Журнал Наш Современник 2009 #2
Шрифт:
В отличие от многих и многих, "правых" и "левых", Вячеслав Пьецух версию об убийстве Сергея Есенина обходит стороной, даже не упоминая о ней. Обходит по понятным причинам. С Э. Хлысталовым, Ф. Мороховым, С. Куня-евым, Е. Черносвитовым и другими исследователями, убедительно доказывающими факт убийства поэта, Пьецух спорить не решается. Версия же о самоубийстве органично вписывается в миф о страсти к самоуничтожению.
Произведения Есенина Пьецухом не анализируются, что характерно для всей книги "Русская тема". Не анализируются, уверен, потому, что сие занятие явно не по силам Вячеславу Алексеевичу. К тому же, видимо, он понимает, что к текстам Есенина ему лучше не прикасаться… Они сами по себе - опровержение сверхнесправедливых, убогих, мертворожденных оценок Пьецуха. Цитировать их мерзко, но приходится: "…Он постоянно
Когда же Пьецух "развенчивает" Есенина на материале фактов его биографии, то наглядно демонстрирует свои "знания", свою редкую "учёность". Особенно меня умиляет следующее утверждение: "Частенько ночевал по милицейским пикетам, но без последствий, поскольку Каменев приказал уголовных дел на Есенина ни под каким видом не заводить".
Про пикет - это, конечно, сильно сказано, словно бы иностранцем… Спишем сей казус на особую возбуждённость Пьецуха, вызванную "спинжа-ками" и "бесконечными синтаксическими ошибками". Зададим риторический вопрос: суд над поэтом и многочисленные уголовные дела, заведённые на него, - это не "последствия"? Знает об этих фактах Пьецух или нет, сказать затрудняюсь, хотя знать обязан. По свидетельству Сергея Куняева, на сегодняшний день удалось обнаружить 8 уголовных дел (три оригинала и пять копий), заведенных в период с 1920-го по 1925 годы. Эдуард Хлысталов выдвигает иную версию в своей книге с говорящим названием "13 уголовных дел Сергея Есенина" (М., 2006).
И ещё… Во-первых, Есенин был женат трижды, а не пять раз, как утверждает Пьецух. Во-вторых, в предложении "он как-то пробился на приём
к императрице Александре Фёдоровне" - туман, загадочность, неточность неуместны, ибо уже, как минимум, сорок лет назад этот эпизод из жизни Есенина был прояснён В. Вдовиным и П. Юшиным. И наконец, если последнее стихотворение поэта "До свиданья, друг мой, до свиданья…", написанное кровью, есть, по Пьецуху, проявление "дурного вкуса", то впору ставить вопрос о нравственной вменяемости эстета-оценщика…
В начале каждой главы Пьецух транслирует идею, которая далее развивается, обыгрывается на все лады. Чаще всего эта идея вынесена в заглавие, как, например, в эссе "Колобок" о Михаиле Пришвине. Сказочный персонаж - это, по Пьецуху, образ, выражающий сущность писателя, который "всех улестил, всех обманул, избежал кары за абстрактный гуманизм, оставил по себе (так у Пьецуха.
– Ю. П.) чудесную прозу, которая вроде бы никак не могла появиться в царстве большевиков".
Показательно, что данное утверждение подаётся как аксиома: отсутствует не только анализ произведений Пришвина советского периода, но даже их упоминание; не цитируется, не комментируется и "главная книга" писателя - его уникальные дневники… "Повезло" только сборнику "За волшебным колобком", на материале которого Пьецух стряпает свой анекдот о Пришвине. Однако и в данном случае название книги утаивается от читателя. Утаивается потому, что вслед за названием автоматически должен всплыть год публикации - 1908, и тогда возникнут неудобные вопросы, ответы на которые в "Русской теме" отсутствуют.
