Журнал «Вокруг Света» №01 за 1985 год
Шрифт:
Как нам выделить существо, отмеченное, как говорили мои предки, печатью аллаха или, как говорили ваши предки, искрой божьей? Как?
Я пожал плечами. Вопрос не новый, тысячу раз обсуждавшийся — и так до конца не решенный. И все же ответил:
— Есть какие-то ведь определенные критерии. Тест Крамера. Уровень креативности. Мейзтест. Психометрия...
— Ах, оставьте, пожалуйста, Алексей. Выявлять разум этими тестами все равно что с помощью термометра определять, жив пациент или уже остыл. Мы можем только сказать, явно разумен ли объект или явно лишен способности мыслить. Но формы мышления могут и не походить на человеческие. И пока они-то и остаются вне нашего понимания,
— Где же, интересно, вы прикажете взять детектор разума? Уж не его ли вы собирались продемонстрировать на Мегере, профессор?
Набиль Саади не обиделся. Напротив, вся плотная, не атлетическая, но и не расплывшаяся его фигура в свободно ниспадающей рубахе-дишдаше, выражала удовлетворение и расслабленность.
— Вы молодец, Алексей,— похвалил Саади,— чувствуется, мастер слова. «Детектор разума»...— будто пробуя слова на вкус, повторил он.— А мои помощники ничего лучшего аббревиатуры не предложили. С вашего позволения, я переименую прибор.
— Переименовывайте,— разрешил я с халифской щедростью.— Но, как крестный, могу узнать, в чем состоит его принцип работы? Если не секрет, конечно.
— Какие секреты, Алексей! — всплеснул руками Саади.— Мой прибор окрестили на Земле «полевым психоиндикатором». Этот аппарат не похож на привычные психометры. Теперь слушай внимательно. Высшая нервная деятельность на уровне мышления сопровождается биоритмами — от наиболее отчетливых альфа-, бета- и гамма- до почти неуловимых сигма- и тау-ритмов. Перемежаясь, ритмы создают сочетание, которое образно можно назвать волной разума. Ее-то и «пеленгует» мой прибор, который, замечу, пока несовершенен. Он фиксирует ритмы на небольшом расстоянии от источника и, возможно, небезотказен в экстремальных условиях. Собственно, мой аппарат даже не испытан как положено. Официально он просто не существует.
— Выходит, проблема, о которой мы говорили, решена? — Я недоверчиво покосился на профессора.— Или близка к разрешению?
— Если бы. Прибор сделан по человеческим меркам за неимением других. Разве можно поручиться, что у инопланетного разума будут те же психоритмы, что у нас?
— Думаете, ваш прибор нам может пригодиться?
— Если мозг человека в самом деле принимал излучения мегерианского разума — а я не знаю, чем еще объяснить видения у Феликса и Аниты — мир с ними! — то мой детектор разума эти биоритмы должен зарегистрировать.
«Молчание детектора ничего не докажет и не опровергнет мою чудовищную версию»,— пронеслось в голове. Я разочарованно вздохнул. Какой поворот начал было вырисовываться! Детектор разума — ключ к тайне исчезновения людей на Мегере. Надежды на прибор Саади, судя по всему, слабые.
— Что ж, отлично, испытаем ваш психоиндикатор,— без особого энтузиазма поддержал я профессора.— Но пора поговорить о людях. Тех, что были с вами, Абу-Фейсал. Мне надо знать, чем жила Тринадцатая гиперкосмическая. Представить обстановку на корабле и форстанции. Выяснить, что за люди, что за характеры были в экспедиции.
— Боюсь, обо мне вам придется расспросить кого-то другого, а что касается пяти моих товарищей — я к вашим услугам. Правда, прошло уже столько лет... Ну да постараюсь вспомнить. С кого начнем, сайд Санкин?
— Расскажите мне для начала... об Альберто Тоцци.
На планете, прокаленной шквальным желтым излучением, единственными живыми созданиями были «бронированные» конусные мутанты, у которых ни глаз, ни ушей, лишь рудиментарные матовые костяные пластины прикрывали отверстия в панцире, словно защищая примитивный мозг от какой-либо информации. На целый сезон конусы-броненосцы стали хозяевами Мегеры. Они бродили повсюду, не ведая опасности. Но что-то им подсказывало: надо избегать старых, безжизненных котлованов озер, пусть даже простерилизованных радиацией. Впрочем, радиация начинала ослабевать.
Продолжение следует
Инти Райми
Испанские завоеватели Южной Америки веками пытались вырвать из душ индейцев всякую память о былом. Тому были свои причины: завоевателям нужны были лишь покорные рабы, лишенные своего прошлого, католические же патеры все, что связано с язычеством, с древними богами и святынями, считали крайне греховным. А прошлое этих земель — империи инков, лежавшей на территории нынешних Перу, Боливии, Эквадора,— было величественно.
Инки строили из огромных каменных глыб крепости и храмы, прокладывали дороги, сооружали мосты. Стены зданий «завалены» были немного внутрь. И в этом был точный расчет древних строителей — сооружения устояли при частых в Андах землетрясениях. Тогда как построенные надежно и капитально — по европейским меркам — пышные испанские дворцы и соборы здесь не выдерживали единоборства с подземной стихией, обращались в развалины. А инкские сооружения — в Куско, Писко, горная крепость Мачу-Пикчу — нерушимо высятся и в наши дни.
Выдержала тяготы и испытания столетий память потомков инков — сегодняшних индейцев кечуа и аймара. Сначала казалось, что они покорились, забыли свою историю: стали носить испанские имена и ходить в церковь.
Но индейский мастер, изображая мадонну, придавал ей черты Пачамамы, инкской Матери-Земли. Сохранился и язык кечуа, и костюмы — их до сих пор носят в деревне, сохранились имена владык-инков. И — легенды о древнем государстве.
...Конечно же, империю инков трудно назвать «раем земным»: строго регламентированные законы общества предписывали, кому и как жениться, где жить, чем заниматься — всю жизнь.
Все работали, и всем была пища. А главное — страна была своею, не правили в ней иноземцы. И история инков, переходя из уст в уста, от отца к сыну, окружалась радужным ореолом; день позавчерашний представлялся в памяти народа «золотым веком».
В наши дни интерес к инкскому прошлому усилился, язык кечуа объявлен вторым официальным языком Перу. Возрождаются древние праздники.
Ежегодно в дни зимнего солнцестояния в перуанском городе Куско, столице инков, проходят торжества. Длятся они неделю, потому и называются «Неделей Куско». Со всей страны на праздник съезжаются зрители и участники. Из окрестных деревень ремесленники-индейцы приносят на ярмарку свои изделия: фетровые шляпы, пончо, статуэтки. Здесь же дары земли: картофель и кукуруза, как известно, именно отсюда распространились по всему миру. Грудами высится черный, белый, розовый, фиолетовый картофель, золотые, красные, белые початки кукурузы.
Каждый округ посылает на празднество свою фольклорную группу, и под печальное пение тростниковых свирелей ходят кругами танцоры. Именно «ходят», потому что танцы кечуа медленны и меланхоличны.
А в древней крепости Саксайуман устраивают театрализованное представление «Инти Райми» — «Праздник Солнца»: в нем участвуют и профессиональные артисты. Массовые сцены отданы самодеятельным коллективам.
И оживают перед зрителями картины прошлого. Появляется Верховный Инка (его выход изображен на снимке). Он поклоняется Солнцу, благодарит за урожай прошедшего года, просит обилия земных плодов в будущем.