Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год
Шрифт:
Не знаю, или наступающий рассвет, или какие-то странные звуки заставили меня внезапно открыть глаза. Я уселся в гамаке и начал внимательно прислушиваться и всматриваться в густую зелень, окружавшую нас, пытаясь разгадать причину шума. Но как я ни старался обнаружить что-нибудь подозрительное, мне это не удавалось.
Я окликнул спящих товарищей, мы быстро оделись и только собрались спрыгнуть на землю, как до нас донесся, правда очень-очень далекий, но совершенно ясный, треск ветвей, по-видимому, от движения какого-то крупного животного. В предвкушении удачной охоты мы молниеносно очутились на земле, освежили лица водой из наших походных фляжек, развели костер и принялись наскоро готовить завтрак. Было около одиннадцати, когда мы закончили сборы и решили направиться в глубь сельвы. Однако уже знакомый нам треск, внезапно раздавшийся совсем близко, заставил переменить решение,
Расстреляв первые обоймы, мы сделали короткую паузу, чтобы вставить новые. В гамаках мы чувствовали себя в полнейшей безопасности и поэтому были без ума от такой неслыханной удачи. Количество жертв росло с каждой минутой, наша полянка была завалена трупами, их насчитывалось уже несколько дюжин. Мы искренне потешались над глупостью кабанов: вместо того чтобы бежать отсюда или, во всяком случае, продолжать свой путь, животные все прибывали и, казалось, даже не собирались уходить. Было похоже, что они потеряли чувство самосохранения, так как безрассудно лезли под наши выстрелы. Время от времени мы вынуждены были прекращать огонь, потому что стволы ружей сильно накалялись. В эти вынужденные перерывы мы курили и весело шутили, радуясь, что не напрасно проделали такой утомительный путь. Занятно было наблюдать бессильную ярость кабанов, задиравших вверх свои уродливые рыла с огромными клыками. Мы были недосягаемы, и поэтому их злость только забавляла. Стараясь перещеголять друг друга в меткости, каждый стремился поразить жертву прямо в сердце.
Через несколько часов побоища мы вдруг с удивлением обнаружили, что наши боеприпасы подходят к концу, хотя запаслись мы ими в достаточном количестве. И нам стало предельно ясно, что если бы даже каждая пуля укладывала по два кабана, то все равно мы не смогли бы уничтожить их всех. Рассказы о неукротимом бешенстве кабанов, слышанные нами на плантации, полностью подтверждались. Все новые и новые полчища животных с налитыми кровью глазами приближались к дереву, вокруг которого были привязаны наши гамаки, и пытались перегрызть его у основания. Под их острыми клыками твердая кора превращалась в порошок. С интересом мы наблюдали за этими несметными полчищами, которые упорно, сомкнув ряды, пытались добраться до врага, укрывшегося наверху. И все же мы невольно вздрагивали, представляя себе, что бы произошло с кем-нибудь из нас, окажись он внизу...
Теперь наши выстрелы звучали намного реже, мы не расходовали ни одной пули зря. Хладнокровно прицеливаясь, старались уложить самого крупного зверя. Однако мы были бессильны охладить их пыл: места павших заступали новые животные. Яростно хрипя, с удвоенной энергией они продолжали дело своих предшественников. Кто-то из нас заметил с иронией, что из атакующих мы превратились в атакуемых, но шутка была принята без особого энтузиазма. Чувство нарастающего беспокойства овладевало нами с каждым часом все сильнее. Выстрелы почти прекратились, так как патронов осталось считанное количество.
После короткого совещания было решено набраться терпения и выждать до утра, а пока подкрепиться едой, которую, к счастью, догадались прихватить с собой. Растянувшись в гамаках, мы передавали друг другу хлеб, мясо и фляги с водой. Поев, почувствовали себя несколько спокойнее, и наше положение стало казаться даже забавным. Затем, затянувшись сигарами, рассуждали, что кабаны, конечно, скоро уйдут, как только убедятся в бесполезности своих попыток добраться до нас. А чтобы не раздражать их попусту, решили больше не делать ни одного выстрела.
Прошел час, другой. Однако количество животных не только не уменьшалось, но даже увеличивалось. Они кишели под нами подобно огромной куче чудовищных муравьев. А прекращение огня, казалось, только придало им мужества.
