Журнал «Вокруг Света» №02 за 1970 год
Шрифт:
— Справа в хвосте истребитель! — кричит Николай.
Все становится на свои места. Добыто еще одно сведение о противнике — на этом участке фронта появились ночные истребители. Раньше их не было. Значит, наша ночная авиация здорово досаждает противнику!
Николай посылает пристрелочную очередь. Нет, они не свернут. Они не упустят легкую победу. Наши летчики знают приказ Геринга: за каждый сбитый ПО-2 — рыцарский крест! Нет, они не свернут.
Штурман отстреливается от истребителя, но ослепительный свет мешает ему вести прицельный огонь.
Уже почти теряя надежду вырваться из огненного плена, тяну штурвал на себя и одновременно нажимаю правую педаль. В какой-то замысловатой
Лучи прожекторов шарят уже выше нас. Чтобы вновь не попасть в их коварный свет, продолжаю резко снижаться. На какой-то миг замечаю выше впереди темный силуэт, задираю нос самолета и нажимаю гашетки РСов (1 PC — реактивный снаряд.). Истребитель шарахается в сторону и пропадает в ночи...
В эту ночь погиб Борис Обещенко. Это его самолет серебряным светлячком метался в лучах прожекторов, это к нему мы спешили на помощь.
...Проводив нас, Борис вернулся в землянку КП, где пахло дымком и свежескошенным сеном, где у полевых телефонов сидела Тося.
Сюда, на КП, пришла шифрограмма с приказанием заснять вражеский аэродром у Бобруйска. Командир полка прочел ее и молча передал Борису.
Он мог не лететь. На сегодня его экипажу предоставили отдых. Но в полку не было лучших мастеров фоторазведки, чем экипаж Обещенко — Зотов. И на вопросительный взгляд командира Борис лишь молча наклонил голову, надвинул шлем...
— Я — Луна. Слушаю вас, я — Луна, — улыбается Тося. — Двадцать первый, вас просит тринадцатый. Соединяю. Я — Луна...
Самолет, загруженный только фотобомбами, легко набирает высоту, подминая под крылья темноту ночи. Ровно гудит движок. Голубые веселые зайчики выхлопа заглядывают в кабину и временами освещают склоненное лицо штурмана.
— Считаешь? — интересуется Борис.
— Уже рассчитал, — отвечает Зотов. — Боевая высота — тысяча пятьсот метров. Курс — триста градусов. Пройдем под углом к посадочной полосе.
Медленно текут минуты полета. Медленно «скребет» самолет высоту.
Внизу едва заметный свинцовый блеск. По нему угадывается река. Борис поворачивает к реке. Где-то на другом берегу Бобруйск. За ним вражеский аэродром — цель. Борис прибирает обороты двигателя. Теперь его рев сменяется негромким бормотанием. Николай Зотов приник к прицелу.
— Десяток градусов влево! Так держать!
Борис смотрит только на приборы. Внизу, в чернильной темноте, растворен город. На звук мотора поворачиваются «уши» звукоуловителей, и расчеты фашистских зенитчиков лихорадочно высчитывают скорость, высоту, дистанцию... Надо успеть.
Вспышки фотобомб следуют одна за другой — серией. Борису даже кажется, что он ощущает щелчки затвора фотоаппарата — так натянуты нервы.
А земля уже изрыгает огонь зениток, вспыхивают лучи прожекторов. Борис увеличивает скорость и со снижением уходит на запад, во вражеский тыл, чтобы сбить с толку противника. Маневр удался. Прожекторные лучи шарят на востоке в пустынном небе. Туда же направлен заградительный огонь.
— Повторим заход с обратным курсом, — предлагает Борис. — Для гарантии.
— Снимки должны получиться, Борис, — отвечает Зотов,.
— И все же надо повторить! Завтра пойдут сюда штурмовики и истребители. И эти снимки спасут не одну жизнь!
Вновь огненные хлысты пулеметных очередей хлещут небо. Прожекторы мечутся из стороны в сторону — и вдруг один натыкается на самолет, к нему присоединяются другие...
