Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год

— От дерева... Да, многое. Хотя всякая порода по-своему красива. Успех зависит не только от того, что режут, но и как...

— Например?

— Например, тот самый брелок. Пластмасса... В чем-то вы правы: работа неудачная. Не стоило резать из этого сорта такую мелкую вещь. Дело в том, что на черном дереве не видны ни годичные кольца, ни радиальные лучи. Древесина его однородна. И потому на маленькой фигурке не видна фактура, а надо резать так, чтобы подчеркивать строение древесины. Большая маска из черного дерева — другое дело.

— Почему?

— Ну, считайте это моим личным мнением или, если хотите, стилем. Видите ли, сортов черного дерева очень много — от темно-зеленого до черно-бурого. Так вот, практически черная только сердцевина. Внешние же кольца светлые. Это и позволяет в крупной работе использовать оттенки, пофантазировать, «поиграть» с деревом. Можно выгодно сочетать выпуклости и выемки, сделать, например, лицо на черном фоне, а волосы — на светлом. Тут трудно дать практический совет — все зависит от собственного понимания и... куска дерева.

— Вы-то предпочитаете черное дерево?

— Не совсем так. Я люблю с ним работать, но истинно «мое» — красное. Красной древесины много. Американскую секвойю тоже иногда называют красной. Однако лучше всего махагониевое дерево. Оно хорошо полируется, не растрескивается, не коробится. А какая фактура! Радиальные лучи узкие, на торцевом срезе едва заметны. Годичные кольца не выделяются резко, зато очень красиво подчеркивают в продольном срезе плавность линий... Дерево твердое, но хрупкое. Бывает, не под тем углом надавил — хлоп! — и расколол почти готовую вещь. Можно выкидывать.

— Вы только маски режете?

— Нет, конечно. Делаю ступки, спицы, кастаньеты, ножи для бумаги. Здесь с резьбой надо меру знать. Иногда тонкость орнамента может быть во вред практическому назначению вещи. Не правильно рассчитана рельефность украшения — и отлетит кусочек завитка орнамента: вся вещь пропала! А пыль! Забиваясь в узкие щели, она через некоторое время придаст изделию неопрятный вид...

— Ну а все же, как подбираете материал, какие используете инструменты?

— Когда работаешь с ценными породами деревьев, используешь по возможности все, до последнего кусочка. Учитываю направление волокон, наличие сучков. Определяю, где можно смело резать, а где лучше не тревожить... Конечно, хорошие инструменты — залог успеха. Я ведь слесарь в авторемонтной мастерской. Резцы вытачиваю себе сам. С деревом люблю работать с детства, но до революции это никого, кроме родных, не интересовало. А после победы народной власти требовались рабочие руки, было не до забав. Вот только в прошлом году я решился появиться со своими работами на Кафедральной. Вышел — и, оказывается, многих интересует то, что я делаю. Мне заказывают — я стараюсь. Больше двух часов на ферии не задерживаюсь — быстро раскупают.

Хлопнула входная дверь, и я увидел Хесуса. Он подошел, улыбнулся:

— Поговорили? Ну, пошли, Андрес, я тебе еще кое-что покажу. До следующей субботы, Хосе.

И снова закружилась, зашумела разноголосая ферия.

Совсем рядом раздается странный, ни на что не похожий мелодичный звон. Оглядываюсь. Продавец возле лотка позванивает в колокольчик. Самое любопытное — колокольчик глиняный!

— Что за чудеса! — восклицаю я по-русски.

— Вам нравится? — так же по-русски откликается продавец. Видя мое удивление, поясняет: — Я шесть лет учился в Москве на инженера. Сейчас дороги строю. Язык, как видите, не забываю. Я очень люблю Москву. Это город моей юности. До сих пор иногда снятся ее улицы.

— А колокольчики — неужели...

— Это наше, старинное кубинское ремесло. Я занимаюсь лепкой с удовольствием. Конечно, как и в каждом ремесле, здесь есть секреты. Например, нужно найти особую глину. Но самое трудное — обжиг. Недодержишь — звона не будет, глухой удар, тусклый. Передержишь — лопнет при обжиге. Извините, покупательница ждет.

Появился Хесус и с возгласом: «Куда же ты пропал?!» — ухватил меня за рукав.

— Подожди, Хесус, очень интересный человек...

— Поговоришь с ним через неделю. Тут аукцион начинается!

— Какой?

— Увидишь.

Солнце уже скрылось за домами, но небо пока светлое, бездонно-голубое. С моря потянул ветерок — легкий, пряный и даже будто солоноватый на вкус. И еще пахло горячим асфальтом, нагретой древесиной, бананами и цветами дерева с пышным названием — «волшебница ночи». Захотелось хоть на секунду вырваться из этого круговорота красок, лиц, голосов, остановить мгновение и полюбоваться, как на Гавану нисходят сумерки. Но мой спутник уже втискивается в толпу оживленно жестикулирующих людей. Здесь продают картины кубинских художников на африканские темы. Вокруг переговариваются, спорят, обсуждают. Цены растут, распродажа идет быстро. Незаметно пролетел час. Вот и последнюю картину уносит рослый мужчина. Видно, очень доволен. Рядом с ним, держась за штанину, семенит дочка-кроха, может быть, впервые в жизни приобщающаяся к искусству.

Вечером меня ждет работа, и я прощаюсь с Хесусом.

— Может, останешься? Сейчас ансамбль будет играть, потанцуем...

— Нет, Хесус. Меня уже ноги не держат...

У самого выхода с площади, возле устья той улочки, по которой я несколько часов назад вошел в ферию феерию, стоял лоток. До продавца оставалось шагов двадцать, и в темнеющем воздухе я не мог разобрать, что же там такое. «Фантастика какая-то», — подумалось. Над лотком висели светящиеся шары. Штук пять, все разных размеров. Свет был рассеянный, тускловатый. Подходя ближе, я споткнулся.

— Осторожнее! — крикнул продавец.

— Побольше бы таких лотков, как ваш, и ферия могла бы продолжаться до утра,— пошутил я.

— Да, когда стемнеет, мой товар самый заметный.

Я взял шар в руки. Это был светильник из соломки, внизу — небольшое отверстие, чтобы вставлять лампочку. Соломинки переплетены так плотно, так хитроумно, что материал похож на ткань из толстых ниток. И никаких распорок, никакого каркаса. Словно фантастический плод светился в моих руках.

— Ловко сделано! — Продавец застенчиво улыбается.— А что вы еще делаете?

— Корзиночки, вазы... Но в основном светильники. Они пользуются большим спросом. Купите?

— А удлиненной формы можно?

— Тогда в следующую субботу приходите, сделаю.

— Приду,— сказал я.— Обязательно приду...

В дверях «Бодегита дель медио» юно ша перебирал струны гитары. Было совсем уже темно, только высоко-высоко светились розовые облака. В дальнем углу сидел Умберто и что-то рассказывал очаровательной худенькой девушке. Я подошел.

— Извини, Умберто. Тебе, кажется, пришлось немного подождать?

— Ну что ты! — Он широко улыбнулся. — Я сам недавно пришел. Пойдем, покажу ферию. Там сейчас музыка будет, весело. Самое интересное...

— Давай отложим на недельку, — сказал я. И подумал: «Как жаль, ведь ждать придется целую неделю. Целых семь дней...»

Гавана — Москва А. Костин

Дважды один рейс