Наступила ночь, а с нею и новые заботы. Что предпринять? Стрелять в темноте бессмысленно, даже если бы и было чем. Один из нас вспомнил, что почти все животные боятся огня. Мы бы пошли на то, чтобы набросать вниз ветвей и устроить под своими гамаками маленький костер. Но окружавшие нас зеленые ветви были полны, жизни и ни за что не загорелись бы, а вблизи, как нарочно,
не торчало ни одной сухой. Когда же этим проклятым животным надоест их бесполезное занятие? Ведь не рассчитывают же они всерьез перегрызть дерево или свалить его? Для этого надо было бы потрудиться не один день, да и то вряд ли бы им удалось добиться успеха. Честно говоря, каждого из нас волновало другое: побыстрее довести свою неслыханную охотничью удачу до всеобщего сведения. Ведь сегодняшних трофеев хватило бы для нескольких десятков охотников. Однако положение наше в тот момент продолжало оставаться двусмысленным, поэтому мы и решили улечься спать, уверенные в том, что к утру дикие свиньи нас наверняка оставят в покое.
Проснулись мы около полуночи. Тьма была кромешная, но знакомые звуки, доносившиеся снизу, говорили о том, что осада продолжается. «Что ж, вероятно, это немногие из тех, кто еще не успел уйти!» — подумали мы. Ведь даже хорошо организованному войску нужно немало времени, чтобы построить ряды и переменить стоянку. Чего же ждать от стада каких-то глупых животных? Утром мы перебьем оставшихся, если они не успеют убраться отсюда восвояси. В то же время нас раздражала их непрерывная возня. Почему они до сих пор еще не ушли? В таком состоянии мы провели несколько часов, пока не забрезжил рассвет. Сельва, еще окутанная густыми ночными тенями, начала просыпаться, и раньше всех оповестили об этом птицы. С нетерпением ожидали мы наступления утра, чтобы осмотреть поле боя.
Первые лучи солнца, пробившиеся сквозь листву, осветили картину, при виде которой мы пришли в ужас. Движимые каким-то сверхъестественным инстинктом, неутомимые животные подрывали наше дерево, пуская в ход свои уродливые рыла и копыта. Обнажавшиеся корни они рвали мощными клыками. Но этого им казалось недостаточно, и от нетерпения они время от времени старались расшатать ствол ударами своих огромных туш. Наше дерево, от которого расходились гамаки, уже начинало вздрагивать под их ударами. Следовательно, пройдет еще какое-то время, и оно неизбежно должно будет рухнуть. О том, что произойдет тогда, мы не решались даже и думать. Нам стало не до разговоров. Надо было действовать! Каждым выстрелом мы старались уложить наиболее активных, но их место занимали другие, которые с новыми силами продолжали свое страшное наступление на наше убежище.
Мы быстро израсходовали последние заряды, а затем разрядили и пистолеты. Наступила тишина, нарушаемая лишь глухими ударами о дерево. Влажная земля намного облегчала задачу атакующих, и мы с отчаянием видели, что час их торжества недалек. Все чаще и чаще нетерпеливые животные бились о дерево, стараясь сокрушить его как можно быстрее. Мы чувствовали, что под их диким напором ствол долго не устоит. Мы наблюдали за этой дьявольской работой, словно загипнотизированные, не в силах сделать ни единого движения. Путей к бегству не было никаких, так как все пространство, какое только мог охватить взгляд, было наводнено дикими свиньями, жаждущими нашей гибели.
Нам казалось, что они выбрали нас в жертву, чтобы наказать извечную страсть человека к истреблению животных, далеко не всегда вызванную необходимостью. Расстроенное воображение представляло нас самих в виде жертв, намеченных для искупления вины человека, его замаскированного громким названием «охота» преступления перед всем животным миром. Мне припомнилась Индия, где во избежание массового истребления животных стараются потреблять меньше мяса. Что же можно было сказать в нашу пользу? Чем можно было оправдать нас, проливших столько крови лишь из пустого бахвальства? Я чувствовал, что тысячи ненавидящих глаз, окружавших нас, безмолвно обвиняют и меня в этом бессмысленном массовом убийстве. Вдруг стало понятным, что слава охотника далеко не всегда соответствует действительности. Но разве смерть моя и моих товарищей смогла бы искупить и уничтожить эту узаконенную несправедливость? Пусть нас растерзают эти тысячи разъяренных кабанов, но сможет ли наша гибель изменить что-нибудь?
Не отдавая отчета в своих действиях, под влиянием панического ужаса я повис на конце гамака, удаленном от готового упасть ствола. Раскачавшись в воздухе, я сделал невероятное усилие, рожденное отчаянием, и, оторвавшись от гамака, ухватился за ветку соседнего дерева. Перебравшись на ствол, я тем же способом достиг следующего, обнаружив в себе ловкость, присущую нашим далеким предкам. Тут же я услышал страшный треск падающего дерева и ужасающий вопль, возвещавший о трагической судьбе моих товарищей. Обхватив ствол руками, я что есть силы прижался к нему и тут же задрожал, как в ознобе.