Журнал «Приключения, Фантастика» 1 ' 96
Шрифт:
Внутри было темно. В маленькой комнате с полукруглыми сводами в мутных тиглях рычало белое острое пламя, играя четкими геометрическими тенями по стенам. Все остальное тонуло во тьме. Пахло серой и еще чем-то — очень неприятно.
На первый взгляд комната казалась необитаемой. Каскет так и решил. Он неспешно вошел внутрь и подошел к выступившему из тьмы столу, заваленному свитками, заставленному пустыми ретортами, засыпанному шкурками неизвестных животных и птичьими черепами, заляпанному разноцветными кляксами от едких кислот и пахучих жидкостей. Камень тоже был здесь, по соседству с рыжим огарком свечи и двумя
— Вор!
Каскет оглянулся. Из темного угла с лежанки, которую трудно было заметить с первого взгляда, смотрел на него пустыми белыми глазами старик со спутанной бородой и в балахоне, испещренном таинственными символами. Некоторое время они молчали, глядя друг на друга.
— Тайна жизни, — наконец произнес старик, продолжая неподвижно смотреть на Каскета. — Никому не удавалось постичь ее, разве только древним. Но они мертвы. Ты вор.
— Не буду отрицать, — с поклоном произнес Каскет.
— Да падет на тебя столбняк до тех пор, пока не скроется за тучами лик луны, — молвил маг, и на Каскета пал столбняк. Он застыл на месте, не моргая и не двигаясь. Только глаза его обежали всю комнату и вновь остановились на старике.
Голова колдуна упала на подушки. Он устало закрыл глаза и прошептал.
— Неистовые деяния моей жизни не дают мне спокойно уйти в другой мир. Довлея надо мной, они вынуждают оставаться здесь, пребывая в бренной оболочке тела и скорбя о прожитом. Знание тяготит меня, вор. Страшные тайны известны и подвластны мне, ибо в своем добровольном заточении я не терял времени даром, проникая за древние завесы прошлого. Ты содрогаешься, услышав мои слова.
Каскет молчал — принужденный заклятием.
— Тайна Бога, — говорил старый чернокнижник. — Что только не дали бы мне некоторые, чтобы узнать ее. Я же постиг эту тайну. Ты тоже узнаешь ее сейчас.
Луна продолжала мертвенно сиять.
— Есть условие. Узнавший тайну должен передать ее другому, иначе не покинет этот мир. Шесть лет я томлюсь на этом жестком ложе и семижды семь раз пожалел уже, что убил того последнего вора, который пришел сюда, чтобы украсть мой драгоценный опал. Моя душа давно горела бы в аду, но сколь слаще для меня котел с кипящей серой по сравнению с этим неудобным ложем. Ты воспримешь мою тайну, а я уйду, ибо устал. Ты согласен? Но ты не можешь ничего сказать, связанный заклятием.
Он хотел сказать что-то еще, но в это время тучи внезапно наползли на луну, и она перестала расточатъ свой тревожный свет. Заклятие спало с Каскета. Он выдернул свой меч. Волшебник говорил, закрываясь бессильными руками, но Каскет махнул мечом, и голова мага покатилась по полу. Из разреза не выкатилось ни единой капли крови. Голова подкатилась к столу и уставилась на Каскета ненавидящими глазами.
— Может, так тебе станет легче? — съязвил Каскет и, схватив черный опал, сунул его себе за пазуху. Голова внизу что-то пробормотала.
— Что-что? — спросил Каскет, склоняясь к ней и прикладывая ладонь к уху. — Ты что-то хочешь сказать?
На него упала тень. Он медленно поднял голову и увидел, что над ним возвышается нечто, стоящее на ногах, оканчивающихся двойными копытами. Оно было рогато и черного цвета.
— Боги Пора! — проблеял
Каскет севшим голосом.Нечто заговорило мягким, приятным голосом:
— Как ты повелишь казнить его, господин? Голова на полу что-то хрипло выкрикнула.
— Я понял, господин. — Демон поклонился. Подняв недовольную голову волшебника, он бережно положил ее рядом с беспомощно шарящим руками телом. Затем повернулся к дрожащему Каскету.
— Пойдем, — сказал он, и Каскета схватило за шиворот, головой вперед протащило в узкое окно, ободрав одежду, стремительно-мгновенно пронесло по воздуху, и в ту же секунду он обнаружил, что висит на грубом деревянном кресте, а его руки и нога крепко привязаны к перекладинам. Крест стоял как раз на опушке того самого леса, который находился недалеко от Замка Безумцев и который путники старались обходить стороной. Низкое небо было мрачно. Над стоящим в отдалении замком на фоне багрового круга луны кружили черные силуэты огромных птиц.
До Каскета донесся смех. Визу, под крестом, стоял демон, принесший его сюда.
— Если ты волшебник, — глумливо произнес он, — сойди с креста!
С этими словами демон показал Каскету черный опал, темнеющий в правой руке, и исчез.
Луну в очередной раз закрыло тучами. Пошел холодный дождь, ледяными струями окативший Каскета с головы до ног.
В лесу рычали — не по-человечески и не по-звериному. Зловещие молнии полыхали над мрачным замком.
Каскет в отчаянии задрал голову к неприветливым небесам.
— Лама савахфани! — завопил он.
Каскет висел на кресте, и в голове его проносились мысли, чистотой своей и четкостью сравнимые разве только с алгебраическими формулами:
«Холодно, если не удастся слезть с креста погибну, замерзну, веревки остановят кровообращение и тогда все конец лес рядом звери хищные хищные птицы другие тоже хищные сожрут, надо же было попасть в такую дурацкую передрягу опал пропал смотри-ка рифма дорога правда рядом, но что толку никто по ней не идет путники, путники не оставьте меня здесь холодно, холодно, холодно».
В лесу раздавались шорохи и хруст ветвей, мелькали светящиеся нехорошим вожделением глаза. Внезапно он услышал шаги. По дороге, слабо виднеющейся в темноте, торопливо двигалась фигура в капюшоне.
— Добрый человек, — взмолился Каскет с высоты своего креста, — помоги мне, и я клянусь, что отплачу тебе сполна за это доброе дело.
Человек остановился, с сомнением оглядывая высокий крест.
— Это слишком трудоемко, — сказал он хриплым голосом.
— И потом, откуда мне знать, может, ты опасный разбойник, распятый здесь за свои мерзкие преступления, и, освободив тебя, я подвергнусь большому риску?
— Клянусь тебе, — вскричал Каскет, — я мирный человек и терплю над собой надругательство исключительно за незлобивый и добродетельный нрав. Спаси меня, и будешь вознагражден.
— А может, — продолжал вслух размышлять человек, — ты закоренелый грешник, и такое времяпровождение тебе только на пользу? Тогда снять тебя с креста значит навлечь на себя твои же тяжкие грехи, а я законопослушный и искренне верующий человек.
— Добрый странник, — сказал Каскет, — поторопись, ибо я вижу, что вышел на опушку большой сируйт и ощерил свою громадную пасть. А мне очень не хотелось бы попасть туда.