И вообще - чем в очередной раз повторять мерзости в адрес России и русских, доставляющие вам, Вячеслав Алексеевич, явное наслаждение, потрудились бы лучше подтвердить свою "колобковую" версию конкретными фактами жизни и творчества Михаила Пришвина. И, пожалуйста, не забудьте о "Журавлиной родине", "Осударевой дороге", "Корабельной чаще", дневнике… Вы, конечно, можете делать вид, что не существует этих просоветских и однозначно советских книг, не существует многочисленных записей Пришвина разных лет подобной направленности. Вот только некоторые высказывания писателя, "съедающие" вашего "колобка", Вячеслав Алексеевич: "Большевики оказались правыми. Власть надо было брать, иначе все вернулось бы к старому"; "В новой вещи своей я хочу дать путь к коммунизму, не тот, каким дают его доктринёры, а каким я иду к нему, моя работа "коммунистическая
по содержанию и моя собственная по форме", и такая моя, чтобы умный человек справа не подозревал меня в подхалимстве"; "Я - коммунист, и как все мы: солдат красной армии, выступающий на бой за мир"; "Слова Белинского сами по себе ещё ничего не значат и нужен к этому плюс: коммунизм. Значит, Белинский предчувствовал слово, но не знал его, а Ленин это слово сказал для всего мира: это слово - коммунизм".Я, конечно, не свожу всё разнонаправленное, противоречивое мировоззрение и творчество Михаила Пришвина к идеологически окрашенным произведениям и высказываниям, а лишь настаиваю на том, что игнорировать их глупо, бесчестно, непрофессионально…
В тех же случаях, когда Пьецух снисходит до передачи реалий биографии Пришвина и других героев своей книги, то оперирует преимущественно общеизвестными - на уровне школы - фактами, сдабривая их приправами собственного изготовления. Например, в главе о Пришвине сообщается: "Из 3-го класса елецкой гимназии его исключили как грубияна по доносу учителя географии Василия Васильевича Розанова, будущего мыслителя, известного на всю Русь, который, в частности, очень гордился тем, что женат на любовнице Достоевского".
Следует уточнить: Пришвина исключили не из 3-го, а из 4-го класса. А то, что Пьецух мягко называет грубиянством, было угрозой Розанову лишить его жизни, о чем Василий Васильевич и сообщил директору гимназии. Донос же - это другое, господин писатель. К тому же, зачем сообщать об Аполлинарии Сусловой в елецкий период жизни Розанова, если он расстался с ней ещё в Брянске? Более того, узнав, что Суслова хочет вернуться, Розанов, по сути, бежал от нее в Елец.
Одна из самых показательных глав книги "Русская тема" - "Товарищ Пушкин". Панибратское отношение к русской классике проявляется в данном случае и в названии, и в характерных ёрнических интонациях, и в специфической лексике, и в авторском видении судьбы Пушкина. Судите сами:
"…Почему именно он велик, - нипочем не растолкуешь, ум расступается, как говорили в старину, знаешь только про себя, что Пушкин велик, и ша.
А почему действительно он велик? Ну, сочинил человек триста четырнадцать стихотворений ‹…›
Ну, сказки складывал на манер народных, только русского человека сказкой не удивишь. Ну, написал остросюжетную повесть "Пиковая дама" и приключенческий роман "Капитанская дочка", но в чем их всемирно-историческое значение - не понять".
Первая реакция, которая возникает после прочтения таких "открытий", - это желание оспорить конкретные оценки, не говоря уже о "мелочах": жанре "Капитанской дочки", высказываниях типа "и рифмой пользовался удручающей, вроде "ободрял - размышлял" и т. д. Но невольно одёргиваешь себя: быть может, это игра (любят наши "левые" всякие игры, шутки, балаган), и приведённые строки - голос "тёмного" народа… Тогда почему в других суждениях о Пушкине и литературе вообще, где голос автора звучит серьёзно, без примеси "придурковатости", разницы между условным "убогим" собеседником и "просвещённым" автором не чувствуется? Сие, думаю, происходит потому, что и в маске, и без маски Вячеслав Пьецух демонстрирует исключительно поверхностно-примитивный взгляд на личность и творчество Пушкина. Все его размышления о поэзии и "допоэзии", художественной прозе, "нерве нашего способа бытия", русской истории и человеке "гроша ломаного не стоят", как выражался один литературный персонаж. Разбирать, комментировать суждения В. Пьецуха - это значит принять правила игры "дурака", претендующего на роль мыслителя, и всерьёз обсуждать его "шедевры", от которых можно задохнуться без противогаза, да к тому же возникает вполне определённое желание "экстремистского" толка…
Видимо, издателям сего труда не жалко ни читателей, ни Пушкина, ни бумаги, видимо, такой уровень разговора о судьбе и творчестве русского гения их устраивает. Приведу самые "безобидные" суждения Пьецуха: "…Пал ‹…› в результате жестокой склоки, в которой были замешаны женщины, гомосексуалисты и дураки"; "Да только по существу все его повести и рассказы суть раскрашенные картинки, дающие плоскостное изображение, и относятся к жанру изящного анекдота"; "Взять, к примеру, "Сказку о рыбаке и рыбке" - ведь это же исчерпывающая и едкая копия нашей жизни… "