В ослепительном свете прожекторов Борис теряет чувство самолета — то особое чувство, когда летчик ощущает самолет как продолжение своего тела. Даже перед нацеленным объективом фотоаппарата каждый человек чувствует себя
скованным и будто деревенеет. В мертвящем свете прожектора к этому, но значительно усиленному, ощущению прибавляется еще одно — летчик чувствует себя будто обнаженным, выставленным всей земле на обозрение. Считанные секунды полета превращаются тогда в часы. В такие минуты, чтобы вернуться в реальный мир, необходим контакт с человеком. Любое слово восстанавливает утерянное равновесие.— Вот гады! — кричит Борис. — Засветят нам пленку!
— Не засветят! — смеется Зотов. — Зато вся оборона как на ладошке! Снимаю, Борис!
— Давай!
— Порядок! Можешь отворачивать!
Борис молчит. Самолет идет по прямой, медленно теряя высоту.
Остаются позади лучи прожекторов, стихает огонь зениток...
На какие-то секунды запоздала наша случайная атака. Плексигласовый козырек кабины штурмана покрывается темными пятнами...
— Борис!
Самолет идет со снижением. Николай Зотов берется за штурвал в своей кабине, чтобы вести самолет, и ощущает на нем непомерную тяжесть...
— Борис!
Встречный поток воздуха размазывает по козырьку темные пятна в полосы. Они струятся к краям козырька, и ветер забрасывает капли в кабину Зотова. Штурман ощущает на губах солоноватый вкус крови...
Он мог не лететь...
2
День и ночь идет подготовка к наступлению. Каждую ночь полк получает боевое задание. Через Днепр — единственный железнодорожный мост, занятый фашистами. По нему подвозят войска, технику, боеприпасы. Узкий плацдарм на левом берегу Днепра острым клином вошел в линию фронта на стыке двух наших армий и не на шутку беспокоит командующего фронтом генерала Рокоссовского: ударят фашисты в тыл нашим войскам — и сорвут намеченное наступление. Для ликвидации плацдарма необходимо уничтожить мост.
От моста поднимается стена заградительного огня. Самолеты прорываются сквозь нее, сбрасывают бомбы, а мост стоит нерушим, и по нему идут эшелоны.
Полк теряет экипажи, самолеты, а мост цел. Бомбы лихо проходят в просветы между металлическими фермами, либо вырывают небольшие куски балок; саперы противника тут же наваривают новые фермы — и по мосту вновь идут эшелоны.
Уничтожить мост во что бы то ни стало! Это приказ фронта.
...Неизвестно у кого, у Николая Нетужилова или у штурмана эскадрильи Владимира Семаго, с которым он сегодня летит, родился этот простой и донельзя дерзкий план. До выполнения его необходимо держать в тайне. Командир полка, хоть он не менее других заинтересован в уничтожении моста (к тому же его поминутно теребят из штаба дивизии), узнав о замысле летчиков, наверняка запретит операцию — она слишком рискованна для экипажа. Поэтому лишь после того, как оружейники, подвесив бомбы к самолету, ушли, Семаго сам переставляет взрыватели на замедленное действие, а Нетужилов скрепляет бомбы между собой припасенным стальным тросом.
От КП в небо взвивается зеленая ракета — сигнал к вылету. Самолеты один за другим уходят к злополучному мосту.
Для выполнения задуманной операции Нетужилову надо снизиться до предела и пройти точно над полотном дороги. Тогда бомбы, связанные тросом, не проскользнут в просвет между фермами — и общий взрыв разрушит мост.
Самолет подходит к цели.
— Готов, Володя?
— Готов!
— За Бориса?
— За Бориса!
Нетужилов отваливает в сторону от боевого курса и начинает круто планировать, направляя нос самолета вдоль железной дороги. Навстречу желтыми брызгами летят светлячки. Встреча с одним из них достаточна для того, чтобы самолет превратился в обломки. Но до крови закушена губа, до предела натянуты нервы, а глаза видят только мост. Только мост!