Журнал Наш Современник №7 (2002)
Шрифт:
Советские люди пренебрегали погоней за личными материальными благами, отдавая приоритет благу Отчизны. Причем это было не жертвой, а, напротив, обретением — обретением богатства духовного. Писатель Лазарь Карелин, которому довелось на себе испытать негативные стороны времени сталинского правления, тем не менее, в 90-е годы вспоминал о нем: “Мы были народом замечательного умения жить бедно, но пребывать в богатстве. На всех было это богатство поделено, на всех. Сознание того, что ты живешь в громадной стране, и она вся твоя, везде ты у себя дома. Сознание того, что твоя страна сильна, все сильнее становится... И главное — в самоощущении, что ты участник строительства нового мира”.
Такие принципы определяли тогда общественное сознание. Даже для многих из тех, кто сам
Готовность бескорыстно помочь другому человеку вошла в плоть и кровь людей. Вспомним хотя бы два популярных фильма. “Разные судьбы”: девушка встречает сверстницу, приехавшую работать на завод, но не устроившуюся еще с жильем, и приглашает пожить в своем доме — не снять угол, а пожить как гостью. “Приходите завтра”: парень видит на лотке нужную книгу, но у него нет с собой денег; он просит случайную знакомую одолжить ему — и та, сама весьма стесненная в средствах, дает деньги... Отмечу, что авторы совершенно не акцентируют внимания на этих моментах; для них, как и для героев, такие отношения между людьми — норма.
Советская власть даже в самые трудные времена уделяла большое внимание развитию научной и духовной сферы. В 1919 году в Советской России была создана первая в мире госкиношкола. В годы гражданской войны открылась и музыкальная школа имени Игумнова, создавались театры, научно-исследовательские институты. Бывало, в наркоматах люди теряли сознание от голода, а правительство изыскивало возможности выделять пайки не только сотрудникам Павлова, но и его собакам.
Как следствие, Советский Союз в искусстве и науке вскоре вышел на передовые позиции в мире. Скажем, один из самых авторитетных историков кинематографа Жорж Садуль писал: “Советское кино породило огромное богатство стилей и тем. Укажем для сравнения, что шведская школа открыла лишь одну новую “истину”. Французские мастера 20-х годов запутались в лабиринтах формальной пластики, а в Германии до 1925 года появилось лишь два своеобразных мастера и было создано три новых направления. Этот “взрыв” можно сравнить лишь с бурным развитием американского кино в 1915 году. Однако представители американской школы... вскоре попали в русло коммерческих фильмов. И только в СССР индивидуальность художника могла развиваться беспредельно”.
В 1996 году Президент Российского союза ректоров В. А. Садовничий в своем выступлении на 4-м съезде РСР отметил, что в годы советской власти только в России “функционировало около 500 естественно-научных школ; многие из этих школ намного опередили свое время”.
Немало делалось и для приобщения самых широких масс людей к художественной культуре. Образование после, видимо, неизбежных при революции завихрений и перегибов поднялось на высочайший уровень; оно действительно открывало людям путь к духовным сокровищам культуры.
Давали спектакли по всей стране лучшие театры в лучшем составе. Постановки ведущих коллективов регулярно транслировали по радио. Вообще, радио со своего утверждения как самого широкомасштабного средства массовой коммуникации было сделано мощным инструментом распространения культуры. Уже в середине 90-х на “Радио-1”, вспоминая вещание 30—40-х годов, прямо говорили, что тогда детские радиожурналы “стремились к эстетическому развитию детей, к воспитанию в них добрых чувств”, что “предвоенный музыкальный быт был очень богат и по преимуществу благороден”.
В результате такой целеустремленной деятельности художественная культура, литература стали восприниматься в советском обществе как одни из важнейших ценностей бытия.
