в затратах на отопление, зимнюю одежду и т. п., а также потребляют минимум пищи.

Александр Казинцев сообщает как о великом достижении, что в 1997 году производство зерна в Китае достигло 492,5 млн тонн, и страна заняла “первое место”. Однако на душу населения зерна приходится всего 410 кг, а в СССР, скажем, в 1985 году было произведено 691 кг зерна на душу населения, но и этого не хватало: были закуплены за рубежом 45,6 млн т зерна (в том числе около 2 млн т у Китая!), и количество зерна на душу населения составило 736,6 кг — то есть почти в два раза больше, чем в нынешнем Китае. Кто-либо может, не подумав, заметить, что и китайская доля зерна на душу населения не столь уж малая — 410 кг в год означает 1,1 кг на день. Но в Китае в 1988 году (позднейших сведений нет под рукой) имелось более 560 млн голов скота, который потреблял весьма значительную часть зерна.

Помимо Китая, Александр Казинцев говорит еще о занявшей одно из первых мест в мире по экономическим успехам Финляндии — “нашей — по его словам, — соседке, имеющей, правда, более благоприятный, но не слишком отличающийся от российского, климат” (с. 173). Далее он жирным шрифтом выделяет свое утверждение, что “политика, история и психология” определяют благоприятные условия экономического развития “в гораздо большей мере, чем пресловутая изотерма января” (с. 174).

Никто не будет спорить с тем, что успехи экономики зависят от политики, истории, психологии и многого другого. Но ведь речь-то идет не об этом, а о воздействии на экономику именно климата. Сам Александр Казинцев признает, что в сельском хозяйстве “влияние климата оказывается решающим” (с. 172) (курсив мой. — В. К.). Но не будем забывать, что сельское хозяйство — необходимая первооснова бытия страны.

И что касается “пресловутой”, как с явной иронией выразился Александр Иванович, изотермы, в книге А. П. Паршева воспроизведена составленная не им карта Европы с изотермами января, из которой ясно, что в юго-западной части Финляндии, где (на трети площади страны) живет три четверти ее населения — изотерма та же, что на юге Украины! Александр Казинцев ссылается в своем сочинении на сведения из энциклопедии; сошлюсь на них и я. “Климат (в Финляндии. — В. К.) умеренный, переходный от морского к континентальному и континентальный (на Севере); смягчающее воздействие на него оказывают Балтийское море и близость теплого течения Гольфстрим в Атлантическом океане”. О средней температуре самого холодного месяца в Финляндии сообщается: “от — 3 до — 6 на Юго-Западе” (БСЭ, т. 27, стлб. 1328).

А теперь о Донецкой области Украины: “Климат умеренно континентальный. Средняя температура января от -7,8 на Северо-Востоке до -5,4 на Юге” (т. 8, стлб. 1310). То есть зима на юге Украины суровее, чем в юго-западной части Финляндии! Если же сопоставить север России и Финляндию, то в последней — взятой в целом — “средняя годовая температура примерно на 6 градусов по Цельсию выше, чем на других соответствующих широтах” (Финляндия. Краткий обзор.

Хельсинки, 1994, с. 8).

Нельзя не сказать и о том, что нынешний высокий уровень экономики Финляндии во многом (может быть, даже в основном) обусловлен тем курсом наибольшего экономического благоприятствования, который в течение десятилетий проводил по отношению к этой стране СССР, ибо Финляндия явилась единственной из “капиталистических” стран, отказавшейся от какого-либо противостояния СССР.

Население Финляндии составляло всего лишь 0,6 процента населения капстран, но на нее в 1980-х годах приходилось 13,3 процента внешнеторгового оборота СССР с капстранами, — то есть в 22 раза (!) больше, чем можно было ожидать (см.: Внешние экономические связи СССР. Статистический сборник. М., 1989), и это был исключительно выгодный для Финляндии торговый оборот. Характерен анекдот-диалог конца 1970 — начала 1980-х годов:

— Говорят, что президент Финляндии Кекконен — агент генсека Брежнева.