Анна Ахматова после поездки в Оксфорд поведала: “Знаете, чему там из моих рассказов они более всего удивлялись? Для нас всех здесь это привычно. Они же делают большие глаза. Их удивило, даже потрясло, когда я рассказала,
что за несколько дней до отъезда получила письмо от моряков и лесорубов. У них никто стихов не читает, кроме очень тонкого слоя интеллигенции. А тут вдруг, извольте видеть, моряки и лесорубы!”.В сущности, о том же говорил в эмиграции писатель Виктор Некрасов: “Литература создается там, за железным занавесом”, на Западе “никому это не нужно, здесь у всех свои заботы, вот бензин, например, дорожает”.
Я не забываю о том, что в 30—50-е годы руководство партии допускало перегибы, которые порой приводили к очень тяжелым последствиям. Но оценивая в целом достижения и потери того периода, надо согласиться с академиком Вернадским, который уже после репрессий 30-х годов написал в своем дневнике: “Сейчас исторически ясно, что, несмотря на многие грехи и ненужные — их разлагающие — жестокости, они (большевики) вывели Россию на новый путь”.
И на этом пути открывались потрясающие перспективы развития. Неслучайно французский литератор и философ Жан Поль Сартр, хорошо осведомленный о теневых сторонах советской действительности, утверждал в начале 60-х годов: “Единственная страна, где слово “прогресс” имеет смысл — это Советский Союз”.
Так почему же советский “эксперимент”, давший такие обнадеживающие результаты, пришел к столь печальному концу?
Думается, главная причина гибели советского социализма в разрушении его духовных устоев, которые в обществе коммунистического типа должны быть, так сказать, несущими конструкциями.
Во второй половине 50-х годов наше общество оказалось на перепутье. С одной стороны, достигнутый уровень материального, духовного, социального развития открывал возможности перехода к созданию коммунистического устройства. С другой стороны, возникшая ситуация таила и угрозу. Как сказал писатель Константин Симонов, “предстоит выдержать испытание сытостью”.
Разумеется, социализм коммунистического типа предполагает рост материального благосостояния людей. Но он должен достигаться коммунистическим способом: общество по мере своего экономического развития должно все в большей степени брать на себя обеспечение материальных нужд людей. Такой подход позволял бы расширить возможности обеспечения личных материальных потребностей без пробуждения в людях алчности и духа собственничества. При этом становился бы еще более ощутимым смысл труда на общее благо. Сталин, говоря о необходимости повышения материальной обеспеченности людей, подчеркивал, что оно должно достигаться “особенно путем дальнейшего снижения цен на предметы массового потребления”. И это были не абстрактные теоретизирования, а реальный курс.
В “перестроечное” время такой курс был назван грубым попранием закона товарно-денежных отношений, насилием над “нормальным” (то бишь рыночным) ценообразованием. Подобное обвинение абсолютно некорректно, поскольку предлагает подходить к экономике социализма коммунистического типа с мерками капитализма. А ведь у них совершенно разные ориентиры. Капиталистическая экономика ориентирована на извлечение прибыли и, действительно, по самой своей природе она рыночная. А социалистическая экономика коммунистического типа ориентирована на удовлетворение материальных нужд общества и обеспечение условий для развития человека (Сталин называл это основным законом социализма). Рыночные механизмы могут использоваться на определенном этапе социалистического строительства, но они ни в коей мере не являются органически присущими экономике такого типа.
Кроме того, чтобы в условиях роста материального потребления сохранить приоритетное значение духовных богатств, было необходимо сделать духовное развитие людей не просто одной из важнейших, как было прежде, а первостепенной государственной задачей. На словах так оно и было. Но в том образе коммунизма, который создал уже Хрущев, упор делался на принцип распределения “каждому по потребностям”, а основное внимание уделялось чисто экономическим задачам.
Соответственно, и рассуждая о коммунистическом отношении к труду, идеологи партии теперь говорили главным образом не о повышении духовного наполнения труда, а о повышении его производительности.